Прежде чем я упаду

— Фу, ну и песни пошли, — кривится Юнги и тут же тянется к старенькому телефону, лежащему рядом. Он чуть приподнимается на локтях, комкая простынь небольшой кровати, стоявшей у стены его маленькой комнатки. Палец бездумно щёлкает по кнопке, переключая на другую композицию. Он скачал этот плейлист с интернета, который именовался, как лучшие треки десятилетия, но, слушая его, Юнги все больше разочаровывается. Он снова откидывается на живот, подставляет руки под подбородок и чуть покачивает ступнями в такт битам. На прикроватной простой тумбочке стоит календарь, на котором восемнадцатое января отмечено красным кружочком. Именно в этот день родился Юнги, и буквально через две недели ему исполнится восемь. Самое большое желание Юнги — увидеть наконец отца, который месяцами не появляется дома. С ним живет только беспробудно пьющая мать. Она не алкоголичка, нет, по крайней мере пока не похожа на неё, но почти каждый раз в ее руке Юнги видит бутылку вина. Он же и убирает пустые склянки на задний двор их хижины. На свою скучную жизнь парень перестал жаловать почти сразу, когда отец Юнги — Фридрих забрал всю семью с тёплых Кариб на север. Уже почти три года Юнги с Мадлен, его матерью, обязаны жить в двухэтажном доме, отрезанного от цивилизации. Вокруг лишь бескрайний лёд, зимний лес, круглогодичный снег и холод. Единственный друг Юнги — это музыка, он почти не вылазит из своих уже стареньких наушников. — Юнги! — доносится сквозь очередную мелодию голос матери. Юнги тут же стягивает наушники с себя и одним движением пальца ставит мелодию на паузу. — Да, мам, иду, — выкрикивает Юнги и ставит ноги в тапочки, потому что даже из-за отопления пол в их доме холодный. — Юнги, — вновь чуть раздраженно тянет женщина снизу, а Юнги, подавив в себе тяжёлый вздох, быстро спускается по лестнице на первый этаж. Ничего нового он не видит: женщина развалилась на диване у окна с уже пустой бутылкой вина. Когда Юнги подходит к ней и пытается забрать бутылку из ее длинных пальцев, та тихо стонет и кладёт освободившуюся руку на лоб. — Принеси мне воды, — заплетающимся языком хрипит женщина. — Сейчас, — Юнги сжимает горлышко бутылки и задерживает дыхание, потому что от матери слишком сильно несло алкоголем. Он смотрит на ее сморщенное от непонятной боли лицо, а потом скрывается на кухне, выбрасывает бутылку и наливает в длинный стакан воду. Когда Юнги возвращается, женщина чуть приподнимает голову, жадно выпивая весь стакан. Пока капли текут по ее подбородку, исчезая в ямке ключиц, Юнги заученными движениями садится рядом и начинает массировать ее ступни, чтобы кровь начала лучше циркулировать. — Когда папа вернётся? — предпринимает ещё одну попытку Юнги. Уже миллионную, ведь он каждый день это спрашивает, надеясь, что когда-то Мадлен скажет «сейчас». Но женщина его не удивляет, она тяжко вздыхает, будто вся вселенская тяжесть свалилась на ее плечи, и нехотя бурчит: — Я не знаю, Юнги. Потерпи. Юнги терпит уже слишком долго. — Он почти не появляется дома. Такое чувство, будто у меня нет отца, — Мадлен нервно дергает ногой, и Юнги убирает свои руки, поднимаясь и укрывая мать тёплым пледом. Когда она так делает, Юнги знает, что больше ничего не услышит. Она ненавидит развивать эту тему больше двух предложений. Ее лимит на сегодня истёк. Мадлен молча протягивает сыну пустой стакан и сразу же отворачивается к окну, оставляя Юнги в очередной раз без ответа. Юнги ничего не остаётся, как вернуть стакан на кухню, сполоснув под водой. Юнги скучает по своему пятому дню рождения, это был лучший день в его жизни. Тогда в сборе была вся семья, Фридрих заказал для них целый берег, где всю ночь на нем были лишь они и музыканты. Они играли какие-то мексиканские мотивы, а Юнги никогда больше в жизни так не танцевал, как тогда. В его памяти навечно запечатлелись улыбки родителей, которые бегали по разгоряченному после жаркого дня песку вместе с сыном, держась за руки. На следующий же день Юнги почти неделю ехал в джипе отца на север со всеми вещами. Ему ничего не объяснили, сказали только: «Юнги, так надо для твоей безопасности.» Нужна ли Юнги эта безопасность, что тут он почти не живет, не видит радости и жизни? Юнги остервенело трёт уже чистый стакан и интуитивно поднимает взгляд на окно перед раковиной. Среди пелены белого не заметить приближающуюся чёрную мглу почти невозможно. Юнги прищуривается, а сердце того делает глухой кульбит и ударяется об рёбра. Со стороны зимнего леса стремительно приближалась целая вереница чёрных автомобилей. Они ехали