That’s what I fucking want

Йоэль и Алекси познакомились два года назад в одном из клубов Хельсинки. Алекси Каунисвеси — популярный диджей, известный под псевдонимом Alex Mattson, а Йоэль Хокка — вокалист только набирающей популярность группы Blind Channel. Они сразу нашли общий язык и начали близко общаться, но в какой-то момент всё так закрутилось, что парни поняли, что влюблены друг в друга. Естественно, отношения приходилось скрывать, чтобы избежать лишних вопросов от поклонников и прессы, поэтому чаще всего они встречались на студии или в квартире у Алекси. Их отношения развивались слишком быстро. Первый поцелуй произошёл буквально через пару недель с момента первой встречи, а ещё через неделю — первый секс. Они растворялись друг в друге, не могли надышаться и полностью насладиться телами, до последней капли отдавались страсти и нахлынувшим эмоциям. Казалось, будто мир сошёлся до них двоих, и как будто за пределами квартиры ничего нет — только они вдвоём. Каждую минуту свободного времени они проводили вместе. Как-то Йоэль предложил Алекси записать совместный трек. Он познакомил его с остальными парнями, и они были не против. Но Хокка попросил парня не говорить никому, что они в отношениях. Тогда Каунисвеси это совсем не смутило, и они вели себя просто как лучшие друзья. Но как только они оставались на студии одни, там происходило что-то запредельное обычной реальности. Было слишком жарко, и подобные сцены не описывались даже в самых извращённых фильмах для взрослых. Друг с другом они осуществляли свои самые смелые интимные фантазии и желания. Их отношения переходили самую тонкую грань доверия. Но если взглянуть на эти отношения со стороны, они далеко не напоминали настоящую любовь и высокие чувства. Это была просто потребительская взаимосвязь между двумя чужими друг другу людьми, основанная на тонне разврата, пошлости и напрочь отсутствующего чувства стыда. Они друг для друга просто игрушки, не более. Но Алекси так не считал. Он считал, что Йоэль — самая сильная любовь в его жизни. Может, он в чём-то и прав, ведь именно он был партнёром, который хотел не только секса, но и обычных милых обнимашек под пледом перед сном в компании какой-нибудь мелодрамы и чашки какао. Он хотел гулять по парку и целоваться, хотел признаваться в любви и кричать на весь мир о своих чувствах, а не, уткнувшись в подушку, раздвигать ноги, хотя секс с Йоэлем был для него вершиной счастья, и ему действительно в эти моменты было невыносимо хорошо. Ему не хватало нежности и внимания, зато по горло хватало члена старшего во всех смыслах этого слова. Но Каунисвеси всё равно казалось, что Хокка любит его, ведь во время близости он шепчет ему такие громкие слова любви, которые не в каждом любовном романе прочитаешь и не в каждом фильме увидишь. — Ты лучшее, что случалось со мной в этой жизни, — говорил Йоэль, тяжело дыша в ухо младшего, глубже входя в него и ускоряя темп, — Я не представляю своей жизни без тебя, — он проводил зубами по шее, — Мой родной мальчик. Но как только они оба кончали, Хокка будто становился другим. Он мог обнять, мог поцеловать, но ни одного ласкового слова было дождаться невозможно. Они часто ругались из-за этого. Каунисвеси периодически высказывал своё недовольство: — Ты встречаешься со мной ради секса. Ты меня не любишь, я тебе не нужен. Я для тебя просто секс-кукла, которая удовлетворяет все твои потребности и выполняет все прихоти, — Йоэль всегда молчал в ответ и никогда не отвечал