What I Should Have Learned In Study Hall

Ночь без сна. Ворочаюсь на неудобной кровати, заглушая музыкой собственные мысли. Громче, тяжелее… Это уже не музыка, а просто шум. Не слышать больше ничего… Не думать… Не чувствовать… Я хочу исчезнуть. Стереть себя из памяти всех, кто когда-либо меня знал, и тех кому, как я наивно полагал, было не плевать на меня. Друзья, родственники… Знакомые… Интернет-друзья… Бью кулаком в стену, чтобы почувствовать хоть что-то. Не помогает. Это обычная ночь, ничего нового. Звенит будильник. Попсовая песенка, которая теперь будет играть в голове ближайшую пару часов. Всё ещё наполовину пребываю во сне, который больше напоминал кровавое месиво из отрывков фильмов, физиономий знакомых и незнакомых людей, смазанных кадров. Словно в тумане совершаю обычные утренние ритуалы. Запихиваю в себя подгоревшую яичницу, не чувствуя вкуса. Заставляю себя отложить тёмное худи и достать белую рубашку. Зауженные брюки. Пиджак. Кроссовки. Часы. Гладко зачёсанные сбрызнутые лаком волосы. Небрежно расстёгнутое пальто. Наушники. Маска. Беру с комода ключи и напоследок бросаю взгляд в зеркало. Вполне неплохо. Под ногами шуршат опавшие листья. Светит солнце. Вообще сейчас, пожалуй, самый приятный сезон. Красота увядающей природы, как пишут классики. В наушниках – свежий альбом Royal Blood. Мозгами понимаю, что есть все предпосылки к тому, чтобы радоваться жизни. Но вместо этого почему-то стискиваю зубы и глубже заталкиваю руки в карманы. По телу пробегает холод, несмотря на солнечный день. В голове, перекрывая музыку в наушниках, пробегает всё та же попсовая песенка, что стоит на будильнике. Хочу кого-нибудь убить. Желательно не себя. Вагон метро битком забит людьми. Прижимаюсь спиной к стеклу с наклейкой «не прослоняться» на нём. Стараюсь никого не касаться. Люди напоминают копошащихся насекомых. Прячу большую часть лица под маской (спасибо, пандемия). Невидящим взглядом утыкаюсь в экран телефона, лишь бы ни на кого не смотреть. Ещё одна дистанция на этой полосе препятствий. Ещё один день, который надо пережить. Вечер. Иду домой. Вроде бы ничего не случилось, но чувствую себя, как вывалившееся из мясорубки мясо. На парах в течение дня хотелось до вскочить и завыть в голос, то вытолкнуть препода в окно и посмотреть, что с ним будет после падения с одиннадцатого этажа. Одногруппники выглядят как сплошная серая масса. Из неё выделяется пара человек, с которыми я общаюсь ближе, но, кажется, они не особо дорожат мной. Как, впрочем, и я ими. Мы поспешно прощаемся и расходимся каждый в свою сторону. Думаю о заданиях, которые надо сделать на завтра. Чтобы всё успеть, придётся не спать ночь. Понимаю, что в итоге забью на большую часть. Кое-кто из преподов будет орать, другие просто скажут донести позже. Как будто мне есть дело до учёбы. Ха-ха. В наушниках на повторе играют одни и те же пять треков Slipknot. Никогда особенно не фанател по ним, но вечером в метро в час пик это то, что нужно. Проезжаю пару станций и неожиданно для самого себя пересаживаюсь на другую ветку и еду в центр. Море машин, фонари, подсвеченные витрины бутиков и ресторанов. Толпы людей в дизайнерских шмотках. Как будто в конце концов есть разница, во что ты одет. Ведь все мы в итоге сдохнем. На этой позитивной мысли я переключаюсь на альбом Уитни Хьюстон 1985 года. На мой взгляд, один из лучших поп альбомов всех времён. Он идеально сочетается с темнеющим небом, морем огней и окружающей меня нарочитой роскошью. Но сегодня я явно не в настроении для прогулок. Быстрым шагом дохожу до ближайшей станции метро и еду домой. Заранее с ужасом представляю, как буду пытаться уснуть. Возможно, опять буду писать в твиттер депрессивное дерьмо, за