со всех сторон, словно создавая непробиваемую стену, из которой не сбежать, не вырваться. — Мама! — Юнги бросается в гостиную, немедленно подлетая к женщине и начиная ее трясти. — Мама, там люди. — Какие люди, Юнги, отстань, — отмахивается от сына женщины, сбрасывает с плеча его ладонь. — Но там много машин! — все не перестаёт предпринимать попытки достучаться до матери Юнги, но Мадлен даже не реагирует, лишь мычит что-то невнятное. Юнги в истерике глотает подступающий комок неконтролируемого животного страха и аккуратно подползает к окну, заглядывая. Почти тут же приглушенно вскрикивает, потому что почти два десятка людей в чёрных масках встали по всему периметру дома. Они не двигались, стояли кольцом и словно чего-то ждали. У каждого в руке был автомат, от чего Юнги был уверен, они не пришли сюда с добром. Из всего того, что когда-то говорил Юнги отец, он запомнил: «Делай что хочешь, но останься в живых. Спрячься, найди самое укромное место и не выходи. Ни за что.» — Мам, — жалобно шепотом тянет Юнги, крепко сжимая зубы, чтобы не издавать лишних звуков. Но Мадлен снова никак не реагирует, кажется, она пьяна до такой степени, что не слышит, как с улицы те люди разом перезаряжают автоматы. Юнги уже собирается бежать, искать место, где спрятаться, но дверца машины, которая стояла ровно напротив парадного входа, взмывает вверх. Юнги не замечает, как задерживает дыхание, и как у него прекращается пульс. Сначала он видит чёрный зимний ботинок, который под своим весом с хрустом притаптывает снег, а потом и самого человека. Он — главный. В этом Юнги не сомневается. Лица этого мужчины почти не видно из-за чёрной треснутой маски, но Юнги и не нужно, чтобы захлебнуться в страхе. Он словно чувствует эту просачивающуюся сквозь стены дикую панику Юнги, который не может оторваться от окна. Он поворачивается медленно к окну и, кажется, смотрит прямо в упор. Юнги резко прикрывает рот ладошкой, сдерживая крик ужаса. Трещина в маске открывает вид на растянувшиеся губы мужчины в самом страшном оскале, который видел Юнги. Юнги срывается с места, когда входную дверь выбивают с петель автоматной очередью. Юнги кидается в проем кабинета отца, потому что там есть второй выход, через который можно сбежать. Он ещё сильнее зажимает себе рот рукой и садится на корточки, через щель наблюдая за происходящим в гостиной. Мадлен к ужасу Юнги только присаживается на диване, она не успевает даже ступить на пол, потому что мужчина в маске появляется в проеме. Юнги сначала видит лишь его плечо, он ступает медленно, но твёрдо, словно проверяет пол на прочность, но уверен, что он не провалится под ним. С его подошвы остаются снежные следы, которые начинают медленно таять, оставляя лужицы. — Мы потревожили вас своим чуть бескультурным поведением, — стоит ему открыть рот, как все тело Юнги покрывается мурашками. Этот липкий страх медленно ползёт по его спине, окутывает, что Юнги еле приглушено пищит. — Где я могу найти вашего мужа? — Я не знаю, — Мадлен хватается пальцами за бортик дивана, старается отодвинуться дальше, хоть мужчина положенные два метра не нарушает, но автомат в его руке заставляет все тело покрываться липкими мурашками. — Я подожду другого ответа, хоть времени у меня немного, — он стоит твёрдо, не двигается, крепко сжимает автомат в руке и, Юнги уверен, не перестаёт улыбаться. Со своего укрытия лица Юнги не видит. — Я правда не знаю, он не появлялся в этом доме уже около девяти месяцев, — дрожащим голосом кряхтит Мадлен, а Юнги хочется подбежать, укрыть ее, но слова отца, набатом бьют в голове. Не выходить. Выжить. — Много лет назад он убил всю мою семью, и я поклялся отплатить ему той же монетой. Я свои обещания держу, в отличие от вашего мужа. — Нет, пожалуйста, — глухо молит Мадлен, когда дуло автомата медленно направляется в ее сторону. Юнги даже не успевает понять, его тихий глухой крик тонет в автоматной очереди. Тело женщины содрогается от пуль несколько секунд и бесчувственным куском падает обратно на диван. Со стороны она выглядит также, но о том, что она мертва свидетельствует откинутая с дивана рука. Юнги закрывает глаза, почти кусает ребро ладони до крови, лишь бы не издать звук. Мужчина словно чувствует его страх, идёт прямо в его сторону, а Юнги в голове не перестаёт молиться, прикрыв глаза. Выжить. Наверное, боги милостивы к нему сегодня, потому что мужчина проходит мимо и поднимается на второй этаж, в его комнату. Мысли в голове Юнги сменяются молниеносно, он понимает, что бежать нужно сейчас. Юнги тихо поднимается, старается не