ему. Он просто дожидался момента, когда младший выговорится, а после подходил и крепко обнимал его: — Алекси, маленький мой, успокойся. Я очень люблю тебя, — он запускал пальцы в его волосы и осторожно поглаживал парня. И Каунисвеси сразу плавился и таял в объятиях сильных рук, и от нежных касаний и поцелуев сразу всё прощал, забывал и успокаивался. Алекси много раз просил Йоэля остаться с ночёвкой, но всё время получал отказ. — Нет, малыш, прости, я не могу. Мы не так много времени вместе, чтобы съезжаться. Я скажу тебе, когда буду готов, хорошо? — он гладил младшего по руке. — Останься хотя бы на одну ночь, — упрашивал он Хокка. — Родной, пойми меня, пожалуйста, я не могу так, — он посмотрел на Каунисвеси виноватым взглядом голубых глаз, но парень сдался. — Ты не хочешь? Тебе сложно? В чём причина? Я просто хочу больше времени проводить с тобой, потому что через неделю я уеду в тур, и мы не увидимся месяц, — Йоэль задумался и решил сдаться, согласившись остаться с ночёвкой. Он вышел на балкон и, закрывшись там, с кем-то говорил по телефону, а потом вернулся и снова набросился на Алекси, пытаясь снять с него домашние шорты. — Йоэль, третий раз? Ты серьезно? Мне больно уже, — младший не был настроен на секс. — Ну малыш, тебе же скоро в тур, я хочу насладиться тобой на месяц вперёд, — его руки стали свободно метаться по телу, а губы переместились на шею. — Я же говорю, мне уже больно, — он пытался отвернуться от Хокка. — Мы же со смазкой. Ну пожалуйста, Алекси, я так сильно хочу тебя, я без тебя вообще не могу, мне нужен каждый сантиметр твоего тела, я хочу тебя полностью, — своими ласковыми словами он дурманил мозг Каунисвеси, от чего тот терял контроль над собой и сдавался. — Йоэль, ну блин, я же сказал, что не хочу, и мне будет неприятно, — словами он продолжал отпираться, но телом уже поддавался навстречу рукам Хокка. — Ну давай же, малыш, ты же хочешь меня, я это знаю, — Алекси сдался. Йоэль стянул с него шорты вместе с нижним бельём, а затем сдёрнул футболку. Младший извивался и плавился под напором сильных рук и нежных, ласковых губ. — Ай, Йоэль, больно, — зашипел младший, когда Хокка вошёл в него. Это был уже третий раз за последние несколько часов, от трения дырочка сильно покраснела, и прикосновения к ней доставляли дискомфорт. Старший хоть уже и был на грани, но вытащил член и снова потянулся за смазкой. Чтобы немного облегчить ощущения, он прильнул губами к припухшей дырочке, осторожно проникая языком внутрь. Каунисвеси прогнулся и застонал. Сделав несколько плавных движений губами и обильно смазав отверстие слюной, Йоэль выдавил лубрикант на два пальца и просунул их в дырочку. — Больно, — снова сказал Алекси. — Я не знаю, что ещё можно сделать, — Хокка вытащил пальцы. — Остановиться, например, — фыркнул Каунисвеси. — Ты меня бросишь в таком состоянии? — он указательным пальцем показал на свой стояк, и с тяжелым вздохом младшему пришлось опуститься на колени и взять возбуждённый орган в рот. На третий раз старший продержался недолго, что сыграло на руку Алекси, который устал от того, что кроме секса в их отношениях нет никаких чувств. — Боже, малыш, ты идеален, — стонал Хокка, когда рот младшего оказывался у самого основания члена, — Как же в тебе хорошо, — он кончил, не вытаскивая орган изо рта младшего, обязывая того всё проглотить. — Я уже спать хочу, — проскулил Каунисвеси, выползая из-под ног Йоэля. — Давай ложиться, — они достаточно быстро уснули, обнимая друг друга.

