***
У Му Цина даже не было времени, чтобы разозлиться на то, что его лишили возможности отдохнуть в свой собственный выходной. Бармен кажется ему чем-то смешным и нелепым, как клоун на поминках. В принципе, им он и является — веселый черт на похоронах печени и здравого рассудка, одной рукой разливающий эфирное счастье по стопкам. Временной клубок недели слишком путается и душит Му Цина, который тонет и задыхается в пучине этих нитей, не понимая, какой сейчас день. — До завтра, — по привычке говорит Му Цин, выходя из офиса. Девочка на стойке регистрации, кажется, ее зовут Лин Вэнь удивленно смотрит на него. — Сюаньчжень, завтра суббота. Даже если ты хочешь поработать завтра, то офис тебе никто не откроет. Му Цин взмахивает рукой и закатывает глаза. — Тогда до понедельника, — прощается он и выходит на улицу. Крыши небоскребов прорывают сумрачное небо, заставляя его плакать холодными слезами. Дождь усиливается, когда Сюаньчжень пытается поджечь сигарету, прикрывая ее ладонью. Ноги сами ведут по грешному маршруту, извивающемуся зеленой змеей с раскрытой пастью, истекающей ядом. Мутная жидкость с клыков капает в шот, растворяя стекло, а потом и прожигая деревянную столешницу. Му Цин встряхивает головой, прогоняя от себя видение и понимает, что он больше не на улице, а вновь сидит за барной стойкой злополучного бара. Напротив него шут гороховый, со смуглой кожей, отливающей бронзой в теплом свете ламп. Для пятницы здесь слишком малолюдно: официанты натирают свободные столики — маленькие айсберги в океане разгулья. — Пиво, пожалуйста, — просит Му Цин, глядя в глаза бармену. На губах растягивается ядовитая улыбка. Фэн Синь узнает гостя по одной лишь копне белоснежных волос и странному холодку, пробирающему до костей. — За счет заведения, — бокал мягко опускается перед Сюаньчженем, — наверное, я вынужден извиниться за прошлый раз, когда выгнал тебя. Могу узнать твое имя? — Му Цин, — ледяная красавица обзаводится именем, переставая быть снежной королевой. Кажется, Фэн Синь где-то уже видел подобное слово. Он вспоминает кучу баночек косметики на туалетном столике бывшей, которые пизанской (пизданской, поправляет Наньян) башней грозились рухнуть. — Улиткина слюнка, — смешок срывается с губ быстрее, чем Фэн Синь успевает остановить свой проклятый язык. В него чуть не выплескивается жидкий хмель, но пиво слишком уж хорошо и его так жалко тратить на таких идиотов, как этот бармен. — Чего?! Ты меня харчком назвал? –темные глаза закатываются, обнажая голубоватый белок глаз. — Ну, эта, хернюшка, из которой делают всякие бабские крема, — объясняет бармен, — муцин, одно слово. Господи, — думает Сюаньчжень, — какой же он идиот. Но почему-то от этого дико смешно, хотя, конечно, хочется дать в морду. — Ебаный анекдот, — слезинки смеха повисают на черном рукаве рубашки, превращаясь в мокрые пятна, пока Фэн Синя трясет от смеха. Пол усыпают стекол осколки, отражая в себе кислотные завихрения бутылок. Шедевр абстракционизма, написанный двумя парами рук, дополняется алыми брызгами крови, когда Фэн Синь особо громко хлюпает разбитым носом. Му Цин мрачно сверлит его взглядом, прикладывая фужер со льдом к скуле, на которой художник-дилетант нарисовал фиолетовый синяк. На мгновение Наньян любуется картиной: изящный мужчина держит за ножку сферу, доверху засыпанную льдом. Потери минимальны: пара разбитых стаканов, которые легкой рукой списываются в утиль, разбитый, для красивого счету, нос и фингал на лице. Му Цин отнимает от лица лед и тянется к своему недопитому пиву, второй рукой протягивая бармену холодную емкость. — Приложи, полегче станет, — внезапная забота после короткой драки ранит, но Наньян послушно прикладывает лед к носу и недовольно шипит. Эта драка только распаляет их, привязывая к этому месту. Спустя несколько часов Сюаньчжень уходит, но возвращается вечером следующего дня, собираясь топить уходящую молодость в горьком пиве и терпком вине. — Мне как вчера, — говорит Му Цин, — только без фигнала, пожалуйста. Фэн Синь честно рад его видеть, поэтому в первую очередь выполняет заказ, но потом отвлекается на вереницу шотов: поджечь, взболтать, смешать и повторить. Бутылки мелькают в ловких руках, словно шарики в руках жонглера. — Итак, Му Цин, чем ты занимаешься? — перед Сюаньчженем появляется бармен, словно джинн из бутылки. — С чего такой интерес к моей персоне? — Ты знал, что многие люди приходят в бар поговорить с незнакомыми людьми? Типа как