издавать лишних звуков, продвигается по небольшому туннелю, который приведёт его к запасному выходу, который придумал отец. Вот только Юнги не учёл, что как только он откроет дверь, наткнётся на чёрные ботинки, которые он видит впервую очередь. Страх бьет по мозгу Юнги и тот подрывается с места, загребая домашними тапочками снег. В голове полная пустота, но проносится одна единственная мысль. Кто первее убьёт его: люди с автоматами или холод, прибирающий до костей? Северный ветер свистит в ушах, Юнги не чувствует ног и сердца, когда несётся прочь и забегает на лёд. — Не стрелять, — кажется, этот голос будто из самого ада, будет преследовать Юнги всю жизнь, если он выживет. Лёд под ногами предательски трещит, когда мужчина тоже ступает на него. Трещина ползёт, гремит слишком устрашающе, заставляя Юнги замереть на месте и повернуться. Мужчина останавливается с ним одновременно, только он не бежит, а идёт медленно, словно знает, что никуда Юнги не убежит от него. Юнги впервые может его рассмотреть, его крупную грудь за слоями чёрной военной одежды, волосы, словно из жгучей смолы, виднеющееся из под капюшона и эту устрашающую чуть заметную улыбку. Юнги опускает взгляд с мужчины на ноги и в эту же секунду проваливается под лёд с громким вскриком. Паника начинает давить на мозг вместе с давлением и ледяной водой, она лишает возможности действий. Юнги пытается всплыть, но руки лишь натыкаются на безграничный лёд. Сквозь мутность и призму толстого льда он видит эти черные ботинки, и смотреть со стойкостью, как велел отец, не получается. Кажется, взгляд Юнги напоминает взгляд котёнка, которого собираются безжалостно топить. Он смотрит в ответ, даже сквозь маску Юнги уверен, что смотрит. Если он выживет, Юнги навечно запомнит этот минутный контакт, когда в первый и последний раз смотрел с мольбой. Юнги бьет кулаком по льду в бестолковых попытках выбраться, а потом отталкивается, когда мужчина наставляет прямо на него автомат. Но пули пролетают мимо, по кругу, создавая во льду дыру, через которую Юнги резко тянут за шиворот на лёд. Юнги вбирает в жгучие легкие воздух, пытается насытить их кислородом, отхаркивая оставшуюся влагу. Он даже уже не чувствует посиневшими пальцами холод льда, только пытается восстановить дыхание, когда перед лицом появляется ладонь, увитая татуировками. Кажется, Юнги потратил весь страх там, подо льдом, он отбрасывает руку мужчины и поднимает полный ненависти взгляд, получая в ответ чуть вздернутый уголок губы. — Если ты не нуждаешься в моем покровительстве, иди, — мужчина выпрямляется и суёт руки в карманы чёрной военной куртки. Юнги ушам поверить не может, что его отпускают. Он ещё секунду прожигает маску мужчины взглядом, словно пытается увидеть его лицо, чтобы потом найти и уничтожить. Но автомат мужчины висит у того на спине, и он даже не думает тянуться к нему. Тогда Юнги поднимается на ноги и срывается с места в сторону леса. Только не холод заставляет его остановиться, а снова этот пробирающий до мурашек голос, который сковывает страхом все конечности. — Чонгук. Запомни это имя. Я вернусь за своим.

❌❌❌

12 years later

— В чем ее прикол? — не понимает Юнги, не стесняясь смотря на девушку за соседним столиком в самом лучшем клубе столицы. В выходной день здесь собралась вся местная молодёжь, чтобы оттянуться и отпустить насущные проблемы. Юнги медленно потягивает свою кровавую Мэри через трубочку, продолжая разглядывать представителей местной элиты. Рядом сидящий Тэхён, друг Юнги, прослеживает его взгляд и хмыкает, залпом выписывая рюмку текилы. — В утиных губах, наверное, — пожимает плечами Тэхён и двумя пальцами показывает бармену повторить его заказ. Парень за барной стойкой с улыбкой кивает, привыкнув к пьянству Тэхёна, и что обычно Юнги выносит не вяжущего лыко друга на своём горбу, но продолжает наливать ему отборную текилу. — Я не ебу. — Конечно, в большинстве случаев ебут тебя, — прыскает в кулак Юнги, а Тэхён строит свою любимую гримасу, закатывая глаза. — Ну ха-ха, обосраться как смешно, — нарочито медленно хлопает в ладоши Тэхён, пока Юнги чуть ли со стула не падает от собственной шутки. Миловидная официантка приносит Тэхёну его заказанную текилу и с легким румянцем спрашивает, не будет ли он что ещё. Юнги в ее словах слышит отчетливый намёк, а Тэхёна, кажется, интересует только алкоголь, который он с блаженной улыбкой нюхает. — К тебе только что подкатывали, — уточняет Юнги, провожая крутящую бёдрами официантку, которая модельной походкой прошествовала к барной стойке и встала в свою