***

Утром Алекси проснулся от страстных поцелуев в шею. Открыв глаза, он увидел, что Йоэль лежит практически сверху на нём, а возбуждённым, как обычно бывает по утрам, органом упирается в его задницу. — Доброе утро, — сонным голосом сказал Каунисвеси, потягиваясь и протягивая губы для поцелуя, но желаемого не получил. — Самое доброе в мире утро, — томным голосом шептал Хокка, просовывая два пальца в рот младшего. — Йоэль, блять, ты опять трахаться лезешь? — он был очень недоволен и возмущён. Хотелось хоть какой-то нежности от любимого человека. — Ты не хочешь? — он прикусил мочку уха Каунисвеси. — Мне всё ещё немного дискомфортно от вчерашнего, — он постарался вылезти из объятий старшего, но его крепко держали и не отпускали, — Тебе вообще, кроме секса, от меня что-нибудь нужно? — обычная злость и недовольство уже переходили за грань обиды. — Ну, я люблю тебя, — сказал Хокка. — И? — Алекси сел на кровати, скрестив руки на груди. — Я хочу быть с тобой и проводить с тобой время, — Йоэль начал теребить свои волосы. — Для тебя проводить время вместе — это только трахаться? — он сильно злился. — Нет, но мне так нравится секс с тобой. Я бы вообще никогда не останавливался. Ты такой нереальный. Мне никто и никогда так не сносил крышу, как ты. Я теряю рассудок, когда вижу твоё тело. Ты идеален, малыш, — эти слова ласкали слух младшего, но сейчас он сдаваться не намерен. — Почему ты не хочешь просто сходить погулять, например? В кино? В торговый центр? Покататься на машине? — Каунисвеси был в бешенстве. — Я боюсь, что нас заметят, Алекси, — чуть тише сказал он. — Мы же не сосаться будем посреди города. Просто по-дружески вместе сходили в кино или прогуляться на набережную. В чём проблема? — Я не знаю, я очень боюсь, что нас заподозрят, — Йоэль опустил голову. — Хорошо. Почему мы не можем посидеть дома и посмотреть вместе фильм в обнимку? — Как можно смотреть на какой-то там ненужный фильм, когда рядом такой ахуенный мальчик? — он провёл ладонью по груди Алекси, спускаясь чуть ниже, но рука диджея перехватила его запястье и отстранила от себя. — Почему ты такой озабоченный? — Малыш, я не знаю. До тебя у меня ни с кем не было такого желания. Просто я слишком сильно люблю тебя и хочу наслаждаться каждым миллиметром твоего драгоценного тела и целовать тебя всего и полностью. Каунисвеси улыбнулся. Как же Хокка профессионально говорит красивые слова любви и комплименты. Только вот никакой любви в свою сторону младший не чувствует. — Я чувствую себя твоей игрушкой. Я не чувствую, что ты меня любишь и действительно ценишь меня, — честно сказал он. — Я не мастер выражать свои чувства, но я правда люблю тебя больше всего в этом мире. Возможно, я что-то не так делаю, но ты мне очень дорог, — говорить у него получается намного лучше, чем делать, — Может быть, со временем вся эта страсть утихнет и будут только тёплые и нежные чувства. — Я очень надеюсь на это, — Йоэль притянул младшего к себе, целуя в макушку и еле сдерживая в себе желание разложить его на ближайшей плоской поверхности и взять так сильно, на сколько только способен. Но он не мог этого сделать из-за подозрений младшего.

***

Уезжая в тур, Алекси оставил старшему свою толстовку, чтобы тот, как он сам и сказал, «засыпал, вдыхая твой запах». Йоэль отдал младшему свой одеколон, проводил его в аэропорт и уехал. Они всё время были на связи, списывались и созванивались. Маттсон был в туре почти месяц и очень сильно соскучился по любимому. Он решил сделать сюрприз для Хокка и поменял билеты на пару дней раньше, потому что в последние два дня концертов не было, но ничего не сказав ему. Он знал адрес Йоэля, но у него дома никогда не был. Отличный повод, не правда ли? Подъехав к дому, Алекси оставил чемодан в машине и поднялся к квартире. Позвонив в дверь, он сгорал от нетерпения увидеть любимого человека. Но дверь открыла некая девушка с русыми волосами: — Здравствуйте, — улыбнулась