Выкинуть тебя из головы.
Поселить кого-нибудь еще.
Резко распахнув ресницы, врач уставился на пустую половину кровати. Картинка, которую он только что видел и в которой по-настоящему жил, была настолько реальной, настолько погружающей, что, продрав глаза, Юра еще минуту или несколько не мог осознать, что пересёк границу между сном и бодрствованием. Будильник и правда звонит. Где она? Куда подевалась? Только что была рядом, прямо здесь, на расстоянии сантиметра; он чувствовал запах от её бархатной кожи и волос, тонул в нем; слышал будильник, понимал, что сейчас этот отвратительный писк её разбудит, и она выскользнет из рук. Еще пару мгновений тепла, пару мгновений неги, пару мгновений носом в шею, пару мгновений ничем не заслуженного счастья, в котором хотелось захлебнуться. И вдруг всё расплылось и исчезло. Врач растерянно приподнялся на локтях, мутным взглядом оглядел комнату, напряг слух: может, в ванной? Ответом ему была оглушающая тишина. И никаких следов присутствия другого человека в его жизненном пространстве. Вновь прикрыл глаза, силясь вспомнить, что именно только что «видел», кого именно секунды назад прижимал к груди. Визуализировать, четко воспроизвести в памяти образ не выходило – всё сводилось к тактильному восприятию, запаху и затопившим душу эмоциям. Так пахнет лето, так подушечками пальцев ощущается теплый вельвет, так должен выглядеть рай, в который он не верил. Стук соседнего сердца в ухе, хрупкие позвонки от тонкой шеи по спине и вниз, под одеяло; спокойствие, гармония, осознание, что в твоей жизни всё, наконец, правильно, и залитое солнечным светом нутро. Дикие кошки, проснувшись и лениво потянувшись, вновь выпустили свои острые когти и осторожно коснулись лапами сердца. И всё разрушилось, разлетелось, рассыпалось, растворилось, рассеялось дымом в холодном тумане. Юра обессиленно упал назад на подушку и пустым взглядом уставился в потолок. День начался пять минут назад, а он умудрился устать, даже не поднявшись с кровати. Понимание ускользало от него, нет, это было за гранью его понимания. Как же так? Что с ним происходит? Может, впечатления от ночного озарения оказались чересчур ярки, и мозг сам дополнил их красочной иллюстрацией?«Как там, интересно, Ксения?»
Он не отследил этот переход, не заметил, как резко мысли с очень личного, очень интимного, эфемерного переключились в рабочее русло, как они заклубились и затревожились. Потянулся за телефоном, желая убедиться, что не пропустил звонков или сообщений. Управляющая обещала набрать, если ночью станет хуже. К счастью, единственным человеком, которому он успел понадобиться, была Маргарита. От сердца чуть отлегло. 07:11 От кого: Маргарита: Привет, Айболит. Папа вернулся с охоты. Сколько времени у меня есть на его обработку? 07:40 Кому: Маргарита: Доброе. Чем быстрее, тем лучше. Только не дави, лучше медленнее, но результативнее, чем галопом, но провалить. 07:41 От кого: Маргарита: Вызов принят.«Надо перед планеркой всё же зайти, проверить…»
07:43 Кому: Маргарита: У меня к тебе просьба. Твое начальство захворало, я отправлю ее на больничный. Пообещай ей взять на себя отель хотя бы на пару дней. Ибо меня не покидает смутное чувство, что плевать она хотела на рекомендации врача. 07:44 Кому: Маргарита: Айболит, с каких это пор ты стал такой душка? Волнуешься? Не парься, разберемся.«Хм… Я?»