зазывающую позу. — Видимо по тебе все ещё нельзя прочитать, что тебя не интересуют девушки. — Их проблемы, — ведёт плечом Тэхён и, захватив стопку меж губ, без рук выливает ее в себя. — Я чистокровный гей, но даже эти очаровашки, — Тэхен затуманенным взглядом посылает воздушный поцелуй крутящимся на танцполе молодым парням в ярких одеждах. — сегодня меня не интересуют. Я пришёл сюда, чтобы нажраться в хламину. — И вроде бы из-за чего, — хмыкает Юнги, подпирая подбородок ладонью. — Да, из-за того, этот чертов Шанель сказал, что я набрал в весе. А там в следующем показе амбассадорами будет моя любимая группа. Если они не позовут меня, я им этот белый дом спалю нахуй, — выдыхает сквозь нос Тэхён, что у него ноздри раздуваются. Юнги протягивает руку, чтобы сочувствующе похлопать друга по плечу. Тэхён снова поднимает вверх руку, а Юнги отворачивается к танцполу, где словно обстановка становится другой. Люди удивленно выдыхают и расступаются перед синеволосым парнем. Тот стоит с убранными руками в карманы, с зализанными назад ярко-синими волосами и будто кого-то ищет своими до ужаса ледяными глазами. И он находит, а Юнги раздраженно закатывает глаза, когда ловит на себе его взгляд. Он словно проникает под кожу Юнги, вживляет чипы слежения. — Ты специально выбрал этот день? — шипит Юнги другу, но тот лишь непонимающе косится за его спину, а парень итак знает, что Лиен стоит за его спиной. Он приковывает взгляды, сейчас все смотрят лишь на их столик, потому что Ли Лиен — сын министра здравоохранения континента, его редко где можно поймать, а его увитые сеткой вен руки — фетиш многих мужчин и женщин. Лиен не спрашивает разрешение, он нагло толкает какую-то девицу в плечо и та тут же уступает ему стул. Юнги на это даже не смотрит, ему тошно от одного присутствия этого парня рядом с собой. Юнги пытается отодвинуться, но Лиен грубо хватает его спинку стула, с громких скрипом двигая ближе к себе. Рука Лиена взмывает вверх, и бармен тут же кивает, начиная спешно готовить коктейли. Юнги знает, что ему принесут, ведь когда-то он сказал Лиену, что любит люксовый Дайкири, который считается самым дорогим коктейлем на континенте. — Зачем ты пьёшь эту гадость? — кривится Лиен, когда опускает взгляд на недопитый коктейль Юнги, в ту же секунду стакан летит на пол, привлекая ещё больше внимания. Но Лиен посылает им свой взгляд из под опущенных ресниц, и будто замедленная съемка заканчивается, все возвращается в прежнюю картинку. Когда-то Юнги удалось увидеть его этот приказывающий взгляд, он его досконально помнит, но это ничего по сравнению с детской травмой. Если бы Юнги видел ещё глаза того человека, вряд ли бы он смог заснуть в ту ночь у семьи, которая его приютила. Отца Юнги так и не увидел, но люди Фридриха передали ему номер счета, где хранилась огромная сумма, которой он пользуется по сей день уже двенадцать лет и там не истратилось даже половины. Юнги винит отца в какой-то степени, ведь из-за него убили его мать. И он даже не поставит Юнги в известность, жив он или нет. — В кровавую Мэри трудно что-то подмешать, — провожает пустым взглядом разлетевшиеся осколки Юнги. — При большом желании подмешать можно куда угодно, моя слабость, — Лиен собственнически притягивает Юнги за плечи, игнорируя любые попытки парня вырваться. — Но вряд ли у кого-то оно возникнет. У этого предложения есть продолжение: если этот человек не хочет обменяться со смертью рукопожатием, вернуться, а потом сдохнуть жалкой смертью. Юнги нечитаемым взглядом провожает официантку, когда та чуть трясущейся рукой ставит перед Юнги зеленоватый коктейль, а перед Лиеном бутылку коньяка. Но он даже не притрагивается к ней, тянет Юнги на себя, поднимаясь. — Куда? — в непонимании выгибает бровь Юнги, когда Лиен заключает хрупкое запястье в стальную хватку и тянет в сторону танцпола. Толпа тут же рассасывается, открывая середину королю вечера. Девчонки завистливо косятся на него, наверное, думая, как долго Юнги сосал, чтобы находиться рядом с наследником одной из богатейших семей континента. А Юнги ненавидит себя за то, что когда-то нагрубил этому парню. По одному щелчку в клубе сменяется на нетипичную для этого места мелодию. Она медленная и плавная, что Лиен почти припечатывает Юнги к себе, заставляя того носом упереться в его шею. — Я слышал у тебя проблемы с работой, — в отличие от Юнги, Лиену плевать хотелось на взгляды окружающих. Юнги крепко зажимает зубы, хмуря брови. — Нет, — выходит слишком грубо, но Лиен на это лишь хмыкает, прижимая тело Юнги к себе ещё ближе. — Я могу