она, — Ой, Вы Алекс Маттсон, да? — Здравствуйте, да, а Йоэль дома? — он понятия не имел, кто эта милая дама, и где Хокка. — Он сказал, что поехал на студию к парням из группы. Проходите. Может, чаю? — из комнаты выбежала маленькая девочка лет четырёх, которая внешне очень напоминала Йоэля. — Привет. А я Вас по телевизору видела, — сказала она, мило не выговаривая некоторые звуки. — Привет, малышка. Нет, спасибо, — он отказался от чая, проглатывая ком в горле. Уходя, Каунисвеси прошёлся взглядом по квартире и увидел семейный портрет, размером во всю стену, на котором были изображены Йоэль в обнимку с этой девушкой, а на руках они держали маленького ребёнка в розовом конверте. На полке стояло свадебное фото этой же девушки и Йоэля. — Я поеду на студию, до свидания, — еле держа себя в руках, сказал Алекс. — До свидания, — ответила девушка. Алекси сел в машину и почувствовал, как по щекам катятся слёзы. И как он сразу всё не заметил? Как он сразу не понял, почему Йоэль так тщательно скрывает их отношения даже от парней из Blind Channel, почему он с ним никуда не ходит и почему не оставался ночевать? Как он сразу не догадался, что Хокка его использует, как малолетнюю любовницу, готовую на всё? Как он мог так наивно верить во всю ту любовную чушь, которую он ему говорил? Слёзы сильно обжигали щёки и раздражали глаза. Боль внутри сковала всё тело. Чувство предательства и унижения разрывало изнутри все органы. Хотелось исчезнуть. Просто провалиться, сам не зная куда, чтобы не видеть никого и не чувствовать ничего. Как так получилось, что он опустился до роли любовника женатого мужчины? И почему никто ему не говорил, и в интернете нет никакой информации о том, что Йоэль женат, и у него есть дочь? Вопросов было много, но он был не в состоянии забивать себе этим голову. Он просто сидел за рулём своей машины и плакал, хотя никогда не был из тех парней, кого легко довести до слёз. Каунисвеси искренне любил в этих отношениях, и он надеялся, что у них всё будет хорошо. Но теперь он точно понял — в отношениях с Хокка стоит огромная жирная точка. У него зазвонил телефон — очень вовремя. На экране высветилось «Йоэль» с красным сердечком, и ему даже стало противно от увиденного. Он не стал брать трубку, а когда звонок прекратился, Алекс зашёл в телефонную книгу и переименовал номер на «Хокка» без всяких смайликов. По работе им всё же придётся иногда общаться, да и удалять или блокировать номер было как-то по-детски. Маттсон набрался сил, постарался глубоко вдохнуть, хотя боль, окутавшая рёбра и грудную клетку, не давала это сделать, завёл машину и поехал к себе домой.

***

Зайдя в квартиру, он, не разуваясь, упал на диван. Боль разрывала все внутренности, а по глазам снова покатились слёзы. Всё в этом доме напоминало о нём. Диван, кровать, столы, стулья, ванная, пол, прихожая, даже стены — на каждом предмете был след от Хокка, и при виде каждой ровной поверхности Алекси вспоминал, как Йоэль страстно и чувственно трахал его до дрожи и трясущихся конечностей. Квартира ещё хранила его запах и его атмосферу, несмотря на то, что блондина здесь не было месяц. От боли хотелось кричать. Он так верил в то, что Йоэль — любовь всей его жизни, и что они всегда будут вместе. Каунисвеси понимал, что им нужно поговорить, но сейчас ему меньше всего хотелось видеть этого человека — одно его упоминание приносит слишком много боли. Хокка звонил ещё несколько раз, судя по уведомлениям, написал несколько смc, но ответа так и не дождался. Алекси лежал на диване и не знал, как ему дальше жить, и жить ли вообще? У него промелькнула мысль пойти и наглотаться таблеток, застрелиться, повеситься или вскрыться, но почти сразу он понял, что такой мудак, как Йоэль Хокка, не достоин его смерти, и из-за него потерять родителей, друзей и поклонников, и самое ценное — жизнь, он не мог. Он справится с этой болью, какой бы невыносимой она ни была.