которое завтра будет стыдно. Особенно если под этими твитами появится пара-тройка поддерживающих комментариев. Как будто я слабый. Как будто мне нужны это слащавые «солнце, ты важен, пиши, если захочешь выговориться». Аж блевать тянет. Как ни странно, засыпаю без излишних самокопаний. Даже успеваю почитать. Правда потом большую часть ночи мне снятся расчленённые трупы и какой-то псих, гоняющийся за мной, а потом оказывается, что он – это уже я, и я преследую какую-то девицу… Просыпаюсь совершенно неотдохнувшим, через силу привожу себя в порядок, выпиваю растворимый кофе (можно подумать, он помогает взбодриться!), включаю всегда искренне ненавидимый мной «Sempiternal» Bring me the horizon и покидаю дом, параллельно спрашивая себя, почему я всё ещё хожу в университет вместо того, чтобы спокойно спать в своей кровати. Наверно потому, что это вносит хоть какое-то разнообразие в жизнь, которая иначе стала бы такой неподвижной, как вода в луже в безветренный день… Дорога к метро лежит через крохотный парк. Навстречу мне, занимая всю дорогу, идёт женщина с коляской. Я представляю, как пинком переворачиваю коляску и беспомощное крохотное тельце шмякается об асфальт. Стискиваю руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, улыбаюсь женщине одним уголком губ и схожу на газон, чтобы обойти её. На первой паре приятель как бы между прочим интересуется, что у меня с рубашкой. Я скашиваю глаза и вижу на груди и на воротнике бордовые засохшие пятна. Бормочу что-то про томатный сок. Впрочем, приятелю плевать, он почти тут же об этом забывает, внимая шамкающему старику, вещающему что-то про резисторы и ёмкости. Челюсти сводит от зевоты. Я сплю по восемь часов каждую ночь, но всё равно просыпаюсь разбитым. Наверно стоит показаться врачу и пропить витамины… Хотя неважно. Дома стаскиваю с себя рубашку и закидываю в стиральную машину. В корзине для грязного белья обнаруживаю ещё штук пять с такими же пятнами. Они навевают какие-то смутные воспоминания, но я не даю себе труда задуматься об этом, включаю машину и иду готовить ужин. Жарю отбивную, тушу брокколи, выкладываю на тарелку, но в итоге забываю поесть, и это всё так и стоит до утра на столе, а потом летит в мусорку. Еду в метро. Сегодня пятница, а значит, впереди выходные, которым принято радоваться. Значит, два дня в пустой квартире, наедине с собой. Из развлечений – книги, интернет и три приёма пищи. Разумеется, заниматься учёбой я не буду. Может быть, это помогло бы куда-то деть время, но меня трясёт от одной мысли о высшей математике. А родители так радовались, когда я поступил в этот университет и переехал в столицу из родной провинции… Я тоже, вроде бы, радовался. Первую неделю. Потом стало хреново. Потом ещё хуже. А сейчас – просто плевать. На учёбу, на родню, на самого себя. Двигаюсь, словно в каком-то тумане. Всё чаще чувствую себя так, словно постепенно утрачиваю связь с этим миром. Возможно, это ощущение создаётся от того, что значительную часть суток я не вылезаю из наушниках. Уже не помню, когда в последний раз гулял без них. Таким образом, я не слышу звуков города. Иногда ловлю себя на том, что только поел, но совершенно не помню вкус пищи. Ударяюсь обо что-то, но не чувствую боли. Во всём огромном городе не с кем обняться. Тактильный голод? Он вообще существует? Я постепенно дематериализуюсь. Однажды просто растаю в воздухе, и на смену придут другие. Никто ничего не заметит. Прихрамывая, иду к эскалатору. Мышцы ног болят – то ли от вчерашней пробежки в одиннадцать вечера, то ли ещё от чего-то… Я вышел из дома и нарезал круги по парку, пока дыхание не сбилось настолько, что я не мог сделать вдох, а ноги отваливались так, что доползти до дома и