Вопрос Федотовой застал Юру врасплох. Волнуется ли он? Да нет, с чего бы ему волноваться-то? Это совсем другое. Просто шестое чувство подсказывало, что Ксения та еще упрямица, что отправить её на больничный – задачка со звездочкой, и что ему не помешает подмога, так, на всякий случай. Ну не любил врач смотреть, как люди полностью отдаются работе, ставя ее превыше чего бы то ни было в этой жизни. И почему-то был абсолютно уверен, можно считать эту уверенность чуйкой, что управляющая – штучка как раз из таких. Кстати говоря, подобная преданность своему делу не вызывала у Юры желания восхититься и преклонить колено, наоборот, думая о таком подходе, он испытывал неясное отторжение. Врач считал, что есть в этой жизни вещи и поважнее работы. Собственное здоровье, например. Близкие, семья.«Ксения и семья? Ну да, десять раз…»
Хотел бы он знать, с чего вдруг в голову полезли мысли о ее семье, как он вообще, отклонившись от профессионального курса, бодро «свернул» к этим размышлениям. Но управляющая – не из тех, кто пожертвует карьерой. Точно. Юра разделял стереотип о том, что обычно девушкам это важно, а Ксения умудрялась его разрушать, пока толком ничего для этого и не делая. Откуда вдруг в нем такое убеждение на её счет, было тоже абсолютно не ясно – интуиция, вестимо. А может, опыт прошлого, о котором врач не помнит, но который оставил следы где-то на подкорке. И тем не менее. Надо сходить. Стоило об этом подумать, как перед мысленным взором нарисовалась картина, от которой Юру бросило в жар. Он перед ее дверью в терпеливом ожидании, пара мгновений – и она открывает ему… в костюме горничной, на умопомрачительных каблуках... Из-под подола немыслимо короткой юбки виднеется резинка черных чулок. Игриво помахивая метелочкой, прямым приглашающим взглядом отвечает на его ошарашенный взгляд. Протягивает руку и уверенно втягивает внутрь за ворот рубашки. Шепчет на ухо: «Сюрприз, Юрий Сергеевич…». Дальше… Шикарный сюрприз! Застонав, врач схватился за голову, с усилием провел пальцами по вискам, в отчаянии стянул волосы, видимо, желая снять с себя скальп; замер. Немыслимо! Когда они прекратятся? Когда оставят его в покое? Когда он заживет обычной жизнью, в которой посторонний человек перестанет терзать его в его же неуёмных фантазиях? Эти фантазии скоро заменят ему реальность. Судорожным движением Юра схватил с прикроватной тумбы телефон. Довольно! Время раннее, всего 8 утра, но ему необходимы ответы. Срочно! Ему нужен его лечащий врач. — Доброе утро, Антон Викторович, — хрипло поздоровался он, тщетно пытаясь выгнать из головы образ Ксении в расстегнутой на верхние пуговицы форме. — Простите за ранний звонок, но мне необходима Ваша консультация. — Доброе, доброе, Юрий Сергеевич, — бодро ответил собеседник. — Ничего страшного. Как самочувствие? Что-то стряслось? — Можно и так сказать. Самочувствие, в целом, в порядке, по крайней мере, физическое, — Юра сжал челюсти, пытаясь подавить в себе поднимающуюся волну раздражения на себя самого, — В психическом я начинаю сомневаться. — Так-так-так, — заинтересованно протянул Антон Викторович, — Продолжайте, пожалуйста. Легко сказать – продолжать. Озвучивать такое постороннему человеку было… Это слишком личное. Но сам же позвонил. — В общем, меня регулярно мучают галлюцинации, — стараясь выровнять сбитое дыхание, признался врач, — Очень яркие, правдоподобные видения, всё, что я вижу, происходит будто наяву, при моем непосредственном участии. Я помню, Вы говорили о том, что после комы они могут некоторое время появляться, но… Знаете, это слишком. — Что конкретно Вас смущает, Юрий Сергеевич? — успокаивающим голосом спросил Антон Викторович. — С Вами не происходит ничего из ряда вон выходящего. Вы все верно помните: галлюцинации могут какое-то время продолжаться, это означает, что Ваш мозг и нервная система пока не успели восстановиться в полной мере. И опять же – ничего удивительного, слишком мало времени прошло. — Но… — Да, они несут в себе определенную опасность, определенные риски, — продолжал вдохновенно вещать собеседник. — Под их влиянием Вы можете причинить вред себе или окружающим, тут я Вашу обеспокоенность могу понять. Но если таких предпосылок нет, не о чем волноваться. — Кажется, есть такие предпосылки, — тихо ответил Юра. Да, надо смотреть правде в глаза: они есть! Он не может спокойно реагировать на в них происходящее, он заводится; однажды он может попутать их с реальностью, однажды он не различит, не почувствует подвоха и натворит дел. — В них я постоянно вижу одного и того же человека, девушку, и мы… Язык отнялся. Он взрослый мужик, но не может обозначить другому такому же взрослому мужику, чем конкретно в своих видениях занят. — …В общем, мы в близких отношениях, — нашлись, наконец, подходящие слова. На том конце трубки повисло неловкое, как показалось Юре, молчание. Ему хотелось сквозь землю провалиться: он всегда носил всё в себе, в голову не приходило даже мысли, что личным можно с кем-то делиться, и вот – сам звонит врачу. Дожили. Нет, это другое. Это, кажется, уже клиника. — А в жизни Вы знаете эту девушку? Или это абстрактный образ? — уточнил Антон Викторович после недолгих размышлений. Симонов уставился на картину с рыбами; казалось, сейчас-то они и оживут, и затанцуют. Мир кружился, пространство кружилось. — Знаю. В жизни наши отношения сугубо рабочие и всегда такими были. — Вы уверены? — голос лечащего врача звучал вкрадчиво. Словно бы он, помня про выкинутые из жизни пациента девять месяцев, хотел поставить данный тезис под сомнение, но не решался нанести удар напрямую.«Как в том, что я Юрий Сергеевич Симонов»
