Она похоронила прошлую себя

Она похоронила прошлую себя и отныне больше ничего в ней не осталось. Изнутри все сгорело и превратилось в пепел. Сколько можно, скажите сколько можно ей быть виноватой во всем? Она лишилась детства из — за матери, решившей при практически полном отстутствии здоровья, родить второй раз. В восемь лет на нее спихнули двух новорожденных братьев. И если Карамон был вполне себе жизнеспособен, то Рейстлина приходилось выхаживать. Прислушиваться к дыханию и не спускать с него глаз. Делать все, чтобы ослабевший ребёнок выжил. В тринадцать она бросила школу, чтобы растить братьев. На ней ярмом висело все хозяйство и младшие, пока отчим пытался хоть как — то заработать на пропитание. Ее дразнили дочерью Лесоруба более счастливые дети. Кому в жизни больше повезло с родителями, ну или с матерью. Кидали камни и палки в след, иногда избивали. Только сильный характер позволял ей не отвечать на подобные выпады и идти дальше. С гордо поднятой головой. Она прекрасно помнила тот день, когда «мать» избила ее в первый раз. Находясь в забытье сознания. Свою сломанную руку она тоже запомнила. Но остановиться мать не просила. Даже откинула раскаленную кочергу. Она никогда не опустится до ее уровня Прекрасно помнила, как вскрыла вены в первый раз. И чудом ее нашел Рейстлин. Младший брат, которому тогда было четыре годика, рваной простыней перевязал ей руки. Спас. Но не спросил одного. Хотела ли этого Китиара? Она прекрасно помнила, как «мать»впервые решила с ней заговорить. Вот только ей этого было уже не надо. Она максимально отдалилась от нее. О чем, впрочем, ни разу за всю свою жизнь не пожалела. От ее сурового взгляда и резкого ответа Розамун тут же замолчала и, удивительно, впервые за пять лет, решила заняться сыновьями. Дать Рейстлину возможность и дальше развивать способность к магии было тоже ее идеей. А в, примерно, 26 лет ее изнасиловали Жизнь тогда словно оборвалась. Хотелось из — под кожи выскрести эту грязь. Умереть, только не помнить. Умереть почти получилось. Когда сына рожала. От того, кто ее смешал с грязью. Она знала, что за спиной шептались, слышала, как проклинали, чувствовала, как пускали слухи, как нарекли плохой матерью. Обо всем знала, но молчала. И только один раз, стоя на краю обрыва она призналась себе, что в детстве не хватало матери. Вот только матери тогда было все равно. А сейчас она просто не нуждалась в ней. Нет, смерти ей Китиара никогда не желала. И сама бы не убила. Желала только одного. Чтобы после смерти Розамун в аду сгорела. За всю боль, что причинила, за все дни, что не обняла, за все беды, когда не обняла и не поцеловала в лохматую макушку, за все ночи, когда не прогнала кошмары одним движением материнской руки. За все, что случилось с ее старшей дочерью в то время, пока вся семья мирно спала и не знала ни о чем. Но отчима Китиара любила. Любила словно родного отца. И отчим ее тоже любил. Он понимал ее и неловко пытался помочь. Одной ночью маленькая Китиара проснулась рыдающей в плечо мужчины, когда приснился кошмар. Никто из них об этом не говорил. Просто… Она слишком рано научилась проживать всю боль одна Рыдать ночами, чтоб никто не слышал, разрезать себе кожу, а с утра натягивать фальшивую улыбку, шутить и делать вид, что все в порядке а в порядке никогда не было И ведь все верили. Считали душой компании. А когда выросла и взяла меч в руки ее начали бояться даже мужчины. И никто не знал, чего ей это стоило. Китиара рыдала возле креста, на котором висел маленький красный браслетик. Эту могилку она создала сама. Там похоронена прошлая она. Маленькая добрая девочка, верящая в чудо, с большими карими глазами, с добрым сердцем, еще нуждающаяся в матери, еще не познавшая всей боли. Еще не пытавшаяся умереть Китиара прислонилась лбом к этому кресту и прошептала, почти в исступлении. Кинжалом разрезая себе руки. —Прости меня, малышка. Прости, что похоронила тебя. Ты заслуживала жить. Ты была такая добрая и светлая, что становилось страшно. Как ты, такая чистая, сможешь жить в таком мире. Прости, что убила тебя