Заниматься нелюбовью

      Ло держал самый большой из когда-либо виденных им винный фужер за длинную стеклянную ножку тремя пальцами, медленно покачивая его так, чтобы янтарная жидкость разбивалась о разные стороны стекла. Это казалось забавным, и он не мог сдержать улыбки – молодой мужчина вообще плохо контролировал свое тело, так что уголки губ сами по себе тянулись вверх, закинутая одна на другую нога покачивалась, не попадая ни в один из возможных тактов, пальцы на руках дрожали, а шея отказалась держать тяжёлую голову, отчего пришлось прислонить затылок к спинке дивана, – он был пьян. Настолько, что назойливая (и крайне нежелательная в любое другое время) компания в лице Джокера совсем не раздражала, даже не напрягала, возможно – только возможно – слегка веселила.       Дофламинго что-то говорил, его подвижные губы быстро сменяли формы, и из них должны были извергаться бурным потоком различные звуки, скорее всего, складывающиеся в связанные слова и даже предложения, но Ло не слушал его. Да, сначала он прекрасно справлялся с тем, чтобы понимать сложные речи, вникать в тонкости потайных смыслов и даже отвечать, но в какой-то момент его мозг просто отказался воспринимать слова: Джокер продолжал говорить, но Хирург Смерти воспринимал это как фоновый шум, не вдаваясь в значение. Собственные мысли занимали его куда сильнее. Благо, сам Дофламинго тоже был пьян ровно в той степени, чтобы не обращать внимание на то, что собеседник совершенно наглым образом полностью пропускал его возбужденные речи мимо ушей.       Было подозрительным то, что он напился так быстро после сытного ужина. Дофламинго, этот ублюдок, вполне мог добавить что-то в алкоголь, но мужчина внимательно следил за своим бокалом, сам его пополнял, а все бутылки до этого были плотно запечатаны. Неужели что-то было в его еде? Слишком крепкое вино? Или дело в том, что он давно ничего не пил, полностью поглощённый насущными делами, вроде сбора сотни пиратских сердец для становления шичибукаем?       Сейчас, на данном этапе плана, он достиг своих целей и мог немного расслабиться. Конечно, соседство злейшего врага было нежелательно, но, во-первых, именно Джокер был инициатором данного внезапного перерыва и, во-вторых, был слишком навязчивым и наглым: пристал к нему с самого Маринфорда и чуть ли не на буксире притащил на архипелаг Сабаоди. Конечно, сначала мужчина предложил отправиться к нему в гости прямиком на Дресс Роуз, но Трафальгар не был настолько наивным, чтобы согласиться. Также он не был настолько наивным, чтобы считать, что архипелаг – нейтральная территория: каждое третье заведение здесь так или иначе принадлежало королю-шичибукаю Донкихоту Дофламинго или брокеру подпольного мира Джокеру. Только «Доффи» о его осведомленности не стоило догадываться, поэтому Ло согласился на этот вариант и пытался вести себя предельно осторожно, чтобы выведать у этого ублюдка ценную информацию. И опять все пошло не по плану.       Чёрт, Дофламинго прямо сейчас мог раскрывать свои главные тайны, но сохранить их в секрете, ведь молодой человек не понимал ни слова.       Ло попытался собрать воедино все ошмётки своего сознания и сосредоточить все когнитивные способности на сидящем напротив мужчине. И ему даже удалось уловить отдельные группы слов, но они просто булькали на периферии сознания, не неся с собой какой-либо информации: с таким же успехом это могли быть слова на иностранном языке, который брюнет слышал впервые в жизни. Что ж, ловить ему здесь было нечего – крупицы здравого смысла объединились в кусочек мела и начертили под веками новый план: встать и вернуться в каюту, чтобы проспаться. Твёрдая мысль переросла в импульс, который стремительно возрос до упрямого намерения.       