***

До самого вечера Алекси игнорировал звонки и сообщения Йоэля, и тогда старший понял, что что-то случилось. Он спрашивал у коллег по группе, но никто из парней не знал, где Алекс и почему не выходит на связь. — Хочешь, я попробую ему позвонить? — предложил Нико. — Давай, — они остались вдвоём на студии. Гудки шли долго, но Каунисвеси всё-таки ответил, стараясь скрыть всю дрожь в голосе: — Да, Ник? — Алекси, привет, — сердце Хокка забилось быстрее, как только он услышал голос младшего, — Тебя Йоэль потерял. Говорит, ты ему не отвечаешь. — Чё меня терять то? Я только что вернулся домой из тура, далеко я никуда не денусь. И отвечать я ему не собираюсь, — фыркнул младший. — А что у вас случилось? — Мойланен заволновался, ведь им предстоит ещё несколько совместных концертов. — Это было и останется только между нами. Передай ему, что с этого дня мы общаемся только по работе, — Йоэль пожал плечами, сделав очень недоумевающее лицо. — Давай я ему телефон дам? — попытался Нико разрулить ситуацию. — Я не хочу с ним разговаривать в ближайшее всю жизнь, — его голос сорвался. — Алекси, что происходит? Почему у тебя голос дрожит? — услышав это, Хокка сразу схватил куртку и поспешно куда-то засобирался. — Не важно, для всех всё нормально. Если Йоэль захочет тебе рассказать, пусть сам расскажет, я не буду брать на себя эту ответственность, — он держался как мог, чтобы не заплакать. Тем временем Хокка, приобняв Нико, уже вышел из студии, шепнув другу, что поехал домой к Каунисвеси. — Ладно, — выдохнул рэпер, — Ты там давай держись, хорошо? — Держусь как могу, — они попрощались и завершили вызов.

***

— Какого хера ты сюда припёрся? — через дверь выпалил Алекси, увидев в глазок голубоглазого блондина в чёрной кожаной куртке. — Малыш, что происходит? Нам нужно поговорить, открой, — Хокка громко стучал. — И не надейся. Вали отсюда, видеть тебя не хочу, — кажущийся злым и уверенным голос сорвался на последнем слове. — Объясни мне, что произошло. Хватит вести себя, как ребёнок, скажи мне хотя бы, в чём я виноват, если я виноват? — Каунисвеси подумал, что соседи уже готовятся вызывать полицию из-за шума в позднее время, но видеть Йоэля в своей квартире хотелось даже меньше, чем разбираться с сотрудниками правоохранительных органов. — Я сказал, что я ни видеть, ни слышать, ни разговаривать, ни знать тебя не хочу. Что непонятного? — Причина мне непонятна. Быстро открыл дверь, грёбаный капризный ребёнок. А то я её сломаю, — у Алекси потекли слёзы из глаз. Он отошёл от двери и ушёл в комнату. Даже если Хокка действительно выломает дверь, ему всё равно. Слишком больно только от одной мысли об этом человеке. Йоэль не хотел портить дверь, поэтому решил покопаться в своём рюкзаке, в котором часто находилось что-то полезное. Открыв самый глубокий карман, он достал оттуда медную проволоку — она ему была нужна для того, чтобы починить гитару, которая поломалась в неподходящий момент. Так и лежит с тех пор в дальнем углу рюкзака. Сложив её замысловатой формой, он просунул в личину один из кончиков. Пошатав её в разные стороны и покрутив, у него получилось открыть дверь. Зайдя внутрь, он взял ключи и заново запер замок. Хокка разулся и пошёл искать младшего по комнатам. Каунисвеси нашёлся в спальне, лёжа лицом вниз на большой и мягкой кровати. — Алекси, умоляю тебя, расскажи мне, что произошло? — диджей понял, что плакать и ругаться сейчас нет смысла. Этот разговор должен рано или поздно состояться. Их последний разговор по поводу их отношений. — Ладно, давай поговорим, — он вытер слёзы кулачками. Йоэль попытался взять его за руки, но тот только отшатнулся: — Даже не смей больше прикасаться ко мне, — Хокка удивлённо вытаращил глаза и поднял брови, — Я всё знаю, — старший переменился в лице — оно стало каким-то испуганным и тревожным. — Что именно ты знаешь? — он опустил голову. — А у тебя от меня много секретов? Выдавай сразу все. Чтобы я знал, сколько лапши висит у меня на ушах. Не переживай, я не мразь, чтобы кому-то тебя сдавать, особенно прессе и фанам, — они смотрели друг другу в глаза, только во взгляде Йоэля был стыд и вина, а во взгляде Алекси — злость и ненависть. — Скажи, пожалуйста, что именно ты узнал. Может быть, это неправда, — он наивно надеялся. —!