Безумие на дне бутылки.

      Вынырнув из лесного массива, мужчины оказались на отвесном склоне. По обе стороны - все также не внушающий спокойствия тропический лес, наполненный опасностью и криками напуганных кем-то казуаров. Он темный даже днем. Звенящий ералаш, крадущийся по натянутым струнам души, вызывая безразборные всполохи человеческого сердца. На горизонте - устойчивый летний зной серебряно-голубого неба и пожароопасное небесное светило, застрявшее жемчужиной в неопределенном месте никем не сотворенного шелкового полотна. Созидание царствующей природы. Трепещущая занавеска, закрывающая эмпатический раздрай, что паром поднимался вверх от стоп впереди идущего. И каждое мгновение здесь - прыжок в тот второй день, где Богом создавалось небо. Склон - кусочек ободранной гиенами плоти. Канат, натянутый никем и ни для кого.       Если бы это не возвращало в атмосферу потерянного рая, растворенного в тревожности отпущенной пиратом тогда руки, сердце не отскакивало бы от ребер, как язычок колокола. Джейсон, не предупредив, отпустил "ценный груз" который нес, и тупо вперился в даль, чтоб не прозевать настойчиво пропагандируемую островом красоту. Гипнотическая маска тропического ландшафта часто вырывала из реальности восторженные всем и сразу судьбы. Не на этом острове должен происходить ужас; его вообще не должно происходить.       Ваас удержался от язвительных подколов и даже не обернулся на проявление Джейсоновой халатности в отношении трупа его сестры. Подняв тушку на руки, он один продолжил путь вперед. Американец же, застрял, словно будучи интерполяцией между побегом и подчинением. Он прекрасно понимал, что Монтенегро изначально мог донести тело на руках один, но все равно решил вовлечь подельника. А вот окупает ли себя помощь принцесски на самом деле? Выгода в принятии ценностей пирата, или в принятии обесценивания их. Броди был нужен просто потому, что это Броди.       Склон резал нагнанную тоску, опускаясь вниз одинаково острыми, выступающими по заданному природой курсу, каменьями. В потные лица ударил мощный поток ветра, отрезвляя, и сразу же прячась за деревьями. Гостей здесь давно не было, никто их не ждал. Палящее солнце проходило над Джейсоном и сквозь него, приближая свою смерть в огромной луже океана. Умирать каждый день - мучение ли... Броди провожал взглядом идущего. Он подумать не мог, что окажется на месте из своего самого чистого за последнее время сна, и что это случится настолько скоро. Так выглядит рай?       Вживую он ни разу не видел это место, не оставлял следы берц на девственной траве, не смотрел вниз со скалы, не рассказывал Ваасу о ночных видениях; но почему тогда, так болезненно пустую голову посетило чувство дежавю? Очутиться здесь - лишь мимолетное желание, что роилось в воспаленном мозгу десятком миловидных мурашей. Не может же все оказаться одним большим сном…       За людей будто все просчитали заранее. Бывает, натыкаешься на новую для себя музыкальную группу, которая уже давно всеми забыта, подсаживаешься на песни, а потом - бац! И их концерт в твоем городе. Вселенная читает наши мысли, материализуя их. Да, звучит как бред. Но все мы - бред, порожденный безумием.       Утопия прямиком из мечт юных девочек - то место, где можно остаться с любимым на весь день и всю ночь, любуясь небом и звездами, чтоб никакой необходимости задумываться, что за горизонтом - далеко-далеко, существует непередаваемая, жуткая боль - попросту не было. Наслаждение и все его проявления в бескрайнем и насыщенном событии - есть утопия. А здесь, лишь уединенная полянка для нужд какого-нибудь некрофила.       Остров Рук раем назвать - язык у нормального человека не повернется. Вся эта расписная тишь да гладь на самом деле лишь очередная страница в раскраске по сказочным событиям жизни двух "бессмертных" преступников, расписанная ими самими вдоль и поперек. Рваная, комканная, пропитанная опиумом и ромом, смертью и кровью, торжеством и горечью. Такая ненормальная - но общая. Самая ценная.       