Когда он встал, Донкихот, судя по активно жестикулирующим ладоням, находился в самом эпицентре своей болтовни, и, возможно, даже не заметил бы, если Ло удалось бы тихо покинуть помещение VIP-комнаты ресторана. Только реальность была такова, что твёрдость намерений парня не могла конвертироваться в твёрдость ног, а то, что у него было на тот момент – две сваренные вермишели, а не ноги. Сваренные вермишели были хороши в употреблении под томатным соусом, но никак не в прямохождении. А ещё оказалось, что у него такие длинные ноги – он никогда не думал, что они настолько длинные, – Ло запутался в них и стремительно полетел на пол.       К радости или к сожалению, раскинутые во время активной жестикуляции руки Дофламинго находились в самой выгодной позиции для ловли внезапно падающих пиратов. Так Хирург Смерти оказался прижатым к груди своего заклятого врага, полностью это осознавал даже в столь неидеальном состоянии, и это было ужасно. А самое ужасное – он не мог самостоятельно стоять, не опираясь о мужчину! Какой позор!       Дофламинго что-то сказал, – наверное, даже спросил, – на что парень лишь недовольно проворчал и потряс головой: он был слишком расстроен из-за общего стечения обстоятельств, чтобы даже попытаться понять, что от него хочет Джокер. Только оповестил:       – Хочу в кровать.       А потом его подняли на руки и понесли как невесту: Ло настолько удивился, то напрочь позабыл о том, что, вообще-то, он в печали, если даже не сказать: в глубочайшей тоске по поводу сорванного плана. Он вообще обо всём позабыл, и в его голове установилась приятная оглушительная тишина – что-то в нём сломалось.       Не отдавая себе отчёт, парень неуклюже переплёл руки на шее Дофламинго, а потом получил горячий влажный поцелуй, который полностью прочувствовал, но так и не смог осознать. Так и с остальным: он чувствовал и грубые жадные пальцы, переползающие по его телу по самым предсказуемым траекториям, и горячее дыхание на шее, от которого шевелились волосы на загривке, и новые влажные поцелуи с длинным пронырливым языком, и все углы, которые сшибал им Дофламинго – всё чувствовал, но перестал осознавать, будто один из особо мстительных углов вышиб из него кусочек мозга, отвечающий за это.       И пьяный, чувственный и ласкаемый Ло просто наслаждался происходящим, оставляя тяготы ужасающего осознания на завтрашнего, трезвого и определенно злого себя.       К сожалению, как это часто бывает, отложенное на завтра дело настигло намного быстрее, чем казалось вчера. Трафальгар неспешно проснулся в незнакомой мягкой постели и продолжал бездумно лежать некоторое время, пока не почувствовал противную, царапающую затылок боль, что по стремительной логической цепочке привела его к этому самому осознанию: боль в голове из-за похмелья – похмелье из-за выпитого вина – вино выпивалось из-за (и за счёт) Дофламинго – Дофламинго! Проклятое имя как ключ отворило запертые воспоминания, и те свалились на Ло как куча небрежно скомканного грязного белья с верхней полки шкафа. От неожиданности он даже совсем несолидно взвизгнул, после чего почувствовал движение по правую руку от себя.       Медленно, с огромной настороженностью, брюнет повернул голову на бок и прикусил губу, чтобы не выругался: рядом с ним спал Джокер. Впрочем, было странно, что он не заметил этого раньше, ведь этот ублюдок положил на него огромную загребущую лапу, притягивая к своей обнаженной груди. Чуть скосив глаза вниз, Ло удостоверился, что мужчина был полностью обнажен, как и он сам: не то, что он хоть сколько верил в робкую мысль, что все его воспоминания были просто бредом пьяного сознания или реалистичным кошмаром, но он надеялся на это.       