Неправда? — Каунисвеси истерически усмехнулся, — То, что у тебя жена и маленький ребёнок, это неправда? — Блять, — тихо выругался Хокка, роняя голову на ладони. — Я, значит, вернулся на два дня раньше, хотел сюрприз сделать. А в итоге сюрприз тут для меня. Да ещё и ахуеть какой! — он позволил себе повысить голос. — Ты хочешь, чтобы я всё тебе объяснил? Или что ты хочешь от меня услышать? — грустным взглядом Йоэль посмотрел на злое и разочарованное лицо младшего. — Я от тебя вообще ничего не хочу. Видеть тебя не желаю и слышать. А ты какого то хера запёрся в мою квартиру, — Маттсон встал с кровати и стал агрессивно ходить по комнате, эмоционально жестикулируя. — Пожалуйста, позволь мне рассказать тебе правду, — Йоэль попытался схватить парня за руку, но тот и близко к себе не подпускал, а только выдохнул и проговорил: — Хорошо. Говори. Только давай на этот раз без вранья. Я уже наслушался. Больнее мне уже всё равно не будет, говори всё как есть, — он скрестил руки на груди и облокотился спиной на подоконник, стоя лицом к Хокка. Старший начал: — Начну с того, что я никогда тебе не врал. Я просто недоговаривал. Да, у меня есть жена Элина и дочка Аннели. Объясняю, почему я скрываю их от общественности: нас с Элиной заставили пожениться и играть перед родственниками счастливую парочку. У нас фиктивный брак, мы не любим друг друга и никогда не любили. Секса у нас никогда не было, она забеременела искусственным путём и опять же по просьбе родителей. Её отец в своё время очень помог моему отцу, и за это я пообещал обеспечивать её и содержать. Мы свободно можем встречаться с кем хотим, мы друг другу никто. У неё тоже есть молодой человек. Жену я не показываю, потому что я знал, что у меня будут другие отношения, и чтобы не провоцировать скандалов и не портить репутацию группе, я решил молчать о своей так называемой семье. Только парни об этом знают. Но они не знают, что брак не настоящий. Я боюсь говорить кому-то и вообще признаваться в том, что мне парни нравятся. Прости за то, что так вышло. Но я никогда тебе не врал. И я действительно сильно и по-настоящему любил и люблю тебя, Алекси. Я не соврал тебе ни слова о своих чувствах, — Каунисвеси был, конечно, удивлён, но его мнение не изменилось — в их отношениях стоит точка, — И ещё немного о твоей любимой теме секса: я не использовал тебя, ты не был для меня игрушкой, я действительно хотел тебя, и очень сильно. У меня никогда и ни к кому не было таких чувств, как к тебе. Я просто не мог надышаться твоим телом. Я просто любил, отдавал всего себя тебе. Да, романтика и нежности — немного не моё, но безумно я сильно любил тебя, хоть и, возможно, у меня не получалось это тебе показывать. Я так боялся потерять тебя, что не смог сказать тебе правду про Элину. Я знал, что ты это не примешь. Ты даже сейчас слишком категорично и агрессивно настроен, поэтому не вижу смысла извиняться перед тобой. Но ты знай, что мне стыдно, и я чувствую себя виноватым за то, что не смог сохранить нашу любовь и сломал твоё доверие. Можешь обматерить меня всеми словами и говорить, какой я ужасный человек. Говори, я это прекрасно знаю. Я сделал тебе больно, это я тоже знаю. Единственное, прости за то, что я слабохарактерный и трусливый мудак, — его голос сорвался, впервые за столь долгий монолог, — В ту ночь, когда