Рваные лоскутья тряпок, гладкая девичья кожа, обнаженный цветок олеандра. Мертвенно опущенные руки, увешанные украшениями разного происхождения. Она определенно дорогого стоит, и ее точно будут искать… Парень не предполагал, что на уступе, где во сне, держась за руки, сидели два антагониста, окажется Ваас в позе лотоса, и что он начнет отрубать конечности своей сестре. Что это будет так замогильно-искусно.       Зелено-красный газон в стилистике гуччи и подсохшее мозговое вещество, впитанное в каждый дюйм переда растянутой майки. Это модерн. Нож, как кисть по касательной проходит мимо выпирающих вен. Бесчеловечная расчетливость, что не занесена ни в одну методичку. Белесые обнажения недавно покрытых плотью костей, хрустящие как чипсы хрящи, явственное желание мести и увековечивания с уклоном на хирургическое посрамление. Романтика уровня Чикатило.       Размеренные и ровные движения сдавали мастера с потрохами. Не метафорическими. И как только профессионал в области стрельбы и освежевания трупов, жестокий, и уникальный в своем роде - необъяснимым способом, умудрился стать, вместе с тем, еще и главным фетишем чужеземного живчика? Загадка. Ваас создавал неприятности, а Джейсон выбирал из них только самые лучшие, и нарывался. Шел наперекор, "стремясь" подорваться на первой же оставленной С4. Лотерея со смертельным исходом. Сапер не ошибается дважды.       Американец забывался. Стирал себя с холста дневной расправы на уступе, пока разглядывал динамику движения Ваасовых костяшек. Это был не его личный линч. Тут целая семейная драма с завихренно-черной полосой развития. Свалившийся с неба sad ending истории, в которой Броди - мимо проезжавший турист, что лишь одним глазом заметил перепалку и не решился звонить мусорам. Любопытной Варваре, этот глаз, по обычаю, натягивают на жопу; но Джейсон был фартовым засранцем и чудом избежал кары. Он стал для контрабандиста своим, тем самым заслуживая зреть каждую каплю ливня плоти по отдельности, минуя прежнюю, шпионскую замочную скважину, через которую до того видел пиратскую жизнь. Не дар, а проклятье.       Радикальная ярость Монтенегро, присущая изголодавшемуся барсу, настежь оголилась перед бывшим антагонистом, даруя себя смотрящему, как милость. Восхитительно до оргазма. Ему приходилась по душе кровавая баня, покуда густота девичьей нежности, венозной синевой дрейфовала по всей поверхности мышцатых рук. Прохладная влага подкожных ключей с легкостью ретировалась из глубоких желобов. Цитра до сих пор обворожительно сияла в компании утробно-родственной души. Иссушенные борозды губ, остановившиеся навек, шелестящая под лезвием плоть, иней эпидермиса, дурманящее амбре сырого мяса и легкие нотки толченого имбиря - все это, собиралось в огромную чешуйчатую фреску под безбрежным адовым котлом. Родственнички подходили друг другу идеально, пока не пересеклись... Вернее, пока не родились.       В лицо брызнул фукурциново-алый фонтанчик и испанец чуть ли не зааплодировал тому, что сестренка до сих пор умеет удивлять. Джейсон непроизвольно дернулся, продолжая стоять на месте. В такие моменты ему не верилось, что он сосуществует с пиратом столь близко, что может в любой момент потрогать его или сказать хуйню не получив за это пулю. С Ваасом было на удивление спокойно. Даже сейчас, вспарывая перемазанный в собственном соку плоский живот умерщвленного родственника, он не переставал подмигивать и улыбаться подельнику в отражении ножа. Играл с ним, покуда открывшаяся на клочья плоти картина ничуть не отталкивала Броди. Парень равнодушно пялился на труп, словно жизнь Цитры должна была оборваться именно так. Именно от рук, считавшегося мертвым, брата, на которого она доселе натравила искушенного “цепного пса”.       