помочь, ты только попроси. Юнги противно настолько, что он отталкивает Лиена от себя, задирая подбородок. — Ты последний человек, к кому я обращусь за помощью, — Юнги смотрит прямо в эти холодные глаза с неприязнью, но от Лиена не веет страхом. Страшнее него уже никого не будет. Лиен не успевает ничего ответить, как у входа начинается какая-то суета: охрана начинает выгонять людей. — Все на выход, живо, — басом кричит один из мужчин, грубо пихая всю танцующую молодёжь к выходу. Юнги в непонимании хмурит брови и тут же оборачивается назад, находя лежащего на столе Тэхена. Он сам отсюда точно не выйдет. Лиен куда-то исчезает, кажется, он не знал про это, являясь хозяином клуба. Если те охранники что-то напутали, им явно несдобровать. Никто не смеет портить Ли Лиену вечер, Юнги это усвоил, когда на его глазах молодому парню лифтом отрубило голову, потому что тот посмел флиртовать с Юнги. — Пошли, пьянка закончена, — раздраженно кидает другу Юнги. Вся эта ситуация ужасно его бесила, ведь Лиен прав, у него и правда проблемы с работой. Юнги работает на телевидении и программу, к которой он готовился год, отдали совершенно другому ведущему. А Юнги снова остались мелкие новости и музыкальные чарты. — Как же так? — пьяно ноет Тэхён, но беспрекословно поднимается, придерживаясь за друга. Юнги раздражается с каждой секундой, ему лично хочется расцарапать лицо охраны, когда они с Тэхеном выходят на улицу. Молодёжь толпится у входа, все ещё не понимая, что такого произошло. Но этот кто-то спас Юнги от Лиена, за это ему уже можно быть благодарным. Юнги сбрасывает Тэхена на пустующую скамейку у клуба, а сам выпрямляется и втягивает ночной холодный воздух. Причина остановки веселья появляется почти сразу же. Вереница из чёрных Мерседесов останавливается прямо у входа, Юнги уверен, что ради человека в одной из них перекрыли всю тусовку. Сначала появляются телохранители, тут же создавая живой коридор до самого входа. Человека за этими амбалами не видно, но в эту секунду Юнги захотелось сказать ему все, что думает. Из-за какого-то богатого хрена перекрывают весь клуб? Так не пойдёт. Юнги грубо расталкивает вытянувших головы людей, пробиваясь между телохранителями. Меж спинами видно только подол его чёрного плаща, развивающегося от дуновения ветра. — Да кто ты такой, чтобы выгонять нас? — кричит Юнги, через плечи охранников, которые тут же хватают парня за руки. Его голос звучит слишком громко, что мужчина останавливается. Он стоит к нему спиной, но Юнги все равно не может отвести взгляд. Он словно загипнотизированный смотрит на смугловатую шею, на которой выбит непонятный иероглиф, уходящий под воротник плаща, на зализанные смоляные волосы, а потом Юнги сглатывает, потому что мужчина поворачивается. Его грубоватые черты и острые скулы спокойно могли продырявить человека, Юнги уверен, а глаза, такого необычного антрацитового оттенка смотрели с легким интересом. — Я же не должен за это извиняться? Деткам спать в это время положено, — Юнги передергивает, этот голос заставляет вернуться на двенадцать лет назад, он простреливает грудную клетку. Юнги замирает в руках амбалов, в ужасе расширяет глаза, а мужчина машет своим людям, которые тут же отпускают парня. Мужчина делает несколько шагов к Юнги, а тот словно прилип к месту, не сдвинуться. — Знаешь что в тебе такого необычного? — ему не нужен ответ. — Твои глаза. Они все такие же необычные, только стали ещё острее и ярче. И они по-прежнему смотрят на меня со страхом, который смешан с ненавистью. Взрывающий голову коктейль. Юнги хочется закричать, хочется отвести взгляд, сбежать, но ничего из этого он сделать не в силе. Он продолжает стоять на месте, смотреть в эти антрацитовые радужки и вспоминать все досконально. Юнги уверяет себя, что ему это кажется, что это не может быть он, только мужчина не оставляет выбора. — Мое имя Чонгук. У Юнги тут же кости рушатся, будто вытащили одну спичку, на которой держался весь каркас. А Чонгук продолжает смотреть, изучать каждую деталь. Юнги должен ему самое дорогое, что есть на свете — жизнь, от этого и страшнее. Каждую ночь Юнги молился, чтобы никогда больше не видеть этого человека, боги не бывают милостивы дважды, отдавая всего парня на растерзание мяснику, дьяволу. Но Чонгук снова машет своим людям и делает два шага обратно. — Ты мой должник, и я вернусь, чтобы вернуть долг. Чонгук больше ничего не говорит, он разворачивается и скрывается в помещении клуба, оставляя Юнги сползти на холодную землю, придерживаясь за голову. А внутри все затапливало кровью.