я остался у тебя, и ты тихонько и мило сопел рядом со мной, я лежал в ужасной панике и чуть ли не в слезах, боясь, что ты от меня уйдёшь. Я боялся потерять смысл жизни, который видел только в тебе. Ты действительно был для меня всем. Я даже не знал, что способен так сильно любить и так отдавать себя человеку, — Йоэль сделал небольшую паузу, после чего, вздохнув, продолжил: — Через три года мы с Элиной сможем официально развестись, и я так хотел продержаться до этого момента, чтобы, ничего не боясь, признаться всем в наших с тобой отношениях и быть самым счастливым человеком и делать счастливым тебя. Я знаю, что ты тоже любишь меня. Может, ты всё-таки подумаешь, прежде чем отпускать всё, что между нами было? — Йоэль поднял мокрые, полные надежды, глаза на Алекси. Тот уже не сдерживал своих слёз, которые градом стекали по щекам. Младший уронил голову на руки: — Я не смогу тебе этого простить, Йоэль. Даже если очень сильно захочу. Не смогу, — всхлипнул он. — Это не измена, Алекси, — он встал с кровати и подошёл сзади, кладя руки на талию младшего, — Клянусь, ты можешь поговорить с Элиной. Между нами никогда ничего не было и быть не может. Потерпеть всего три года, малыш. Всего три года, — он прижался к его спине своим телом, стараясь притянуть Каунисвеси ближе. Тот не сопротивлялся, но и не отвечал взаимностью. — Вот через три года и поговорим. Но я уверен, что хоть три года, хоть тридцать лет — я тебе этого простить не смогу, — он плакал всё сильнее и сильнее, — Тебе нужно было сразу во всём признаться. После долгой паузы послышался ответ: — Ты был для меня дороже всего в жизни. Просто знай это. Ты был для меня всем, — он встал и вышел из квартиры, оставляя Алекси наедине со своими мыслями.

*спустя три года*

Всё это время Йоэль и Алекси общались только по вопросам, касаемых музыки и совместной работы Алекса Маттсона с Blind Channel. Им обоим было больно видеть друг друга, но подавать виду было нельзя. Никто из них так и не завёл новые отношения, так как всё ещё любили. Было тяжело от этого одиночества, они скучали, плакали ночами, Хокка много пил. Сегодня Йоэль и Элина стали официально разведены. Сфотографировав свидетельство о расторжении брака, он скинул фото Алекси, и через пол часа уже был у порога его квартиры: — Ты сказал, что мы сможем поговорить через три года, — сходу сказал Хокка, как только распахнулась дверь, и тяжело выдохнул. — Ну заходи, — Каунисвеси всё ещё было больно, но уже не так сильно. Было больно смотреть в такие до дрожи любимые голубые глаза, на красивые блондинистые волосы, на тонкие розовые губы. — Мы официально разведены с сегодняшнего дня, — сказал Йоэль, садясь на кровать. Алекси, как и три года назад, стоял, прижавшись поясницей к подоконнику. — Мне тебя поздравить или посочувствовать? — он не знал, воспринимать это как хорошую или как плохую новость. — Не нужно ничего. Просто скажи, мы сможем быть снова вместе? Обещаю, клянусь, больше никаких секретов от тебя у меня нет. Мы можем рассказать всем, что мы вместе. Я буду оставаться у тебя всегда, когда ты захочешь, и может даже чаще. Можем даже жить вместе. Будем гулять с тобой, смотреть фильмы. Я сделаю всё, что ты попросишь. После того, как я потерял тебя, мне стало плевать на весь мир, и я понял, что готов на всё ради того, чтобы ты был рядом, — в его голосе звучала мольба и прошение. Он будто мысленно стоял на коленях и вымаливал разрешение вернуться обратно. — Йоэль, прошло целых три года. Это очень долгий промежуток времени. И сейчас я смотрю на тебя и понимаю, что я не могу тебя простить. Если я не смог это сделать за столько времени, вряд ли у меня получится сделать это в будущем. — Но мы же любим друг друга. Почему мы не можем быть счастливы вместе? — он расстроенно и безысходно посмотрел