Помня, что у Дофламинго весьма чуткий сон, парень медленно и аккуратно выбрался из его захвата, стараясь не разбудить, а потом и из постели, чтобы отправиться на поиск ванной комнаты. Как он знал, большинство курортных отелей (а вчера они сбивали углы именно до одного из таких) походили друг на друга, так что, побывав в одном, нельзя было потеряться в другом. Проблема заключалась в том, что Ло как раз никогда не был в подобном отеле, так что даже примерно не знал, где что находится. Но нужно было быть полным кретином, чтобы из двух возможных дверей не найти нужную, поэтому со второй попытки он оказался рядом с желанными благами цивилизации.       Выпив из крана, по ощущениям, половину запасов пресной воды всего архипелага, он перевел дух и попытался вспомнить, где его одежда. К сожалению, именно этот аспект вчерашнего вечера упорно уплывал в самую глубь подсознания, а вместо него память услужливо подкидывала сам процесс раздевания, сопровождающийся самодовольными поцелуями открывающихся участков кожи. Трафальгар бросил взгляд на свое отражение и без удивления обнаружил яркие отметины на своих бедрах и шее, а потом в панике схватился за раковину из-за прилива какого-то странного, ошеломляющего ощущения под тонкой кожей. Это чувство невозможно было опознать хотя бы потому, что моментально с ним пришли стыд и отвращение за то, что он вообще был способен испытать подобное.       Ло пытался взять себя в руки, но смысла в этом было мало – его руки тряслись. Это был далеко не первый его раз, даже не первый по пьяни – не в этом было проблема. Даже не в том, кто был его партнёром (нет, конечно, в этом тоже была определенная – огромная – проблема), и не в том, что он всё помнил. Хотя, нет, последнее все же было корнем зла: он всё помнил, и помнил, как ему было хорошо с Дофламинго – вот, что было ужасно. И он даже не пытался тогда этого скрыть! Хотелось молиться о том, чтобы Дофламинго сам ничего не помнил.       Парень медленно приоткрыл дверь и совсем тихонько, используя всю свою выработанную акробатичность, выскользнул сквозь узкую щель, но данные ухищрения были абсолютно напрасны, поскольку Джокер уже не спал. Он сидел на кровати, обращая свой туманный, несфокусированный взгляд прямо на Ло. С неким противоречивым недовольством-довольством брюнет отметил, что не один он с яркими метками на теле, а потом с ужасом вспомнил, как эти отметины появились. В нём забурлила злость: он не хотел оставлять на Дофламинго следы поцелуев! Если бы он и хотел что-то на нём оставить, так это – синяки, укусы, царапины... Стоп! Нет! Порезы от меча – раны от сражения! Молодой мужчина потряс головой, пытаясь привести свои мысли в порядок, что привело только к усилению мигрени.       Притворяться, что Ло не заметил Дофламинго, – глупость на грани клинического диагноза, но он всё же целенаправленно обошел огромную развороченную постель по дуге, что было весьма сложно, поскольку она занимала чуть больше, чем всё пространство, в поисках того, чем можно было бы прикрыться – внезапно под тяжестью чужого взгляда он ощутил себя не просто голым, а обнаженным. Захотелось не просто вернуть свою одежду, а укутаться в несколько слоев одеяла, оставляя только тонкую прорезь для глаз, только для того, чтобы этот ненасытный взгляд не касался его кожи, не вызвал неправильных мурашек, не выбивал воздух из лёгких.       – Я думал, ты уже... ушёл, – произнес Дофламинго с явной запинкой. Было очевидно, что он хотел использовать иной глагол – «сбежал», – но от чего-то не стал.       Ло не был уверен, что ему стоило ответить, ведь подтверждать то, что он не ушёл, не имело смысла, а упоминать то, что он хотел уйти, но не успел – глупо. Брюнет был растерян – он редко оставался со своими партнёрами на ночь, но иногда это случалось, и у него было два пути: либо заняться ленивым утренним сексом и тем самым немного отсрочить неизбежное расставание, либо тихо разойтись. И всегда выбор был очевиден из-за поведения партнёра, сейчас же Дофламинго явно не хотел разрывать их нечаянно образовавшееся что-то. Речь шла даже не о похотливом желании переспать ещё (несколько?) раз, скорее, о вульгарном нежелании отпускать его во чтобы то ни стало. И тут все очевидно: Джокеру нужен он, нужен его фрукт, чтобы заполучить бессмертие и удовлетворить собственные раздутые амбиции. Парень же продлевать это не хотел. Разве что... Это могло сгодиться для плана?.. нет – слишком рискованно.       