Для убившей всех причастных и непричастных - она отделалась достаточно легко. Жрица заслуживала худшего…       Джейсон подошел ближе к месту событий и стал сверху наблюдать за "реакцией" мертвого тела, как будто тщательно выбирал что-то на прилавке. Момент пикантный, до дрожи. Стеклянные очи осуждали само существование своих убийц, отвечали бессознательной мрачностью на любые взаимодействия. При жизни она смотрела также отчужденно, не скрывая ненависть к чужаку; но, задурманенному женской красотой мозгу Броди - это казалось нормой. Коренные жители Сельвы, некогда обитающие в тропических лесах, так зрели на свою добычу - на вторгающихся в их среду белых людей, на их манишково-бледную кожу. Взгляд вечно голодного каннибала, который не может отпустить прибывшего иноземца. Джейсону предложили корону, но посадили в капкан, подписав негласный договор о сотрудничестве кровью земли. Нельзя было поддаваться моменту, пить что дают и рассказывать о местонахождении близких. Даже в Лос-Анджелесе он не позволил бы себе такую наивность, а здесь - чары, не иначе. Вокруг давящая неизвестность: враги, странные ширялы, сплетники. Вот он, самый полный набор мафии, исконно мексиканского происхождения, весь здесь. Рук Айленд нельзя было назвать надежным, а ракьят и вовсе. Они как крысы бежали к Цитре при даже самой мало мальски незначительной новости. Защиту друзей на горе обеспечивало все: от домика - до пещеры. Все, кроме горе-спасителя. Понадобился один день, и “щелк!” - крыша разрушена тем, кому доверял больше остальных. Все рухнуло в небытие. Потеряно, утрачено, сожжено.       Ее плотоядные глаза - стекло... а глазные яблоки трупа морозные, скользкие. Когда засовываешь палец в глазницу, то будто трогаешь холодец изнутри. Сгусток холодного фуа-гра недельной давности, расползающийся яичной пленочкой по всей поверхности погруженных перст, дает знать о своем причастии к твоей жизни. В нем, на карусели, вращается ядовитая арабеска радужной оболочки, она же - оптическая иллюзия придуманного уродства, глобусно-перекрученная вокруг своей оси до натяжения удерживающей лески нервов и выброшенная на виадук усталого века. При жизни сложно вращать руками собственный глаз, но другой человек, с проблемами в области эмпатии, с радостью это осуществит. И то, как снеговичный цвет ядра маленького, но важного аппарата, окажется не на своем месте, падет перед более могущественной силой мышц - уже повод прикоснуться к фантазии. Смерть хотелось ощутить тактильно, Броди лишь наблюдал.       Хруст хрящей выел ложбинку в мозгу, запечатляя себя там навсегда. Такую срань забыть не получится. Цитра в прямом смысле "распадалась" на куски; на не рассчитанный на повторный сбор, пазл. Солнце коптило обветренную тушку, оставляя свой след на местах будущих трупных пятен. На глубокие торосистые порезы градом приземлялись капли пота с двух лиц. Испанец ворочал органы внутри тела, как миксер, наслаждаясь проделанным трудом. Его штаны - кроваво-кисельные берега, живущие отдельной жизнью. Недавно отсеченная рука уже не представляла из себя ничего: просто мясо, просто резиновая кожа, просто часть, просто ткань, просто куча мертвых клеток, просто есть. Есть ощущение, что перед тобой готовят странный японский мармелад.       Джейсон залип на блестящие на солнце органы и упустил момент, когда ебнутый подскочил, резко прервав процесс потрошения, и мертвенно вцепился в его задницу, затягивая в самый страстный из возможных поцелуев. Новая реакция из серии: "нахуя ты так смотришь!" Американец и не думал противиться - сие момент в его понимании был подходящим и легко читаемым. Ваас, как маленький ребенок, колупал новую игрушку, не забывая о любви к старой, которая уже всего натерпелась. Броди занял в его жизни слишком много места. Испанец чувствовал ментальную связь с первой встречи и она крепчала с каждой последующей. Джейсон аккуратно обнял талию антагониста, ощупывая стопроцентно-красную майку и запустил его, уже знакомый язык, в свой рот. Целуется Ваас охуеено. Кровавый след ладоней на штанах - то, на что стоит обратить внимание в последнюю очередь.       