подняться на третий этаж было очень сложно. Я словно пытался убежать от самого себя, вымотаться и не думать ни о чём, упасть без сил, и проспать всю ночь без кошмаров. Не помогло. Только ещё и проснулся с дикой болью в мышцах. Мне предстоит выжить шесть часов учёбы. Точнее не учёбы, а просто отсидеть положенное время, втыкая в потолок и изредка перекидываясь шутками с приятелями. Бросаю взгляд на часы. Пара начинается через десять минут. Надо поторопиться – ненавижу опаздывать. Лысый низенький мужик передо мной занимает левую сторону эскалатора так, что я не могу его обойти. Внезапно появляется острое желание столкнуть его вниз. Словно наяву я вижу, как он катится по ступенькам, как переворачивается с боку на бок, шлёпая о ступеньки, а люди тупо смотрят на него, как бараны, и никто не пытается помочь. Все ждут, когда помогут другие. Так работает групповое сознание. Тупое стадо, не желающее видеть дальше своих смартфонов. На своё счастье, мужик всё-таки перестраивается на правую часть эскалатора, и я обхожу его, задевая локтем. На пару всё-таки опаздываю. Дико болит голова, и вместе с волнами боли периодически накатывает неудержимая ярость. В наушниках играет какой-то бессмысленный рэп, и это только добавляет ненависти ко всему сущему. Заползаю в вагон метро, плюхаюсь на единственное свободное место, игнорируя стоящую рядом бабку. Постоит, не рассыплется. Прислоняюсь виском к поручню и прикрываю глаза. На часах почти восемь вечера. Ноги гудят от усталости. Мозг по ощущениям напоминает горячий расплавленный сыр, который то и дело протыкают вилкой. После очередной остановки приоткрываю один глаз, чтобы посмотреть следующую остановку на табло. Взгляд цепляется за сидящего напротив парня. Он замечает меня и едва заметно улыбается. Это настолько необычно, что я от изумления распахиваю глаза. Он не отвернулся, не уткнулся в смартфон, чтобы избежать зрительного контакта, как делают все в этом сумасшедшем городе. Он улыбнулся. Исподтишка разглядываю его. Ничего примечательного. Молодой парнишка, наверное, мой ровесник. Чёрные узкие джинсы, высокие ботинки со шнуровкой, кожаная куртка. Из-под красной шапочки торчит светлая чёлка. Он опять замечает мой взгляд и улыбается, на этот раз чуть смущённо. Сквозь пелену головной боли я чувствую неприятный укол внутри. Что-то тут не то. Паренёк только что подписал свой приговор. Моя станция давно осталась позади, но я продолжаю сидеть на месте, то и дело бросая взгляды из-под ресниц, чтобы убедиться, что он всё ещё здесь. Скоро конечная. Поезд в очередной раз тормозит, он встаёт, закидывает на плечо рюкзак и выходит. Оставаясь на месте, я до хруста сжимаю кулаки, кусаю губы, вцепляюсь в края сиденья, но это не помогает. Как только из громкоговорителя звучит «Осторожно, двери закрываются», я срываюсь и в последний момент выскакиваю из вагона. На платформе в панике озираюсь. Красная шапка мелькает в толпе. Здесь нельзя так ярко одеваться, глупыш. Это город серых тонов. Прокладываю себе дорогу локтями, не обращая внимание на возмущённое шипение. Толкаю тяжёлые двери и оказываюсь на воздухе. Это окраинная станция, и людей на улицах почти совсем нет. Он идёт не спеша, я следую по пятам, постоянно спрашивая себя, что будет дальше. Он сворачивает в какой-то узкий переход между заборами, я захожу следом и хватаю его за плечо. Правая рука привычным движением тянется к карману. Он вздрагивает и оборачивается. В свете далёких фонарей я вижу светлую чёлку и карие глаза. Он молча хлопает ресницами. Моя правая рука в кармане, я чётко представляю, что будет дальше. - Ч-что вам нужно? – наконец выдавливает он. Голосок слегка дрожит. Я молча улыбаюсь, разглядывая его. Какие правильные черты