❌❌❌

Тэхёну приходится несладко почти всю ночь, поэтому Юнги ночует у туалета его квартиры в центре города с панорамным видом, все равно бы не заснул. Юнги и не думал возвращаться сегодня к себе, ведь самый плохой вариант сейчас остаться один на один со своими мыслями. Обнимающий унитаз Тэхён немного прерывал бессвязный поток мыслей Юнги, которые с каждой секундой сжирали его все больше. В мире столько стран, столько людей, они могли бы больше никогда не встретиться, Юнги бы мог больше никогда не увидеть эту жуткую улыбку, он мог бы никогда больше не услышать этот голос. Даже сейчас, если бы не его желание выразить своё мнение, этот Чонгук бы просто прошёл мимо. Но, проматывая в голове цепочку событий, Юнги вспоминает, что Чонгук не был удивлён, его взгляд невозможно было прочесть. Юнги видел лишь блеснувший интерес с наклоном головы. Для Юнги так и остаётся главной загадкой, почему Чонгук не убил его тогда, подарил жизнь и ещё предлагал покровительство? Почему? Юнги хватается за стену и прислоняется горячим лбом к холодной плитке ванной. Тогда Чонгук обещал вернуть своё, а он подарил Юнги жизнь, не значит ли, что он захочет забрать ее? Они не виделись двенадцать лет, но будто Чонгук ничуть не удивился их встречи, и не похоже, что он ее ждал. Будто они старые друзья, все время общающиеся и вот встретились на мероприятии. После этих антрацитовых глаз у Юнги внутри неприятный осадок, во второй раз Чонгук обещал вернуться. И почему-то сейчас Юнги уверен, что он появится намного быстрее двенадцати лет. Надо брать билеты и улетать с проклятой страны, потому что именно тут им суждено было встретиться вновь: жертве и палачу. Тэхён засыпает лишь к утру вместе с Юнги. Парень засыпает на подоконнике под еле заметные лучи восходящего солнца. Ему снится Чонгук, его настоящее лицо, которое он увидел спустя двенадцать лет. Раньше ему снилась лишь та чёрная маска на пол лица, теперь же его преследуют эти темные антрацитовые омуты. Он змеёй оплетает шею Юнги, перекрывает доступ к кислороду, заставляет проигрывать в голове смерть матери, как безжалостно он убил ее, шипит, что у Юнги есть то, что принадлежит ему, Чонгуку. Просыпается Юнги под ворчание Тэхена, который самостоятельно пытается налить себе воды, но получается у него крайне плохо. — Я думал ты к себе уехал, — залпом выливает в себя стакан воды Тэхён и крутит головой, словно что-то забыл. — Таблетки, — устало стонет он, а Юнги спрыгивает с подоконника и идёт к своему рюкзаку, откуда достаёт целую пачку. Тэхён посылает ему благодарный взгляд и тут же выдавливает пару. — Я его видел вчера, — смотрит на застывшего с водой друга. Тэхён так и замирает, что вода переливается через край стакана, растекаясь растущей лужей. — Черт, — мотает головой Тэхён, словно пытается прийти в себя и хватает с раковины тряпку, начиная убирать лишнюю воду. — Того, кто спас тебя? — Кто хотел убить, — поправляет его Юнги. — Но он спас тебя, — сжимает тряпку Тэхён и облокачивается о столешницу, что его темные кудри падают на глаза. — Что сказал? Вряд ли же пожелал хорошей жизни. — Сказал, что придёт за долгом, — повторяет его слова Юнги, которые в голове прокрутил сегодня не один десяток раз. — Хочу заказать билеты и уехать. Тэхён стоит в прежнем положении и не реагирует, а потом выпрямляется и поворачивается к Юнги, медленно моргая. — Я сейчас не в состоянии тебе помочь, мой мозг не воспринимает больше трёх букв, — чуть виновато выдыхает Тэхён и вытаскивает из холодильника пачку молока, прикладывая ко лбу. Тэхён с кем-то пытается разговаривать по телефону, когда Юнги сидит на диване, поджав коленки. Все утро его не покидает навязчивая мысль, которая сводит его с ума. Чонгук дьявольски красив. И до ужаса опасный, что у Юнги от одного взгляда на него бегут мурашки. Юнги мотает головой, пытается избавиться от образа в голове, от его устрашающей улыбки, сильной груди и темных татуировок, которыми исполосованы обе руки и шея. Больше Юнги не видел. — Меня зовут на собеседование, — почти влетает в гостиную Тэхён и от радости чуть не сбивает дорогую вазу, которую ему подарил какой-то бренд. — Сейчас, — добавляет он, видя выгнутую бровь друга. — От тебя за километр несёт перегаром, — напоминает ему Юнги, но, кажется, Тэхёну все равно на это. Он распахивает свой гардероб, начиная тщательно выбирать одежду. — И ты все ещё пьяный. — Я на кастинг Версаче пришёл в более худшем состоянии, в итоге меня поставили открывать показ, — Тэхён достаёт какую-то вешалку со светлой рубашкой и, оглядев ее придирчивым взглядом, отбрасывает в сторону. — И я все ещё не понимаю, как тебе это удаётся. Когда Тэхён закрепляет