Не умирай раньше меня

Я давно убеждён в том, что у такого человека, как Джон МакТавиш, нет сердца. И прошлого тоже нет. Будущего. У него нет семьи. Нет чувств. Нет эмоций. Он крутится, как белка в колесе, ничего не видя вокруг, стремясь лишь к какой-то одной определённой цели. Молчит. Часто не слышит моих слов. Просыпается по ночам, видя не то кошмары, не то сны о лучшей жизни, которой у него никогда не будет. Единственную спокойную ночь, без выстрелов и криков, в канун Рождества, он предпочтёт провести в казарме. Редко – в баре. У него с собой одна бутылка пива и на заказ – одна рюмка виски. У идеального Джона МакТавиша впереди долгая рождественская ночь наедине с самим собой. А что есть у меня? Кто я для него? Человек без лица. Без прошлого. Без будущего. Мечтатель. У меня никогда, так же, как и у него, не будет нормальной жизни. Я буду идти рядом с ним, сражаться, буду везде следовать за Джоном МакТавишем, как безмолвный призрак. Призрак. И свою рождественскую ночь я проведу в том же баре. Не говоря ни слов сожалений, ни пустых фраз о том, что всё будет хорошо, я вытащу из кармана немного денег и сяду рядом. Закажу виски. Я не хочу, чтобы гневные мысли сожрали с потрохами Джона МакТавиша. И не хочу, чтобы он оставался один. - Следишь за мной? Придвинув стакан, Соуп делает нервный глоток и пальцами по шраму проводит – явный признак того, что он раздражён. - Я не сойду с ума, Гоуст, можешь возвращаться обратно. Джон МакТавиш привык в одиночестве бороться со своей душой. - Хорошо. Сиди. Как знаешь. Подозвав бармена, он заказывает ещё один стакан, а я к своему даже не притронулся. Сидим, молчим – как будто больше делать нечего. Я смотрю на него, а Соуп не двигается, напряжённо всматриваясь в одну точку, где-то между первой и второй полкой с бутылками. - Гоуст… Опустив балаклаву, я наконец отпиваю виски и чувствую, как по телу разливается тепло. - Как думаешь, капитан Прайс жив? Я кивнул и очень осторожно придвинул к Соупу пачку Мальборо. Словно подходишь к разъярённому псу. В этот момент Джон МакТавиш закуривает, и начинает говорить. Говорит он долго, иногда делает короткие паузы, чтобы затянуться. Он говорит о Прайсе, о будущем, о войне, о нашей миссии и о нашем долге перед страной. Корит себя за то, что случилось во время операции Кингфиш. И я думаю о том, что не нужно гнаться за призраками. И молча, без единой попытки прервать тираду сослуживца, кладу руку ему на плечо. Всё равно что засунуть голову в акулью пасть. И Джон МакТавиш замолкает. Виски в стакане кончается, сигарета тоже. За дверью бара проехала машина и мужской голос прокричал что-то в мегафон. И тут Соуп говорит мне, что война для нас закончится только тогда, когда Господь Бог заберёт наши души на небеса. Никогда не думал, что он верит в Бога. Оказывается, что даже сильнейшие из нас рано или поздно веруют. На войне не бывает атеистов. Он засмеялся. Посмотрел на меня, внезапно хлопнул по плечу и, стукнув своим стаканом по моему, осушил остатки виски. - Чушь какую-то несу. Прости, друг. Видимо, я слишком много выпил. По моим меркам, он может выпить гораздо больше, когда ему плохо. Значит всё в порядке. Или Соуп просто не хочет откровений. В отличие от меня, Джон МакТавиш не боится смерти. Он смело смотрит ей в лицо, бросая старухе с косой вызов так яростно, словно это его призвание. Интересно, когда я буду умирать, мне будет страшно? Это будет медленно или быстро? Жаль, нельзя заглянуть в будущее, я ненавижу неизвестность. - Гоуст. С тобой всё в порядке? По крайней мере я надеюсь, что, когда я буду умирать, Джон МакТавиш будет рядом со мной. Посмотрев ему в глаза, я молча снял очки, положил их на барную стойку и жестом попросил бармена принести нам ещё выпить. Отдам последние деньги ради того, чтобы сказать: - С Рождеством… Джон. И ночь внезапно обретает свой смысл. Пожалуйста, думаю я, не умирай раньше меня. Иначе я просто не смогу сражаться дальше, я выпущу последний патрон себе в голову, сидя рядом с твоим телом, я просто не выдержу этого. Соуп, просто живи. Пускай без сердца, без будущего, без прошлого – живи. Так долго, как только сможешь. - И тебя с Рождеством, Саймон… Я люблю тебя, Джон МакТавиш. Правда жаль, что ты никогда об этом не узнаешь.