Ло чувствовал себя, будто попал в птичью клетку, но дверцу ещё не успели закрыть на изящный миниатюрный крючок – самое время сбежать. И, черт возьми, плевать на одежду! Когда парень дёрнулся по направлению к выходу, в комнате раздался смешок, заставивший его остановиться.       Дофламинго прикрыл глаза и откинулся обратно на сбитые подушки, растекаясь по всему пространству кровати, беззаботный и расслабленный. Он совсем не переживал из-за того, что Хирург Смерти хотел выскользнуть из его рук – был настолько самоуверенным или это всё ловушка? Ло замер, скользя растерянным взглядом по громадной фигуре перед собой,       – Передумал сбегать, малыш Ло? – насмешливо спросил мужчина, не открывая глаз. Что ж, он не мог видеть того, как Трафальгар вздрогнул из-за его притворно ласковых интонаций.       – Я не бегу, – возразил Ло и скривился. Ему совсем не понравилось ощущение, будто Дофламинго не воспринимает его всерьёз словно неразумного ребёнка, а тот, будто намерено издеваясь, только громче рассмеялся.       – Тогда зачем вскочил? Приляг, – предложил блондин, не сдвигаясь ни на миллиметр, чтобы обеспечить пространство, куда мог бы лечь Ло. Было совершенно очевидно, на что он намекал, но если бы только в этом заключались его мотивы...       – Я не собираюсь... – начал было Трафальгар, но его бесцеремонно прервал ужасно самодовольный голос:       – Повторять ошибок? – Дофламинго открыл правый глаз, чтобы смерить взглядом молодого мужчину, и этот цепкий взгляд прожег в том дыру размером со всё тело. – Так бы думаешь обо всём произошедшем, Ло? Но ты упускаешь из внимания главное: почему эта «ошибка» произошла? Почему ты позволил ей произойти, когда расслабился и перестал контролировать каждый свой вздох в моём присутствии?       – Я не... – Дофламинго снова прервал его, не желая слышать жалкие отговорки:       – Почему моё имя так легко слетало с твоих губ, когда ничто другого произнести ты был не в состоянии? Почему?.. – он замолчал, что-то обдумывая, но в итоге так и не произнеся, затем продолжил: – Не потому ли, что ты так много думал об этом раньше? Не потому ли, что это было твоим тайным желанием, малыш Ло?       Дофламинго не двигался с места, даже не шевелился, но его голос стремительно напирал, желая повалить Ло с ног – парень, сам того не хотя, поддался его влиянию и отступил. Однако потом пришёл в себя, ощетинился и ответил:       – Мир не крутится вокруг тебя! И мои мысли – тоже, чтобы ты там не думал, – Ло недоумевал, насколько нужно быть самовлюблённым, чтобы верить в такую глупость!       И, хотя слова, тон Трафальгара определенно всколыхнули внутри мужчины не самые приятные чувства, Дофламинго не стал утруждать себя тем, чтобы подняться, нет. Он взмахнул кистью, и полдесятка нитей окутали брюнета, перехватывая контроль над упрямившимся телом, чтобы усадить его на себя сверху. Всё же ему понравилось, как вчера ночью выглядел дерзкий мальчишка, сидящий на нём.       – Весь мир – возможно, – нехотя признался Донкихот, и нельзя было не заметить сквозившего в его словах разочарования, впрочем, он тут же сменил тон: – но твой мир... Не обманывай меня столь безвкусно, Ло, это даже не смешно.       