Не долго "романтик музыка с поцелуями" играла, ведь бренное тело все еще не было полностью "зачищено". Монтенегро вернулся к мертвечине также быстро, как подорвался к врагу-любовнику, ни говоря ни слова. Развалины мясной кучи, отдаленно напоминающее человека и Ника Вуйчича, родственнически расположились на остывших бедрах. Ритуальный клинок успел отдохнуть за время проявленной нежности и с обновленной жадностью вновь насыщался смертью, когда им самозабвенно перерезали артерии и сухожилия, что на вид казались легче чем паутина. Монтенегро подходил с любовью к распарыванию надоевшей уже при жизни оболочки. Сейчас эта паскуда еще и плохо кромсалась, на надрыве. Никогда нормально не шла на контакт.       Обычный досуг необычного человека. Контрабандист стал идеальным хозяином для этого, уже считавшегося мифическим, лезвия. Другой так виртуозно им не овладеет. Клинок, словно статный дикий жеребец, коего способен оседлать лишь единственный, полностью без башки и чувства неправильности собственных действий. Убьет и глазом не моргнет. Смерть - часть жизни, а своей пренебрегать пока что нет необходимости. Ваас упивался благами подаренной возможности каждый раз, когда окунал руки в пространство изрешеченных кишок. Его лицо выражало то блаженство, с которым люди застывают при виде настоящего искусства; то блаженство, когда весь день стоял на ногах, а теперь снимаешь обувь на два размера меньше собственной ступни. Испанец топил себя в истоме, поглаживая отдельные части тела и разговаривая с ними. Вот ножка Цитры, вот пальчик, сосочек, локоточек, надпочечник. Набор: "собери сам."       Джейсон сел напротив, желая ближе рассмотреть не мертвечину, а Вааса. То, как он дурачился, насквозь перепачканный в крови, то как он искренне радовался, показывая на некогда крупные почки, то как шутил и смеялся с собственных слов. Он потерял последнего родного человека на острове - застрелил как псину, и теперь восседает возле. Глумится над ней, истязает труп.       Броди изучал завороженный взгляд и не видел там боли от утраты. В них различалось лишь то, как у пирата стоит на собственные действ. Крепко стоит. Монтенегро остался один в целом мире уже очень давно и закреплял это точечными ударами в мягкую плоть. Никакая сестра не выручала в трудные минуты, она приходила только чтоб уродовать без того кислые будни. Все изменилось. Теперь уродуют ее. Ни капли жалости, коюю проявляют неполноценные и неуверенные. Ваасу никто не был нужен. Секс, наркотики и свобода действий - то чем грезит не одно поколение homo sapiens reckless, а тут этого добра было хоть жопой жри! Джейсон коснулся чужой руки, на секунду выводя мужчину из яростного транса.       — О! Белоснежка! Смотри какая познавательная картина внутреннего мира! Когда еще такое увидишь?! - Он беспристрастно потянул руку парня вниз, погружая кисть целиком в желудочно кишечный тракт. Следовало ожидать. Лицо присоединившегося скорчилось от запахов и тактильных ощущений. Ребра царапали запястья, холодная кожа напоминала рыхлые занавески, из органов выветрилось все подобие жизни. Наблюдение и участие - чрезвычайно разнящийся экспириенс. Зловоние полноценно дошло до наблюдателя посредством эксперимента. Каша. Фарш из человечины в собственном соку. У испанца свои ритуалы, в которых, благо, нет алтаря. И Джейсон, опять таки, не удивился, когда мужчина сплел их пальцы, не вынимая из недавно погибшего тела. Его ладонь плотно прилегала к ладони Броди, отдавая часть собственного тепла и симбиотически соединяя убийц в мокром танце длинных перст. Романтик до мозга костей, буквально.       — Ты - это я, а я - это ты. И я вижу то, как ты привыкаешь. Ты с этим смирился, Джесс. - Спокойно произнес заляпанный плотью мужчина. Его мимика - непредсказуемая кирпичная стена в пустыне, со встроенным в нее крюком. Она не поддается критике и здравому смыслу. Она - его особенная, выдававшая истинный эротический стимул наступившей возможности насилия, показушно манящая погребенным тигелем света из заскорузлого нутра. Припрятанная образцовая похоть, селившаяся в зеркально-кипарисовых глазах. Она и обдала Джейсона ливнем сверкающего хрома.       — Зачем ты притащил Лизу на Медузу? Зачем ты дал мне это мясо, блять? - Джейсон выпалил наболевшее, словно еще ожидая какой-то внятный ответ из глубин глухой неадекватности. Тон вопросов не был гневным, скорее отчаянным. Парень порывался узнать причину жестокости, обращенной к себе, когда все уже было не на стадии антагонизма. Важна была цель. Ради какого намерения родилась идея притащить чёртов труп в чертову рубку! Очередной раз унизить принципы америкашки?       Монтенегро поднял глаза на всполошенное лицо и мягко улыбнулся, доставая отбрасывающий солнце кусочек печени из общей кучи органов. Непримечательный, схожий с другими по массе и столь же отталкивающий, как вся остальная груда мяса, он бликовал в дневном свете, порождая из ниоткуда взявшееся обезображенное желание вопить во всю глотку. Броди с опаской проследил перемещение ломтика из пальцев в рот. "Это было объяснение?" Пират скрипнул зубами, разжевывая, и Джейсона начало сильно воротить. Нужно было засунуть язык в жопу и не возникать. К горлу подступил горький желчный ком, который, не без усилий, был протолкнут назад, в среду обитания разлагающих пищу бактерий; но неприятное жжение, подкрепляемое зловонный смрадом голода, осталось. Угораздило очутиться рядом с безумцем - значит придется терпеть акты каннибализма и, прости господи, в них участвовать.       — Она теперь всегда с тобой, вот тут. - Мужчина ткнул парня в область желудка, оставляя красную точку и заставляя скривиться еще больше. - Любимые должны быть рядом, разве нет?       Броди подорвался, и, царапая о ребра, вытащил пясть на свободу под громкий смех сидящего. На траву, аки повидло, валилась приставшая к руке плоть, сочно орошая нетронутую землю запахом толстой кишки. Джейсон же, реагировал на случившееся, словно охуевшая от жизни рыба. Было не по себе, так как раньше. Под ногти ощутимо забилась мертвечина, расположившись, якобы снова в отнятой женской жеманной мякоти. Кисть переливалась на свету бордовой вывощенностью, а на предплечье выступили теплые кровавые капли. Броди кривился и бегал глазами по всей площади трагедии, пока физиономия Вааса, в моменте, выражала искреннюю радость, якобы от верно оцененной шутки. Он никогда не прекратит и хуй проссы, что вообще значат подобные вбросы. Мысли в чистом виде? Смех над непониманием со стороны правильного мальчика? Похоже, что все сразу.       Казалось, даже Цитра на красных коленях содрогнулась в немом замогильном хохоте. "Соглашается падла, с того света соглашается с братом! Она бы тоже его съела?"       — Ты ужасен!       — А зачем ты сейчас тут со мной, Джесси? Ты не знаешь меры и не следуешь собственным принципам? Идешь на поводу того, кто потянет? Мне похуй на корпус, что недавно откликался на "Цитра". Не понял? По буквам: п. о. х. у. й. Монопенисуально, если угодно! Ровно столько же, сколько на ту, что откликалась на "Лиза", сечешь? Белоснежка, или не еби мне мозги вычурной правильностью, или уебывай отсюда нахуй! - Монтенегро повернулся к уступу, выдержав паузу, и подставил потное лицо под палящее солнце. - Садись, будем рыбок кормить!       Броди опешил от сказанного, но решился таки медленно подойти и опуститься рядом, на самый край отвесной скалы. Ответ не был адекватным, но другой мужчина вовсе не мог дать. Американец окинул взглядом океан. Внизу камни, резко острые, как во сне - готовые шампура для принесенных извне тел. Место использовалось для подобных ужасов не первый раз - это не имело смысла оспаривать. Ваас, снова приняв типичный вид, расположился рядом с Джейсоном, как у себя дома, соприкасаясь с тем бедром и держа в руке истерзанную руку сестры. Там должна быть не ее рука, и ее здесь вообще не должно быть.       Как ни в чем не бывало, испанец мотал конечностью в воздухе, показывая ее солнцу со всех сторон, так, что пальцы-червячки стали крутить кульбиты вокруг своей оси. Подобным образом, наверняка, выглядит "самолетик" в представлении каннибалов. С юморком. "Она такая же, как на хеллоуин вешают на стену. Дешевый муляж и не больше!" - подумал бы рядовой зритель.       — Мы как мотоциклисты, принцесса, все рано или поздно разъебемся. - Он выдержал еще одну небольшую паузу и тихо посмеялся чему-то не озвученному. - Пока пока Цитра! “Пока-пока, Ваас!” - Уже с этой пародией на погибшую, он в последний раз помахал сам себе культей и зашвырнул конечность подальше, в надежде, что она пролетит над озером вдаль, и скроется навек иным образом, чем в воде; но обрубок все равно предпочел фантазии реальность. Он безмятежно канул вниз, беззвучно шлепнулся о белую пену и погрузился в неизведанные пучины лазурной глади, будто его никогда не существовало.       Вскоре, по волнам неслась дюжина мясных деликатесов. Джейсон, почти сразу после улетевшей руки, присоединился к сбросу человеческих отходов в воду. Процесс бесспорно увлекательный и не имеющий аналогов в адекватном мире. Дело пошло быстрее и они даже начали в шутку ругаться: кому достанется мениск, а кому бедро. Когда-то подобное вызвало бы рвоту, отторжение и осуждение ебанутых лиц, но сейчас, когда ты в эпицентре всего пиздеца, а совершаемые действия контролирует лишь мозг - отнюдь. Контролировать безнаказанные преступления - дар, недоступный всему роду человеческому, он единичный и выборочно выдаваемый; точно не этим двоим. Однажды, надев маску, ты можешь убить поросенка, а после, под прикрытием этой маски будет несложно дать себе волю вырезать людское племя. Животная ненависть к себе подобным не исключается в нас при стандартном наборе социальных контактов, а если те доводят до безрассудства, то и вовсе: губят характер и слабую личность, толкают на антигуманистические действа. Броди окончательно осознал кем является на острове и почему родственной душой оказался отбитый наглухо безумец. Суждено было скинуть маску человечности прямо сейчас, в бескрайний разливной глянец океана, или прыгнуть туда самому, захватив остатки гордости. Никому в целом мире американский паренек не был нужен, его даже не искали. Больше не случилось ни одной высадки на остров за все время. Нет смысла держаться за маску, если ты по определению - никто. Джейсон посмотрел вниз. Все, вплоть до головы, поглотил жадный до крови океан, в котором отчетливо виднелись крупные плавники акул. На берегу сохранилось лишь ее сердце, насквозь проткнутое кинжалом. Броди не спрашивал зачем, волновало уже не это. Рассудок зациклился на собственном самоуничтожении. “После всего, что удалось пройти на этом острове, моя миссия окончена?...” Туманная гладь вопроса, нежные убаюкивания ветра, аромат убитой девушки. Джейсон посмотрел вниз, затая дыхание перед решающим выбором, когда за спиной послышался голос непонятно когда вставшего испанца:       — Хочешь, можем переехать в рухлядь ее святейшую? Будешь как настоящая принцесса в башне.       — Нет. - Броди однозначно не хотел каждый день видеть картину произошедшего сожжения перед глазами и даже не осмыслил слово "переедем".       — Значит поднимай жопу и пойдем к Медузе, там надо порядок навести. Кто хозяюшка домашнего очага, я что ли, а?       — Ты охуел?       — Вставай блять! Или к Цитре присоединишься.       Джейсон закатил глаза, внутренне понимая, как нужен ему был сие “невербальный пинок” сейчас. Контрабандист снова своевременно подоспел со своей штопанной рукой помощи. “Как ты заебал спасать мою жизнь…” - Американец решительно встал и обернулся, наблюдая за пиратом, который бросал угрозы уже удаляясь с места резни.       Лужа крови тянулась за ним будто тень, заполняя некогда девственный уголок Южного острова алой травой. Ваас имел своеобразное Мидасово проклятье: все к чему он прикасался - окроплялось ярко красным. “Вот же пендехо… Хоть подождал бы!” - Джейсон, стараясь не сильно отставать, бросился вдогонку. Сердце жрицы осталось пригвожденным к дереву ритуальным клинком, на радость трупных птиц. “Безотходное производство” - с долей веселья подумал Броди, таки возвращаясь к озорной реальности. Туман рассеивался. Этап позади. Пришло время переворачивать заляпанную страницу раскраски, там должна быть следующая. Возможно, снова изнахраченная и обхарканная вдоль и поперек, но это их страница, общая.       В раю танцуют бесы, утопия остается утопией, а маски покоятся на дне. Разве что, заката не дождались.