лица! Он мог бы стать моделью… Если бы ему повезло чуть больше. Он только сейчас догадывается попытаться вырваться. Пальцы скользят по холодной коже, и я сильнее сжимаю его плечо, одновременно оттесняя паренька к забору. В карих глазёнках мелькает уже неприкрытый испуг. Они все такие миленькие в этот момент… Ни дать ни взять шестилетний малыш, потерявший маму. - В чём дело? – он пробует ещё раз, но тут его взгляд падает на нож в моей опущенной руке. Он стремительно бледнеет, приоткрывает рот, и я заранее морщусь от нового приступа головной боли. Но он не кричит. Только вжимается спиной в доски забора и шепчет срывающимся голосом: «Пожалуйста… Не надо…» - Не бойся, - я пытаюсь говорить ласково. Мой голос от долгого неиспользования звучит хрипло. – Как тебя зовут? Он молчит, и приходится ощутимо тряхнуть его. - Д-дэнни… - выдыхает он, в уголках глаз скапливается влага. – Пожалуйста, отпустите меня… - Для чего тебе жизнь, Дэнни? – вдруг спрашиваю я, поигрывая ножом, который купил не так давно, отдав добрую половину степендии. – Почему ты так боишься за неё? Разве не прикольно умереть молодым? Он судорожно мотает головой, и слезинки вырываются из его глаз и скатываются, оставляя дорожки на щеках. Я протягиваю руку и большим пальцем стираю влагу. Он начинает дрожать – то ли от страха, то ли от холода. Утихшая было боль накатывает с новой силой, заставляя меня скривиться. Неожиданно мысль о том, как его кровь брызнет во все стороны из разрезанной шеи, перестаёт приносить мне удовольствие. Я протягиваю Дэнни нож. Он тупо смотрит на меня, кусая губы и шмыгая носом. Мне приходится взять его за руку, вложить нож в ладонь и сжать ему пальцы. - Убей меня. Он всё так же молчит. Как только я отпускаю его руку, он безвольно роняет её, пальцы разжимаются, и нож с жалобным стуком падает на землю. С раздражённым рыком я поднимаю его и сую чуть ли не в лицо пареньку. - Возьми его! Ну!!! Он вздрагивает от моего окрика и всё-таки выполняет требование. - Убей меня, - повторяю я, глядя ему в лицо. Он мотает головой. – Не будь идиотом, ты ведь не хочешь умирать. А я не хочу жить. Хватаю его за руку и разворачию так, чтобы остриё ножа упиралось мне в грудь. Даже на расстоянии я слышу лихорадочные удары его сердца. Он быстро переводит взгляд с меня на нож и обратно. Из его глаз катятся слёзы. Он пытается вырвать руку, но я сильнее. Сжимаю его по-девчачьи тонкое запястье. - Пожалуйста, не надо… - Давай же! Убей или будь убитым! Ну?! - Я не могу… Прошу вас… Глядя на него, неожиданно думаю о том, что он, наверное, прекрасный друг. И мы могли бы гулять по воскресеньям в парке, пинать сухие листья, есть мороженое и болтать обо всём на свете. Словно наяву я вижу Дэнни вот в этой вот красной шапочке, резко выделяющейся на фоне ярко-жёлтой листвы. Вижу, как он смеётся, как отскакивает в сторону, чтобы не попасть под чей-то самокат, ловит языком капли подтаявшего мороженого… А ещё я понимаю, что ничего этого уже не будет. У меня так точно. И у него. С коротким яростным рыком я выхватываю нож из его тонких пальцев и замахиваюсь. В меня летят тёплые брызги. Он хочет закричать, но через открытую рану на шее вырывается только тихий свист. Я выхожу из переулка и надеваю наушники. В них – снова Уитни Хьюстон. Плотнее запахиваю куртку и иду к метро. Завтра дворник или случайные прохожие найдут остывший труп с парой десятков ножевых ранений. И копы как обычно лишь разведут руками. Сегодня кто-то так и не дождался улыбчивого мальчика в красной шапочке. Я захожу в супермаркет и набираю целую корзинку еды. Голова вдруг проходит и просыпается зверский аппетит. В эту ночь я впервые за долгое время засыпаю быстро и сплю спокойно. Завтра новый день.