Потерявший контроль над собственным телом Хирург смерти не мог сопротивляться, вырваться из рук Джокера и был вынужден терпеть то, как эти самые руки легли ему на бёдра и стали растирать напряжённые мышцы – всё тело Ло дрожало от напряжения. Дофламинго открыл второй глаз и дал волю своей жажде прикосновений: ладони быстро скользили вверх по бокам, к плоской груди, очерчивали чёрные линии, по ним же опускались вниз. Кожа под грубыми шершавыми пальцами дрожала от бесцеремонных электрических импульсов, жадное до горячих прикосновений тело тянулось навстречу ласкам.       – Это изнасилование, – отстраненно и сухо, глотая воздух сквозь зубы, сказал Ло, потому что чувствовал необходимость произнести это, очистить своё имя.       – Как тебе угодно, – расхохотался этот невыносимый тип ему в лицо и поцеловал, продолжая распускать руки. Ло сжал челюсть и губы в тонкую линию в качестве протеста, и Дофламинго, будучи в слишком приподнятом настроении и не желая его себе портить, не стал тратить силы на попытки подавить сопротивление строптивого парня и ограничился весьма целомудренным прикосновением, после чего спустился к линии челюсти, затем – к шее.       Трафальгар закрыл глаза и попытался отстраниться от скверной ситуации, в которую не просто попал – вляпался и увяз. Это было сложно, во многом из-за уязвлённой гордости, которая беспорядочным хлестом жалила тело изнутри и не давала успокоиться. Хотелось вцепиться в Джокера ногтями и зубами и рвать его тело, слышать крики агонии – отомстить. Хотелось его самого обездвижить, повалить на постель и заставить почувствовать себя таким же беспомощным, как сейчас ощущал себя Ло. Хотелось...       Руки парня без какого-либо сопротивления сдавили крепкую шею, и Дофламинго издал несколько сдавленных смешков:       – Признай, что ты хочешь этого, Ло, – шептал этот псих, и терпкий голос оседал у него на губах, ведь парень, сам того не осознавая, склонился к мужчине настолько близко, что мог ловить учащенное дыхание.       Ло хотел. Хотел задушить его. Но отчего-то ещё хотел прижаться сильнее к огромному горячему телу. Разбить ему нос и долго слизывать струйки крови, наблюдая как тот краснеет и распухает. Выдрать волосы, трахая в рот. Сломать руки, которые тянулись к нему так нагло и облапать самому ещё более нагло.       Ло был зол и возбуждён ровно до кровавой пелены перед глазами, но нельзя было сказать, что он был недееспособен. Он явственно понимал, что стоит в одном метафорическом шаге как от убийства, так и от жестокого секса, и что он на самом деле хотел...       – Ты такой горячий, когда злишься, – тихо, интимно произнёс Дофламинго, ни капли не помогая: от этого тона его ещё сильнее хотелось трахнуть и коленом по рёбрам, и членом по лицу. А он продолжал: – Такой сексуальный, так и хочется тебя отодрать, чтобы рыдал как маленькая ненасытная сучка.       Рука Дофламинго сомкнулась на члене брюнета и резко провела от основания до головки, отчего молодой мужчина громко выдохнул, а мышцы его живота содрогнулись волной. Дофламинго нагло оскалился, а Ло оскалился в ответ ещё наглее:       – А в прошлый раз силёнок не хватило довести меня до слёз? – Ло издевательски провел кончиком пальца по линии напряжённой челюсти – Дофламинго тоже злился. Они едва держались в этом хлипком подобии равновесия, цепляясь друг за друга яростно, почти отчаянно.       – Ох, извини, привык давать фору малышам, – ответил Джокер и сжал вторую руку на ягодице партнёра с такой силой, что на ней без каких-либо других вариантов должны расцвести пурпурные синяки.       – Возраст сделал тебя таким сентиментальным? – дразнил Трафальгар дальше, потому что не мог оставить издевательства над собой без ответа и потому что этот злой, уязвлённый и взбудораженный Джокер настолько контрастировал со вчерашним жадным, но ласковым любовником, что восстанавливало разрушенную картину мира. И, возможно, потому что упирающийся в его зад большой влажный член от этого становился крепче и прижимался плотнее. Возможно.       – Возраст сделал меня опытным, Ло, и вчера ты это хорошо отметил.       