Любовь с никотином

— Боже, чувак, какого хрена у тебя делает эта доисторическая фигня? Дейдара выглянул из-за угла кухни, хмурясь, пока Обито вытаскивал пластинку из конверта, и пожал плечами, когда тот поднял на него взгляд. — Куроцучи нравится Элвис. Фыркнув, Учиха отвернулся, приподнял иглу проигрывателя и поставил пластинку. Он щелкнул выключателем и аккуратно вернул иглу на место. Сначала не было слышно ничего, кроме шума. Затем комнату наполнили звуки гитары и барабанов. Элвис пел нежно и неспешно. Обито обернулся через плечо и улыбнулся Дейдаре. «Красивый», подумал Тсукури. Обито стоял в угасавшем свете заката, красные, розовые и оранжевые лучи, проникавшие через окно, золотом окрашивали комнату. Солнце медленно скрывалось за горизонтом. Горло сжалось, пальцы вцепились в стену, на которую он опирался. Из-за которой наблюдал за происходящим. «… спешат только дураки. Но я не могу перестать влюбляться в тебя.» Запрокинув голову, Учиха покачивался из стороны в сторону, словно сливаясь с ритмом музыки. — Не так уж и плохо. Слащаво пипец, но неплохо. Дейдара зарделся и прочистил горло. — Да, слащаво пипец, — сказал он и проворно нырнул обратно на кухню, где шкварчал на плите ужин. Но песня преследовала его и там. Он помешивал содержимое сковороды, усердно стараясь не думать о Обито, стоявшем посреди его гостиной, о Учихе и его рубашке, все еще расстегнутой из-за жара, который прежде заставил их рухнуть на диван в стремлении прикоснуться, попробовать, почувствовать. Он старался не думать о губах Обито напротив его собственных и о том, что они делают с его мыслями, оставляя его бездумным оголенным нервом с сердцем, бьющимся только для того, чтобы он вновь мог почувствовать прикосновения. Тсукури хмуро посмотрел на жаркое. Спустя мгновение Учиха прижался к нему сзади, скользя ладонями вниз по плечам, запястьям, кистям. Он все еще покачивался и тихо напевал, уткнувшись носом в местечко за ухом Дейдары. — Так возьми мою руку, — не то пропел, не то пробормотал Обито, переплетая их пальцы, и увел блондина подальше от плиты. — Возьми и всю мою жизнь. Тсукури закрыл глаза и медленно вдохнул, стискивая зубы. — Оби… — Ведь я не могу, — прошептал Учиха и прижал руки Дейдары к своей груди, а затем обнял его и пристроил подбородок ему на плечо. — Не могу перестать влюбляться в тебя. — Не надо, папа может войти в любой момент, Обито — шептал, просил, умолял Тсукури. — Да ладно, Дейдара, потанцуй со мной. Он оттолкнул голубоглазого от себя, кружа его в танце. Тот метнул неодобрительный взгляд в его сторону. Носки скользили по плитке, и Тсукури был беспомощен перед сильными руками, притягивавшими его ближе. Учиха переместил руку ему на бедро, в другой стиснул ладонь. Он покачивался из стороны в сторону, и прижатый к его груди раскрасневшийся Дейдара покачивался вместе с ним. Рука сжимала плечо Тсукури. И при одном лишь взгляде на его улыбку, на смешливые морщинки вокруг глаз, слова комом застряли у него в горле. Учиха подался вперед и прижался своим лбом к его, все еще мурлыкая себе под нос. Блондин задержал дыхание, он смотрел прямо перед собой, но ничего, кроме Обито не видел, не мог думать ни о чем, кроме него. — Ужин сгорит, — пробормотал он дрожащим голосом. — Плевать на ужин, — сказал Обито. — Я не ради него сюда пришел. Худые пальцы Дейдары вцепились в тонкую ткань футболки Учихи. — И ради чего же ты сюда пришел? — Ради тебя, — сказал Обито, целуя его в уголок губ, в щеку и в подбородок. Тсукури вздрогнул, закрыл глаза и подался навстречу объятиям. — Обито, — повторил он, вновь пытаясь помешать ему пересечь точку невозврата. — Тише, красавчик, — сказал Учиха, скользя ранее покоившейся на бедре рукой вверх по талии, прижимаясь ближе. И тело Дейдары запело. «Так возьми мою руку. Возьми и всю мою жизнь. Ведь я не могу перестать влюбляться в тебя.»