— Абсолютно, — выдохнул Юра, прекрасно понимая, к чему тот клонит. — Посторонние люди это подтверждают. — Ну, что я могу Вам сказать, Юрий Сергеевич. Для галлюцинаций, конечно, зацикленность на конкретном человеке не очень характерна. Даже, я бы сказал, совсем не характерна, — «вздохнула» трубка. — Очень это всё, конечно, интересно. Но! — воскликнул лечащий врач, словно пытаясь подбодрить своего пациента, — их природа не изучена, так что, согласитесь, всё может быть. Мозг – очень сложная штука. — И что мне с этим знанием делать? — внутри все поднималось и тут же обрушивалось вниз. — Стороной её обходить? Это невозможно, по роду службы нам приходится сталкиваться по несколько раз в день. Антон Викторович на том конце провода засопел, размышляя над ответом. — Вы, главное, не паникуйте. Если удается поймать момент, когда они только-только начинаются, пробуйте вернуть себя в жизнь усилием воли. Рискну предположить, что столь регулярное появление этого человека в Ваших галлюцинациях означает, что она Вас всё же волнует. Чем-то цепляет. Возможно, невзаимная влюбленность в периоде, которого Вы не помните…«Исключено!»
— Кстати, как память? Удается что-нибудь вспомнить? Юра даже не сразу осознал прозвучавший от врача вопрос. Какая еще, к черту, невзаимная влюбленность? Какая влюбленность, мать вашу? Откуда ей взяться? Тем более, к этой невесть что о себе возомнившей школьнице! Он же зарекся никого к себе не подпускать и пять лет с успехом избегал привязанностей. Никаких влюбленностей там не было и нет. Нет. Точка. — Алло, Юрий Сергеевич? — окликнул Юру Антон Викторович. — Вы еще тут? — А, да, задумался, извините, — эхом отозвался врач. Дикий тезис захватил все его внимание и теперь им правил. Полный бред, но все равно требующий того, чтобы его переварить и наречь бредом уже совершенно осмысленно, с чистой совестью. — Память? Память пока никак. Изредка какие-то отдельные картинки всплывают, блуждаю, как ёжик в тумане. Но должен сказать, от возвращения к работе оказалось больше толка, чем от программы реабилитации – там вообще не было никаких подвижек. Теперь тишина на том конце провода была «понимающей»: — Мало времени прошло, Юрий Сергеевич, — начал объяснять врач терпеливо, — Не требуйте от себя слишком многого. Постепенно, но память должна к Вам вернуться. Может, имеет смысл попросить кого-то из тех, с кем Вы работали, рассказать что-то о Вашей жизни здесь?«Было бы, кого…»
Эта мысль Юре совершенно не нравилась, претила ему. Еще бы! Ведь уже пытались тут навешать лапши ему на уши. Да и кого просить? Он ни с кем не успел завести доверительных отношений. Разве что… Маргарита утверждает, что они стали «корефанами»… — Возможно. Спасибо за консультацию, Антон Викторович, — тратить чужое время и дальше было ужасно неудобно, да и самому уже пора бы собираться, ведь планерку никто не отменял. — Не за что, — не без сожаления ответил собеседник. Казалось, он был не прочь пообсуждать столь интересную для любого специалиста тему еще с полчаса, — Обращайтесь по любым вопросам.***
Посещение захворавшей откладывалось: ноги сами понесли Юру в сторону основного здания. Врача охватывало нечто сродни панике, стоило ему лишь представить, как он стучится в ее номер, и она открывает. Мозг понимал, что галлюцинация не оживет, что дойди-таки он до комнаты, найдет Ксению бледной, растрепанной, расхристанной и в пижаме, но поделать с не пойми откуда взявшимся внутренним блоком ничего не мог. «После, — уговаривал себя Юра, — зайду к ней после. Ничего страшного за час не случится». Он чуть не споткнулся на ровном месте, когда, широко распахнув дверь, обнаружил в кабинете управляющей управляющую собственной персоной. Девушка спокойно сидела в своем кресле в компании собравшихся менеджеров и зама. С досады врач, сжав челюсти, скрипнул зубами. Он тут, понимаешь ли, все утро только и думает о том, как там его больная поживает, а эта больная плевать хотела на все предписания, на все указания, на собственное здоровье. Кивнула ему, как ни в чем не бывало, и уткнулась в планшет. Маргарита проигнорировала направленный на нее испепеляющий взгляд: в ответ на Юрин немой вопрос она лишь плечами пожала. «Ну, что я могу с ней сделать? Расслабься», — вот, как этот жест следовало читать.«Немыслимо! Что за…?»