к психологу, выговориться единоразово, потому что на следующий день это все забудется, — пожимает плечами Наньян. — Не думаю, что я из таких людей, — прохладно отвечает Му Цин, неосознанно касаясь синяка. Фэн Синь следом тычет в место удара пальцем и сразу же отдергивает руку. — Мудак, — ворчит Му Цин. Алкоголь ударяет в голову, превращая четкий ряд мыслей в химический раствор, проедающий себе путь наружу через поток слов. Он зачем-то начинает рассказывать о себе, жалуясь на коллег, которые бесят его. — Какой твой натуральный цвет волос? — внезапно интересуется бармен. — Черный, — глаза сами закатываются к потолку. Наньян заводит счетчик закатываний глаз, который спустя несколько минут стремится к бесконечности.***
Му Цин стандартно заходит в бар пару раз в неделю, оставляя щедрые чаевые. Пьяно хихикая, он перегибается через стойку, запихивая крупную купюру в нагрудный кармашек жилета. Фэн Синь из вежливости отказывается, на что получает строгий взгляд. — У меня еще много, — авторитетно заявляет Сюаньчжень и следом запихивает еще одну купюру. Сам бармен не бедствует: зарплаты здесь выше среднего и щедрые подарки гостей, смятые купюры, которые будут разыскиваться на следующее утро. Но эта нелепая попытка в благодарность… умиляет? Они считают друг друга странными друзьями, пару раз пересекаясь вне работы, обменявшись номерами телефонов. Странный ледяной человек привлекает, не смотря на все попытки оттолкнуть. Му Цин резкий, холодный и отстраненный, но это привлекает Фэн Синя, не в романтическом плане: он не рассматривает Сюаньчженя как любовника. Тем не менее, общение с ним приятно, пусть и не без проблем. Периодически пальцы впиваются между ребер, оставляя болящие следы, когда они сцепляются друг с другом. Му Цин бьет сильно, срываясь на ни в чем не виноватом Фэн Сине, вымещает все свое раздражение и обиду на весь мир, который сжимается до одной назойливой точки. После он извиняется и спешно покидает бар, не появляясь там пару недель. Он возвращается мертвенно бледным и ободранным, что аж сердце сжимается при одном только взгляде. — Привет, — осторожно здоровается бармен. Му Цин лишь кивает головой. Белоснежные волосы, обычно убранные в высокий хвост, сейчас распущены и падают на лицо. Фэн Синь замечает пару колтунов на кончиках и тянется их распутать. Волосы на удивление мягкие для того, кто из черного перекрашивается в белый. Наньян перебирает волоски в руках, пока его не прошибает осознание. Му Цин седой. Рука дергается, и Му Цин выходит из оцепенения, отодвигаясь. Под глазами залегли глубокие синяки, а руки дрожат, когда он вытаскивает из кошелька деньги. — Виски, — голос хриплый и сухой, словно осенний лист, ломающийся под тяжелой подошвой ботинка. — Что-то случилось? — Фэн Синь реально беспокоится за своего гостя, потому что до ужаса привык к нему. Пусть они случайные знакомые в этом море тел, которые толком не знают друг друга. И, возможно, потеряют друг друга через некоторое время. А может, это случайное знакомство перерастет во что-то большее? Никто этого не знает. На этот вопрос не может ответить даже хрустальный шар, стоящий в кабинете гадалки по соседству. Сюаньчжень отрицательно качает головой и вцепляется в стакан так, что он сейчас лопнет. Растопленный янтарь оседает в желудке огненной саламандрой, обжигая, но не грея. В баре, на удивление, слишком много народу. Они все толпятся вокруг стойки, не желая садиться за столики. Фэн Синь скользит вдоль столешницы, едва успевая разливать напитки. Он не забывает поглядывать в сторону Му Цина, который сидит с таким несчастным и потерянным видом, что в пору гроб заказывать. На удачу Фэн Синь выходит в зал, когда Сюаньчжень грациозно соскальзывает со стула и летит на пол. Посетители слишком привыкли к пьяным дебошам и падающим телам, что просто не обращают внимания. Наньян ловит его, аккуратно придерживая голову. — Эй, ты чего? –хлопок по щеке приводит в чувство, а опыт и чуйка говорят, что это не от алкоголя, — а ну пойдем. Бармен заводит его за барную стойку и усаживает на пол, так как стула здесь не предусмотрено. Остаток вечера тянется слишком долго, слишком много людей, слишком много шума, слишком больно. Му Цин все это время послушно сидит на полу, глядя перед собой. Острые коготки переживаний раздирают душу, заставляя захлебываться собственным бессилием. Его в чувство приводит хлопок двери, которую запирает бармен. Он мягко опускается на колени рядом с Му Цином и