Брюнет хотел ответить ему что-то очень дерзкое и агрессивное – фраза уже вертелась у него на языке, но он не успел её отпустить, а дальше было поздно. Дофламинго не шутил про опыт, только его наличие, судя по всему, не подразумевало терпение, поэтому, даже не дождавшись окончания собственной фразы, мужчина раскрыл его задницу пальцами и тут же вошёл ими внутрь, скользя по остаткам собственной спермы. Вместе с этим он издевательски сжал член партнёра у основания, а Ло сделал то, о чем мечтал уже некоторое время: сжал зубы на шее блондина, кусая с такой силой, что тот даже простонал.       – Маленькое кровожадное чудовище, – прошипел он со злостью и тем не менее откинул голову вбок, предоставляя больше пространства для жестокого творчества на его шее. И следом приставил головку к раскрытому отверстию.       – Если ты мне не отдрочишь, я тебя загрызу, – прохрипел ему в ответ Ло и оскалился, глядя прямо в глаза чертового Джокера.       Так было лучше: всё стало на свои места. Никаких нежных поцелуев, трепетных прикосновений, постыдных просьб – только неприкрытая похоть в прикосновениях и страстная ненависть в любых действиях, что на самом деле растекалась у него в жилах при виде этого ублюдка. И в этой ярости у них полная взаимность: быстрые агрессивные движения Ло совершенно естественно, за одно размашистое движение, сменились грубыми толчками Дофламинго – и теперь Ло своими лопатками скользил по влажным простыням, не помня себя от головокружения.       Никакой любви – терпкое вожделение, с едкой горечью на кончике языка от чужой крови. Не нужно сдерживать стоны, ведь в них нет чего-то сокровенного, в них самая что ни на есть чистая жажда. Механические движения, удовлетворение своих базовых потребностей, выплеск накопившегося раздражения – вот, что он мог себе позволить разделить с Дофламинго. И тот с удовольствием с ним делился тоже, многим больше и яростнее, норовя сломать брюнета пополам своим огромным телом и резкими толчками.       Донкихот перевернул его снова – трахал грубо и бесцеремонно, как ему хотелось, – а Ло вгрызся зубами и вцепился пальцами в подушку, разрывая тонкую ткань под оглушительный злой рык партнёра. Они кончили одновременно, разводя совершенно новый уровень бардака на постели, и Дофламинго, совершенно не церемонясь, так же навалился на Трафальгара всем весом. После такой изматывающей гонки перспектива быть расплющенным была очень соблазнительна, поэтому Ло не возражал, а также потому, что для этого нужны были силы, которые он выплеснул на демонстрацию его исключительной ненависти к этому тяжелому мудаку.       Дофламинго сам свалился на бок через некоторое время и перевернул партнёра проверяя, жив ли он вообще. После удовлетворительного результата он оскалился и попытался оставить ещё один кровавый засос на шее парня, но тот стал вырываться, толкаясь локтями.       Теперь они пребывали в более подходящим, по мнению Хирурга Смерти, виде после секса двух неприятелей: все израненные, искусанные, побитые, исцарапанные – внешний вид полностью соответствовал внутреннему самоощущению, Ло был доволен. Мысли о сексе с Дофламинго и правда иногда занимали его сознание, но проблема была в его вкусах: ему слишком сильно нравились высокие блондины. Просто сексуальные предпочтения – ничего серьезного, да и всё произошедшее – случайная половая связь, которая вовсе не была трагедией, ведь не несла в себе чего-то серьезного. Это был грубый секс, случайный перепих – не занятие любовью. А то, что было ночью – алкоголь...       Дофламинго прижал его к своей груди, поглаживая по плечу и расшатывая железную уверенность, поэтому Ло отпихнул его в сторону и почти поднялся...       – И все же ты зарыдал, – усмехнулся Джокер.       – Что?! Не было такого!       Второй раунд не заставил себя ждать.