Все Юрины утренние предположения на счет Ксении подтвердились махом, в одну секунду. Вот она, его не глючит: сидит с непробиваемым выражением лица, «управляет». И это притом, что ночью было 38,8. Видимо, одно дело догадки строить, а совсем другое – находить им подтверждение, будучи к этому все-таки морально не готовым. Врач вдруг почувствовал, как закипает, словно чайник, еще чуть-чуть, и засвистит. НЖПК – это непреодолимое желание прибить Ксению. Точно. Он остановится на этой версии. — Как здоровье, Ксения Борисовна? — сквозь зубы процедил Юра, усаживаясь на свое место. Даже смотреть в сторону этой безалаберной девчонки не было никакой охоты, но он себя пересилил: как-никак, а сообщить ей, что он думает по поводу сего безобразия, необходимо – хоть молча, хоть взглядом, хоть как. Ксения, казалось, брала уроки у Маргариты: по крайней мере, на его тон она отреагировала вовсе не так, как Юре бы хотелось. Спокойно. — Спасибо, Юрий Сергеевич, за ночь всё как рукой сняло. У Вас какой-то чудодейственный парацетамол, — усмехнулась управляющая. Он отчетливо услышал характерную для больного горла хрипотцу.«Смешно тебе?»
— Вот как? — в низком голосе зазвучала скрытая угроза неминуемой расправы. Должно быть, Юре, наконец, удалось передать одним взглядом всё, что он думает по поводу ее беспечности, потому что Ксения вдруг с усилием сглотнула, покраснела и опустила ресницы. На языке вертелся ответ про чудодейственный пендель или чудодейственный ремень, очень полезный таким безмозглым особам, как она, и Юра был готов вынести вердикт, уже рот открыл, но был бесцеремонным образом перебит. — Ксения Борисовна, в такую погоду да при Ваших-то нагрузках надо себя особенно беречь! — закудахтал Игорь-как-его-там-Афанасьевич. — У меня на кухне есть баночка первоклассного малинового варенья и свежайший мед. Мигом на ноги встанете! Отказ не принимается! Борис Леонидович с подозрением зыркнул на оратора, перевел недоуменный взгляд на врача. «Не, видали, какой борзый, а?», — читалось в нем. Или: «И Вы это вот так проглотите?». Или: «Как можно было такое допустить, Юрий Сергеевич?» – черт поймет этого усатого. Ксения же смутилась окончательно и бесповоротно. Прочистив горло и пробормотав что-то про то, что чувствует себя абсолютно здоровой, вцепилась в планшет и объявила о начале планерки. Юра смотрел на довольную физиономию поваренка, на людей, на то, как шевелятся ее губы. Там было что-то про Льва Глебовича, что-то про пустующую должность директора ресторана, что-то про ежеквартальные премии. Но по большому счету – врач снова не слышал ничего. И вряд ли действительно хорошо видел: перед глазами стояла пелена. Он был в ярости. В бешенстве. Руки опустились под стол, спрятались от посторонних глаз; там, под столешницей, Юра готов был переломить хребет ни в чем не повинной ручке, что терзали его пальцы. И если бы только ручке…
«Малиновое варенье! Да ты посмотри на нее, олух! Какое ей варенье? Всыпать ей по первое число, а не варенье! Тут что, абсолютно все без мозгов?»