отводит его руки от лица. Рукав рубашки задирается, обнажая кривой шрам на запястье. Воспаленные глаза смотрят затравленно и дико, словно не узнавая человека перед ним. Слезы успели засохнуть, превращаясь в соленые дорожки на впалых щеках. — Му Цин, что случилось? — бармен старается спрашивать как можно мягче, — расскажи мне. Ответом ему служит молчание, злое и тяжелое, нависающее над ними двумя свинцовым потолком. Фэн Синь не настаивает на разговоре, но продолжает сидеть рядом и держать ледяную руку, чувствуя пульс. Тишину прерывает хлюпанье носом. Му Цин вытирает второй рукой нос и опять поднимает взгляд на бармена. А потом говорит, говорит, говорит. Выплевывает все, что накопилось, все, что случилось за последнее время. Его речь невнятная из-за постоянного заикания, но, тем не менее, смысл Фэн Синь улавливает. — П-пару дней н-назад она ум-м-мер… — закончить фразу сил не хватает, но Наньян все прекрасно понимает: последний человек, которого Сюаньчжень реально любил, умерла. Только вот не знает, что сказать, поэтому молчит, лишь нежно касается макушки, поглаживая. Му Цин прижимается ближе, цепляясь за единственный плот, что у него остался. — Пойдем, — Сюаньчженя вновь поднимают на ноги, на что он закатывает глаза. Может быть, он не в лучшем состоянии, но способен передвигаться самостоятельно. Фэн Синь заверяет, что охотно верит ему и усаживает на переднее сидение в машину, пристегивая. Параллельно он думает, зачем в это все ввязывается, но этот человек так притягивает к себе, что хочется сжать до хруста, чтобы ребра сломать, вскрыть грудную клетку и достать это хрупкое рубиновое сердце. На колени Му Цину запрыгивает кот, которого рассеяно чешут за ухом. В пепельнице тлеет горка окурков, а в самой квартире тепло и уютно, что клонит в беспокойный сон. Мужчина засыпает в мягком кресле, уронив голову на грудь. Сквозь сон слышатся какие-то шорохи, его зачем-то трогают, но глаза открывать так не хочется, не хочется возвращаться в этот тяжелый грешный мир. Он подрывается утром от осознания, что проспал работу. Тяжелое одеяло летит на пол, и Му Цин подскакивает на кровати. Он четко осознает, что засыпал в кресле. Напуганный кот летит на пол следом за одеялом и недовольно шипит. — Прости, — плечи опускаются, стоит только подумать о том, сколько проблем он причиняет окружающим. Вторая половина кровати должна была быть ровно заправлена, но Му Цин разрушил установленный порядок, когда ворочался во сне, борясь с кошмарами. Фэн Синь слышит шорох в комнате и заходит внутрь, предварительно постучавшись. — Ты куда подорвался? — На работу. И без этого проспал, — хмурый взгляд из-под бровей. — Ты никому не говорил, что у тебя случилось? — Наньян садится рядом на кровать. Ответом ему служит покачивание головой. — В любом случае, я взял трубку, потому что тебе раз десять звонила Лин Вэнь, сказал, что ты приболел. В происходящее не особо верится. Зачем он заботится обо мне, думает Сюэаньчжень, сжимая в руках чашку с горячим кофе. — Разве тебе не надо на работу? — осторожный вопрос, чтобы не мешаться. Хочется забиться в угол и умереть следом, лишь бы не мешать и не испытывать всего этого. — Бар открывается в пять, так что все в порядке, — улыбается Фэн Синь так обворожительно, что в пору поддаться очарованию. Тихую просьбу отвезти его домой пресекают на корню, окружая горькой заботой из кофе и завалявшихся в холодильнике конфет. Пытаясь отвлечься, Му Цин привязывает фантик к нитке и дразнит кота. — Прости, что вчера вывалил все на тебя, — извинение звучит слишком остро, задерживаясь где-то пером под ребрами, — мне правда некуда и не к кому больше идти. Признание в своей слабости и никчемности дается трудно. — У тебя есть я, — выходит скомкано, но искренне. Этот альтруист, сияющий каким-то непонятным божественным сиянием, правда изо всех сил старается позаботиться. А у Му Цина в груди вместо сердца камешек, пусть и драгоценный, но совершенно не греет. И он так тянется к этому свету, к этому теплу, пригреваясь, словно змея на солнце, что хочется рвать на себе волосы. Да как он может быть кому-то нужным, как он может заслуживать чего-то хорошего. А еще он боится возвращаться домой, туда, где теперь так тихо и тоскливо, где ветер не тревожит тонкие занавески и мир застыл в едином моменте времени. В этот раз они разговаривают чуть более спокойней, чем вчера, но под конец разговора плечи все равно содрогаются. — Оставайся у меня, насколько нужно. И Му