на Каунисвеси. — Мне больно. Мне очень больно находиться рядом с тобой. — Может, это пройдёт со временем, если я буду рядом и буду любить тебя? — Хокка всё ещё надеялся. — Мне станет только хуже, если я буду постоянно видеть тебя. Давай больше не будем портить жизни друг другу и постараемся забыть всё, что между нами было? — всхлипнул Алекси. — Мы не сможем. Если мы за три года ничего не забыли и всё ещё любим друг друга, почему мы не можем всё вернуть и быть счастливыми? — Я не могу, Йоэль, понимаешь? Не могу. От одного твоего взгляда мне будто сердце разрезают на части. Давай забудем друг друга, прошу? — он окончательно расплакался. Йоэль молча кивнул. Они вышли из комнаты в коридор. Алекси захотел проводить старшего. — Разрешишь поцеловать тебя в последний раз? — дрожащим голосом спросил Хокка. Младший еле заметно кивнул и повернулся лицом к блондину. Тот осторожно прижался губами к его губам, руками притягивая тело ближе к себе. Каунисвеси ответил на поцелуй, дрожа всем своим существом. Ноги так предательски подкосились, а сердце стучало так, будто хотело выпрыгнуть наружу. По щекам катились горячие слёзы. Но спустя столько времени снова касаться этих губ было блаженством. По коже побежали мурашки. Младший ещё никогда в своей жизни не испытывал такой поток различных эмоций, которые противоречили друг другу: любовь и ненависть, наслаждение и боль, желание оттолкнуть и притянуть ближе. Йоэль осторожно отстранился, нажал на ручку двери и скрылся в тёмном подъезде. После ощущения губ родного когда-то человека снова на своих губах, и после тепла рук, окутывающих его тело, Алекси понял, что больше не сможет жить без этого. Внутри всё разгорелось. Пусть ему будет очень больно, пусть ему будет плохо, пусть ему будет страшно и пусть ему будет обидно — он сойдёт с ума, если не почувствует вкус этих губ и прикосновения этих рук снова и снова. Мозг отключился и перестал контролировать тело и эмоции. Парень с грохотом упал на колени и закричал в голос. Он уже не плакал, это просто был гортанный крик во всё горло. Обычно так кричат люди, которые теряют смысл жизни. — Йоэль, нет, пожалуйста, не уходи, Йоэль, не уходи от меня, Йоэль, нет, — парень упал на пол и бился в истерике. Он начал кататься по полу, как наркоман в состоянии ломки, стучал кулаками по полу, плакал и кричал во всё горло. Хокка не мог не услышать происходящего в квартире и пулей прибежал обратно. Хлопнув дверью, он опустился на колени рядом с младшим, обнял его за спину, придав ему положение сидя на коленях, и притянул к себе, вжимая в плечо трясущегося в лихорадке темноволосого парня. Они оба не могли сдержать слёз. — Всё, всё хорошо, тише, маленький, я здесь, я рядом, — он запустил пальцы в его волосы, обнимая всё крепче и крепче и целуя его в макушку и в горячие от слёз щёчки. — Не уходи, Йоэль, пожалуйста, не уходи, прошу тебя, не уходи, Йоэль, — будто в бреду повторял он дрожащим и чуть охрипшим голосом, вцепившись пальцами в плечи парня, до судороги боясь отпустить. Всё тело тряслось, слёзы скатывались на шею старшего, пока тот прижимал его к себе, стараясь успокоить и привести в чувство. — Не уйду. Тише, тише, всё, успокойся, я здесь, — Хокка хаотично целовал его лицо, сам еле сдерживаясь, чтобы не плакать. Он никогда не видел Алекси в таком разбитом состоянии, и ему было страшно. Йоэль взял его на руки и отнёс на диван. Посадив его боком к себе на колени и прижав к своей груди, он целовал и поглаживал всё ещё плачущего парня, который крепко сжимал его футболку до скрипа ткани в маленьких кулачках. Старший понимал его без слов, понимал, почему Каунисвеси в момент изменил своё мнение по поводу их отношений. Ему было всего достаточно. Он просто наслаждался тем, что его мальчик рядом. — Я с тобой, малыш. Я с тобой