волосы лаком перед зеркалом в коридоре, в дверь звонят. У Юнги сердце обрывается в эту самую секунду, когда Тэхён тянется к глазку, а, оторвавшись, вопросительно разводит руками. — Ты заказывал что-то? — с этими словами Тэхён толкает дверь, а молодой парень на пороге глубоко кланяется и протягивает небольшую деревянную коробку, будто ее мини версию украли с контрабандистского судна. — Заказ на имя Мин Юнги, — лепечет парень и вглядывается в лица обоих парней, пытаясь распознать нужного ему человека. Юнги форму курьера узнаёт сразу, он работает на одну из лучших виноделен континента. Отец как-то рассказывал про неё, ведь чтобы заказать там вино, нужно прождать в очереди больше девяти месяцев. Мадлен все мечтала попробовать его, только вот заказ сделать не успела. У неё не было девяти месяцев. Только когда Тэхён выжидающе поворачивается на Юнги, тот делает шаг и принимает коробку с особой аккуратностью. Курьер больше ничего не требует, даже подписи, он кланяется и удаляется с лестничной площадки. — Если это то, о чем я думаю, — заторможенно открывает рот Тэхён, даже позабыв, что он собирался на собеседование с брендом. — Неужто Лиен? Юнги не верит до последнего, все ожидая подвох, когда еле как с помощью ножа вскрывает крышку коробки, но внутри оказывается почти под корень отрезанная красная роза, бутылка вина и небольшая записка. Тэхён бесцеремонно тянет свои руки к вину, пытаясь разглядеть сорт, он в этом деле мастер. — Год, — в шоке выдыхает Тэхён, повернув бутылку золотыми цифрами вперёд. На бутылке красовался год рождения Юнги. Юнги тут же тянется к записке, раскрывая ее чуть трясущимися пальцами.

«Поднимись на крышу».

И ничего более. Юнги хмурится, а в голове тут же автоматически принимается решение, что ему ещё хочется пожить. Но взгляд ползёт в самый угол записки, где совсем маленькими буквами выведено:

«Не поднимешься, взорву соседний дом».

У Юнги не остаётся выбора, он сжимает бумажку в руке и срывается к двери, попутно хватая куртку с вешалки. — Ты куда? — вдогонку кричит ему Тэхён, но Юнги уже не слышит. Он несётся по лестнице на двадцать восьмой этаж, даже не подумав взять лифт. Что это он сомнений не возникает никаких. Ещё не открыв дверь на крышу, Юнги слышит вертолетный шум, он замирает у самой двери и прикрывает глаза. Возможно сейчас он идёт на собственную смерть, вот только почти все существо парня тянет его туда. Юнги словно мазохист, он снова хочет посмотреть в эти темные глаза и спросить самый главный вопрос его существования: «почему Чонгук его спас?». Когда Юнги входит на крышу, он прикрывает лицо ладонями от потоков ветра, которые развивают его распахнутую куртку, накинутую второпях. Он все ещё во вчерашней одежде, которая пахла не особой свежестью, Юнги понимает это только сейчас, когда пилот лично открывает дверь вертолета. Юнги до последнего надеется, что вертолёт будет пустой, но стоит парню ступить на подножку, он натыкается на внимательно изучающий его взгляд. Чонгук смотрит непрерывно, словно сканирует каждую кость. — Ты же тут не из-за угрозы, — Чонгук протягивает Юнги наушники, на которые тот долго смотрит, переводя взгляд на мужчину. Пилот объявляет, что они вылетают, и тогда Юнги принимает наушники, старается не касаться пальцев Чонгука. — Ты убил мою мать, — сквозь стиснутые губы шипит Юнги, на что Чонгук лишь расслабленно откидывается. — А твой отец убил всю мою семью, — парирует Чонгук и все не отводит взгляд от потерявшего весь запал Юнги. Юнги рядом с этим мужчиной ощущает себя крошечным и беспомощным, он словно самый сильный электроисточник, подавляющий все остальные. Сейчас он своим присутствием и своей аурой подавляет Юнги. Находиться с убийцей своих родителей в одном пространстве невозможно, потому что у Юнги от него неконтролируемый животный страх, самый настоящий. — Как тебе подарок? — Зачем? — хрипит Юнги, глядя на Чонгука слишком затравленно, обнимает себя руками, хоть и понимает, что показывает полную беспомощность. — У тебя есть два вопроса «зачем», на какой ты хочешь услышать ответ? — Чонгук облокачивается локтями о коленки, а Юнги хочется вжаться в сидение. — Зачем ты спас меня тогда? Чонгук молчит слишком долго, не разрывая зрительный контакт, Юнги кажется, что в нем там уже дырка. Юнги уже перестаёт надеется на ответ, как Чонгук в одну секунду оказывается так непозволительно близко, что у Юнги спирает дыхание. Словно их накрыло вакуумом из которого совершено ничего не слышно, там есть только они. — Твои глаза, — Чонгук говорит спокойно, а Юнги дышать перестаёт от почти отсутствия расстояния между ними. Выносить ауру Чонгука на расстоянии тяжело, вблизи