— Юрий Сергеевич, я и правда в порядке, — послышалось виноватое откуда-то издалека. Юра молча поднял тяжелый взгляд на источник звука. Управляющая, склонив голову, внимательно наблюдала за сменой выражений его лица.«Этого еще не хватало!»
Стоило лишь позволить себе чуть расслабиться и отпустить эмоции – и тут же был пойман с поличным! И кем! И вот что ей ответить? «А не пойти бы Вам лесом?». «О, смотрите-ка, оказывается, у Вас есть совесть и она проснулась?». «Поваренку своему докладывайте о Вашем состоянии». — Если Вам на себя плевать, то мне тем более, — мрачно ответил врач. Под столом раздался треск пластмассы: ручка пала смертью храбрых, став ни в чем не повинной жертвой человеческого гнева.«Заведите себе аптечку, примите подношения и больше не стучитесь в ночи ко мне в дверь. Пусть вокруг Вас кто-нибудь другой прыгает».
Судя по тому, как стремительно порозовели ее щеки, эти мысли она тоже считала. Отлично. — Как хорошо, что не всем тут друг на друга плевать, — сладко пропела Маргарита и под обращенными на себя сразу несколькими гневными взглядами тут же спрятала улыбку в планшете. — Игорь Александрович, какое, Вы говорите, у Вас там варенье? Несите всё, что есть.***
Честно сказать, почему-то Ксюша ощущала себя виноватой. Так, словно она пообещала и подвела. Юра умел смотреть так красноречиво, что никакие слова уже были и не нужны, и сегодняшняя планерка не стала исключением. Кажется, он её за её безалаберность если не проклял, то мысленно назвал всеми словами. Она и правда чувствовала себя куда лучше, чем накануне, так, горло слегка побаливало, но может, это банально психосоматика на фоне стресса, температуры же нет. И голова не трещит. Кроме того, Лев Глебович в вечернем войсе пообещал, что если она сляжет с нервным срывом, он больше смотреть на это не станет и сам всё Юре выложит, видимо, чтобы поставить на её метаниях крест. Управляющая понимала, что скорее всего Федотов пригрозил сгоряча, но проверять свою теорию совершенно не хотелось. Её только-только начало отпускать после всей этой нервотрепки с Юриными озарениями. Плюс женское чутье подсказывало, что сегодня случится что-то важное: утром Лев написал, что прочистил на зимнем воздухе мозг и принял окончательное решение насчет директора ресторана, так что Ксении казалось, что по этому поводу он всенепременно заглянет на планерку. А еще – предыдущую-то она пропустила, сославшись на дикую головную боль и попросив Риту ее заменить. Прогуливать второй раз – это было уже слишком. В общем, вариантов не выходить на работу не было никаких. Чутье в результате подвело, Лев не явился, но впечатлений в любом случае хватило с лихвой. Она знала его. Знала эти выражения его лица, знала, что означает каждое из них, все до одного. После того, как они начали встречаться, Юра поснимал все свои маски и Ксюша увидела: он способен чувствовать не менее ярко и остро, чем другие. А до того, как они стали парой, врач просто прятал эмоции за непробиваемым покерфейсом, не желая признавать и показывать свою уязвимость. Она и сама была такой – железной леди, которая готова была демонстрировать чувства лишь самым близким. В каком-то смысле они друг друга стоили. Так вот, это конкретное выражение Юриного лица означало злость от бессилия. Ксюша фактически не сомневалась, что, а точнее, кто стал катализатором этих эмоций. Именно их она видела на его лице, когда упрямилась, не желая идти ему навстречу, и делала все по-своему. Касалась ли ее самодеятельность собственного здоровья, безопасности или работы – неважно. Юра нередко ее предупреждал, что стоит перестать взваливать на себя неподъёмное, изображать из себя суперженщину, способную в одиночку горы свернуть, что это не доведёт ее до добра. Что у неё есть он, в конце концов. Но она всегда была себе на уме и делала, как сама считала нужным, обесценивая его мнение. Амбиции, самомнение…. Перед глазами до сих пор стоит его перекошенное испугом и злостью лицо, в ушах стоит крик на весь коридор. Тогда она, в очередной раз проигнорировав его просьбу не лезть к Олесе, чуть с работы не полетела: Федотов с Зуевым заподозрили, что ей не отелем