Цин так благодарен, что горло сдавливает. Ему говорят чувствовать себя как дома и брать любые вещи, жрать только нечего, но в холодильнике вроде что-то валялось. Только Му Цин все равно сидит в кресле весь вечер, стараясь упорно не думать. Под конец он решительным шагом идет на кухню, пытаясь взять себя в руки и отвлечься. Он засовывает нос в холодильник и морщится, выбрасывая заплесневевший хлеб. Глаза закатываются, когда он смотрит на набор продуктов, но из-под ножа выходит вполне сносное блюдо. Му Цин живет тут еще пару дней, а потом все-таки уходит в свой родной дом, где пытается навести порядок. Рука не поднимается выкинуть старые вещи. Он выходит на работу, пытается вернуться к старой жизни. Каждый вечер Фэн Синь шлет ему сообщения с тупыми шутками, но полные беспокойства. Это приятно, поэтому Му Цин отвечает ему.***
Так проходит пара месяцев, за которые Сюаньчжень более менее приходит в себя. Пятничным вечером он заходит в бар и видит за стойкой угрюмое солнце. — Виски с колой, — хихикая, он повторяет свой первый заказ. Фэн Синь его не видит, но резко поворачивается на голос, расплываясь в широкой улыбке. Тучи сходят с его лица. — Улиткам не наливаем, — отвечает он, но заказ все-таки выполняет. Им смешно, а жизнь постепенно возвращается в старое русло, только теперь они как-то ближе друг к другу. Они сидят и болтают в какой-то кофейне за неприлично крошечным столом, постоянно сталкиваясь ногами. Им смешно, а гранатовое сердце трещит и обрастает мышечной тканью, чтобы почувствовать любовь. По субботам Му Цин задерживается до окончания работы бара, ожидая, пока бармен не уберется, чтобы разойтись по домам, пока в один день его не подхватывают под ягодицы и не усаживают на барную стойку. В таком положении Сюаньчжень выше, смотрит сверху вниз, улыбаясь теплой мягкой улыбкой. Фэн Синь стирает ее своими губами, прижимаясь в мягком поцелуе, проглатывая эту улыбку, чтобы она навсегда осталась с ним. Рука скользит между разведенных ног, пока мир замирает в этом единственном мгновении. Путь до дома Фэн Синя опять проходит в смутности, наполненной теперь уже не горем, а трепещущей радостью вкупе с ебаными бабочками в желудке, которые щекочут своими крылышками, что аж смешно становится. Наньян едва дрожащей рукой успевает повернуть ручку замка, когда Му Цин прижимается к нему, кусая куда-то в шею, потому что захлебывается в этом море ощущений и не может сдержать себя, желая получить все и сразу. Кровать выныривает перед ними из-за горизонта событий, на которую они падают, расщепляясь на атомы, проникая друг в друга. Движения холодных ладоней по горячему телу, словно протуберанцы на солнечной короне, заставляют удержаться на границе сознания, не ныряя с головой в вулкан растопленной лавы. Прикосновение влажных пальцев заставляет вздрогнуть, но с непоколебимой уверенностью опустить голову в подушку, полностью отдаваясь порочному ритму двух сердец. Фэн Синь старается быть аккуратным, но руки дрожат, когда он медленно двигает ладонью. Под коленом неприятная вязкость от разлившейся смазки, по неаккуратности брошенной в сторону, но это не так важно, как тихие стоны, срывающиеся с губ, украшенных кровавыми рубинами от слишком острых клыков. Фэн Синь аккуратно приподнимает Му Цина, заставляя его встать на колени, отвлекает поцелуями и шепотом на ухо, когда протискивается внутрь, заставляя захлебываться громким стоном. Мир упорно не хочет возвращаться на свое место, продолжая издевательски кружиться перед глазами. В ладонь дают стакан воды и сжимают пальцы своими, чтобы не разлить. — Переезжай жить ко мне, — предлагает Фэн Синь спустя еще месяц, когда они в очередной раз приезжают к нему, — я заебался отвозить тебя домой. Ответом ему служит тычок под ребра. — Я подумаю, — хотя решение принимается за секунду. — Улитка, думай быстрее, — легкий поцелуй в уголок губ. — Иди нахуй, — Му Цин кусает Наньяна за нижнюю губу, — но вещи перевезти поможешь? Они перевозят все вещи Му Цина, который в растерянности стоит и смотрит на кучу сумок, которые нужно разобрать. — Я тебе помогать не буду, — Фэн Синь уворачивается от летящей в него подушки и кидает ее обратно. Кот в восторге носится между ними, бросаясь под ноги. По традиции каждую субботу Му Цин заходит в бар и сидит до самого закрытия, ожидая, когда Фэн Синь освободится и они поедут домой. Как-то само собой у них заводится аквариум с улитками, одну из них Му Цин, злобно хихикая, называет Наньяном.