управлять, а голову лечить надо. Справедливости ради, Ксюша пыталась Юре дозвониться, но в результате все же решила, что справится сама. И не справилась. Злость от бессилия – такие знакомые чувства просвечивали сегодня утром в его глазах, отражались в изгибе его губ, бровей и морщинок на лбу. Проступали на скулах, звучали в голосе. Висели в воздухе. Ксюша не знает, как другие присутствующие на планерке, а она чувствовала напряжение буквально нутром. Зимнее солнце взяло курс к горизонту и окрасило ясное небо в розовые тона; после планерки они не виделись ни разу, наверняка Юра засел в своём кабинете и носа наружу не кажет. Он всегда так делал, когда бесился. А она – заглядывала среди дня, чтобы разогнать чёрные тучи и помириться. Они больше не вместе, ей не должно быть до него никакого дела, но почему-то есть. Наверное, потому, что она уже успела когда-то узнать, что у него на самом деле внутри. Наверное, потому, что в глубине души понимает, что и сейчас ему не все равно, хоть он ничего и не помнит и вновь видит в ней маленькую девочку. Наверное, потому, что все-таки и ей до сих пор не все равно, раз она об этом непрестанно думает. «Надо пойти, объяснить» Эта мысль надежно засела в Ксюшиной голове. Совесть, только-только заснувшая благодаря напоминанию себе о первопричинах выбранной тактики поведения, вновь пробудилась и уже не желала засыпать. Что конкретно она должна сказать врачу, чтобы тот сменил гнев на милость? Без понятия. Почему ей надобно идти и пытаться сгладить ситуацию? Без понятия. Просто тянет, просто хочется мировой, внутреннего спокойствия, давно утерянной гармонии. И его успокоить, поговорить, не огрызаясь друг на друга, и… Останавливало девушку только одно: она и себя прекрасно знала. Знала, что проваливает поставленную самой себе задачу, уделяя чересчур много внимания вопросам, которые не должны больше иметь для нее никакого значения. Слишком часто и подолгу думая о том, о ком думать не должна – ведь она уже всё решила. Решила? Делай! Выкини его из головы. Посели кого-нибудь еще. Не выкидывается. Не делается. Не селится. Неймётся. Тревожные звоночки. «Да что, в конце-то концов, в этом такого? Это просто человеческое отношение – ничего больше! Ты просто нормальная, это нормальное желание…» Материализовавшаяся не пойми откуда Маргарита отвлекла управляющую от беспокойных мыслей. Встав у Ксюши за спиной, промурлыкала чуть ли не на ухо: — Как тебе моя идея назначить Славу директором ресторана? Гениально, правда? Завгородняя обернулась так резко, что Федотова невольно отшатнулась. — То есть, это не Лев Глебович, — «бредит», — а ты? — удивлению Ксюши, казалось, не было предела. — У него же нет в менеджменте никакого опыта, Рита, как тебе такое только в голову пришло? — А вот и есть, — Маргарита надула губы, словно Ксения нанесла ей личное оскорбление. — Во-первых, и ты должна была видеть это в его резюме при приеме на работу, в 2015 году он закончил Высшую Школу менеджмента, а на сомелье уже после учился. Говорит, попробовал себя и пропал. Во-вторых, он когда-то отцу своему в его кафешке помогал. Ну и в-третьих, тебе ли не знать, что надо давать людям шанс. Ксюшины брови поползли вверх: да уж, Рита основательно подготовилась. — В кафешке, говоришь? С губ чуть не слетело язвительное: «И в какой же? В забегаловке славного города Бобруйска?», но девушка осеклась, успев вовремя себя остановить. Маргарита четко понимала, куда бить, на что давить. Сама-то Ксюша в Москву за мечтой из славного города Барнаула рванула, и если бы не Федотов, решивший дать ей шанс, кто знает – может, так бы полы и драила в гостиничных номерах. — Да, в лучшем кафе его родного города, между прочим, — насупилась заместительница. — Администратором. — Боюсь поинтересоваться, откуда такие данные, — почему-то ужасно хотелось язвить. Может, потому, что впервые с тех пор, как она занимает должность управляющей, здесь что-то решается без нее? Может, потому, что понимала, что зам знает о людях в ее отеле больше, чем она сама должна знать по долгу службы? А может, хотелось выместить на Рите эмоции, которые та своим поведением в ней последнее время поднимает? — На собеседовании он со мной такими душещипательными историями не делился. — А я времени зря не теряю, в отличие от тебя. Мы с ним несколько дней назад мило поговорили, и я подумала: почему нет? Бывший сомелье прекрасно справлялся с должностью директора, Слава не хуже. Ну а папу долго уламывать не пришлось. Просто предложила ему спор на кучу бабок. «Абсолютно в духе Льва Глебовича» Ксюша, прищурившись, пыталась найти в Ритиных глазах ответ на свой вопрос, но не выходило. Всё это казалось ей крайне подозрительным. Одно было понятно: повлиять на это решение она уже не сможет. Одна против семейства Федотовых – без шансов, без вариантов. Да и вправе ли влиять? Когда-то такой шанс был нужен ей самой, и его ей дали. Так зачем сейчас ставить подножку другому? — А тебе какой интерес? — не выдержала управляющая, спрашивая в лоб. Если Вячеслав станет новым директором ресторана, было бы неплохо понимать мотивы той, кто его так настойчиво на эту позицию пропихивает. Желание на что-то здесь влиять? Чуйка? Или что-то личное? Вроде она что-то плела про «душку» и «клевого парня». А еще предлагала ей обратить на него свое внимание – «развеяться». «Черт её поймешь!» — Ну…, — Рита как-то по особенному тепло улыбнулась, — Я в настроении побыть доброй феей. — А если серьезно? — А если серьезно, классный парень, — пожала плечами Федотова, — С ним легко. Непринужденно. Думаю, этот красавчик способен гораздо на большее, гораздо. Под пристальным взглядом начальницы мечтательная улыбка с лица Риты сползла. — Между прочим, я сегодня получила на орехи от Айболита, — поспешила она перевести тему. — Всё из-за тебя. Ой, вот только не надо мне тут изображать невинную деву. Знаю я всё про твои выкидоны, ввел в курс дела, — фыркнула девушка. Ксюша уткнулась носом в чашку с недопитым кофе: ей вовсе не хотелось показывать Рите эмоции, которые, она знала, вновь проступали на её лице. Ни одной! Ей вообще не на руку Ритина проницательность. Но та продолжала сверлить взглядом ее висок, словно и виска ей было достаточно, чтобы в голову влезть и там покопаться. — Он меня сегодня еще до планерки просил на несколько дней взять на себя твои задачи, ну и я вроде как пообещала порешать. Ну и вроде как облажалась, — протянула Федотова вкрадчиво. — Кто ж знал, что ты притащишься пахать. И вроде как он был злой, как черт. И вот скажи: ты считаешь такую реакцию адекватной сложившейся ситуации? Думаешь, дело тут только в том, что ты чихать на себя хотела? «Не хочу об этом думать…» Завгородняя опустила голову еще ниже. В ее голове роился миллион вопросов к Маргарите, а ответа на два простых вопроса, заданных замом ей самой, не было. Проблема, однако, была не столько в вопросах и в ответах, сколько в том, как будет звучать Ксюшин голос, когда она откроет рот. — Я отлично себя чувствую, — собравшись с духом и постаравшись звучать как можно равнодушнее, заявила Ксения. Ритин пронизывающий взгляд действовал ей на нервы: вроде и уклонилась от ответа, а вроде и напрасные старания – видно, что зам сказанному заведомо не верит. Так что можно хоть в лепешку расшибиться, доказывая обратное, тщетно. — И не собираюсь я ни перед кем оправдываться за то, что просто выполняю свою работу. Много чести. «Еще как собираешься…» Рита склонила голову к плечу и сладко улыбнулась одной ей характерной улыбкой, означающей, что ей пофиг на входящую информацию и что на уме у нее что-то абсолютно свое: — Ну хорошо, сделаю вид, что тебе поверила, — закатила она глаза. — Но уж извини, я, в отличие от тебя, не намерена терять заработанные очки. Пойду, загляну к нему, покаюсь в грехах. К тому же, у меня есть, чем его утешить. «Есть, чем утешить? И чем же?!» То, с каким нескрываемым удовольствием Федотова произнесла эту тираду, буквально смакуя каждый тезис в ней по отдельности, возымело оглушительный эффект. Сердце ухнуло в пятки, в голове зафонило, заскрежетало, а пальцы сильнее сжали хрупкую ручку фарфоровой чашки. Рита же, наоборот, выглядела уверенной в себе и потому расслабленной. Её улыбка стала еще сахарнее, а взгляд – пронзительнее. Ксюша видела, как на долю секунды зам опустила глаза на пресловутую чашку – всё подметила; видела, как распрямились и без того расправленные плечи, видела промелькнувшее на лице торжество. «Черт бы тебя побрал, Рита! Чего ты добиваешься?» Видимо, эти мысли были выведены капслоком на Ксюшином лбу: — Ну, тебе же вроде как все равно, — подмигнула заместительница, изящно спускаясь со стула. — А мне нет. «Вроде как все равно…». Ксюша даже себе не в состоянии признаться в обратном, не то что Рите! Она же когда-то решила! Решила – он не изменится, им не по пути, она должна вычеркнуть его из своей жизни, и потому ей ничего не оставалось, кроме как попытаться заставить саму себя поверить в это «всё равно». И натворила дел, наломала дров, вырыла яму. Отрезала все пути. А теперь что? Теперь ей и остается только принять новую реальность, которую она своими руками создала. Да, ей все равно! У нее есть гордость! А ещё у неё нет права и храбрости выбрать вариант «Нет». — Передавай привет, — процедила управляющая сквозь зубы. Внутри искрило от нежеланных, но таких живых эмоций. Казалось, еще чуть-чуть, и что-то в ней замкнет. Федотова усмехнулась: — Пламенный. Твою! Мать!***
Когда ты изо всех сил стараешься не думать о синих медведях, они селятся в твоей голове. Жизнь слово решает над тобой поиздеваться, то и дело напоминая об их существовании, создавая ситуации, в которых главные роли достаются тебе и твоим***
Этот день принес врачу лишь одну неплохую весть – Рита сообщила, что придумала, как обработать отца. И что не завтра, так послезавтра он сам приползет в медкабинет просить о пощаде и лечении. Правда, в подробности Федотова не вдавалась, отмахнувшись фразой о том, что это её головная боль, и что добиваться, чтобы Лев выполнял все ее прихоти, нужно постепенно, а не требуя всего и сразу. Одну важную хотелку он, мол, уже пообещал исполнить, теперь можно и к обработке аккуратно приступать. На Юрин осторожный уточняющий вопрос, что конкретно она задумала, девушка ответила, что для начала покажет ему бумагу, на которой будет ясно видно, что на свои причуды он истратил за последние недели месячную выручку отеля. На этом желание зама управляющей делиться своими планами резко иссякло, но врачу и того было достаточно – знать, что дело движется. Настроение слегка поднялось, Рите даже удалось-таки вытащить его «проветриться» – на чай, за которым она предложила подробнее обсудить симптоматику и последствия отказа от лечения. Уж лучше бы не соглашался, честное слово. Стоило увидеть, с кем ему предстоит соседствовать за барной стойкой, как внутри всё, Ритиными стараниями чуть утихшее, вновь поднялось на бунт. Без сомнений, Ксения их заметила, но предпочла сделать вид, что нет: даже не поздоровавшись, вновь уткнулась в свой планшет. Не то чтобы он ждал каких-то объяснений, попыток завести разговор, но после вчерашнего такое поведение казалось чем-то из ряда вон выходящим. Скорее всего, она вела себя так намеренно, будто бы это он перед ней в чем-то провинился. На языке вертелся тысяча и один едкий комментарий в ее адрес, и все их Юра держал при себе: в буквальном смысле прикусив язык, делал вид, что читает соцсети. В воздухе пахло жареным вперемешку с уже знакомым запахом парфюма, и как врач не пытался сопротивляться, запах этот обволакивал, укутывал, вновь парализовывал сознание. А потом, разрушив ведьмовские чары, приперся повелитель кухни – и Юра не выдержал. И теперь мерил шагами собственную комнату, в нетерпении ожидая, когда заварится чай с успокаивающей нервы мятой. Ту бодягу, что ему предложили в баре, чаем-то с трудом можно назвать. Нет, все-таки она и ее выходки несносны! Никто и никогда не доводил его до ручки с такой скоростью. Растерянность, злость вперемешку с ощущением бессилия, яд на языке.Здравствуй, мама, плохие новости.
Герой погибнет в начале повести.
И мне останутся его сомнения.
Я напишу о нем стихотворение.
«Рискну предположить, что столь регулярное появление этого человека в Ваших галлюцинациях означает, что она Вас всё же волнует. Чем-то цепляет. Возможно, невзаимная влюбленность в периоде, которого Вы не помните…» . . . Конечная. Приплыли.