у Юнги будто капилляры лопаются. — Твои глаза смотрели на меня тогда из подо льда с такой мольбой и ненавистью одновременно, ты задыхался, но хотел отомстить. Ты был великолепен в своём отчаянии набрать в лёгкие воздух. Я видел гаснущую надежду на дне твоих зрачков, ты был слишком бесподобен, чтобы я позволил такой красоте умереть. Чонгук тянет губы в чуть заметной улыбке и отстраняется, а Юнги задыхается. Словно он снова под огромным слоем льда, там, глубоко. — Ты пришёл убить меня, — хрипит Юнги, пытается узнать больше. Не мог же человек изменить месть из-за взгляда? — Нет, я пришёл убить твоего отца. Мне жаль твою мать, но мою семью он не пощадил, когда они молили. — Но меня ты пощадил, — голос Юнги почти садится, выходит только глухой сип, который еле слышно через наушники. — Нет, я не убил тебя, а подарил жизнь. Поверь, это куда хуже, потому что твоя жизнь принадлежит мне. Ты принадлежишь мне. Только сейчас до Юнги доходит весь смысл. — Я хотел убить тебя, когда шёл в твою комнату, но потом передумал, — Чонгук снова откидывается на сидение и переводит взгляд на иллюминатор. Впервые Юнги может вздохнуть полной грудью. Ещё тогда Чонгук знал, что сможет использовать Юнги, от этого становится ещё хуже. — Мы прилетели. Юнги нехотя переводит взгляд на открывающийся зимний вид и замирает, сдерживая внутри комок слез. Это был их дом, где все началось. Он, как двенадцать лет стоял на том же месте, ничуть не изменившись. Юнги, обняв себя руками, высовывает голову наружу. Чонгук подаёт руку, на которую Юнги долго смотрит, словно мысленно решает, а потом вкладывает свою. Чонгук сжимает крепко, что на секунду возникает мнимость, что Юнги в безопасности. Наушники так и остаются лежать на сидении, у Юнги от них до сих пор болят уши. — Мои люди патрулировали дом все эти годы, но твой отец так и не вернулся, — из под тяжести подошвы снег приятно хрустит, погружая Юнги в старые воспоминая. Чонгук руку Юнги не отпускает, а парень сильнее натягивает ворот куртки на шею. — Почему ты не пытал меня? Может я знал, где отец? — замерзшими руками шепчет Юнги, пока они идут к дому. — Ты не знал. До сих пор не знаешь. Юнги на это не возражает, он и правда без понятия, где искать отца. Когда они входят во внутрь, Юнги чуть улыбается, ведь ничего не изменилось. Все такие же стены, двери, только нет вечно пьющей Мадлен, ее криков и хриплого смеха. Юнги так хочется ее обнять, прижать ближе и не отпускать. Какой бы она матерью не была, Юнги любит ее всем сердцем по сей день. — Но он вернётся. Убив всю его семью, он бы вряд ли показал себя, но оставить его сына в живых и присвоить себе, это намного больнее, — Чонгук шепчет это прямо в загривок замершему Юнги, который и с места сдвинуться не может. Юнги дергается, пытается вырвать с ближе стоящего шкафа нож, но его руки блокируют прежде. Юнги вырывается, дёргает ногами, когда его впечатывают в стену щекой. — Я тебя ненавижу! Ненавижу! Прекрати! — но Чонгук даже не думает, он одним грубым движением сдирает с Юнги куртку, кидая ее под ноги. Юнги стискивает крепко зубы, лишь бы не показать слабину, только не перед ним. — Ты весь мой, запомни. Твоя жизнь с самого начала принадлежала мне и только мне. А будешь сопротивляться, я убью всех твоих близких. Мои парни уже там, пасут каждого, стоит мне только сказать. Их жизни зависят только от тебя, — прикусывает хрящ уха Чонгук, а Юнги жмурится до чёрных пятен перед глазами. Внутри все внутренности разрывает на части. Что он натворил? — Зачем? — еле слышно хрипит Юнги, прикусывает губу до крови, когда холодные руки проникают под джинсы, оглаживая округлые половинки. — Твои глаза поразили меня, но отомстить твоему отцу я хочу больше, — Чонгук, словно оголодавший монстр, тянется к свой жертве, облизывается, пускает слюну. Юнги еле сдерживает крик, когда джинсы ползут к коленям, а Чонгук ведёт носом по позвоночнику, словно пересчитывает каждый позвонок. Он будто наслаждается каждой секундой, когда прикасается к молочной коже. Юнги слышит звук молнии, напрягается и замирает. Тэхён, все, кто с ним общался сейчас под большим риском, Юнги наверняка это знает, от этого хочется кричать ещё громче. — Почему я? — почти неслышно на грани истерики шепчет Юнги, чувствуя первую слезу, сорвавшуюся с длинных ресниц. Юнги слышит, как щёлкает крышка смазки, как Чонгук обильно выдавливает ее ему на ягодицы, словно издевается. Он подцепляет каплю пальцем и обхватывает горло Юнги, наклоняясь ближе, надавливает большим пальцем на губу. — Потому что ты единственный, кто у него остался. — Ради своей мести портишь чужие жизни? — захлебываясь в собственном отчаянии, воет Юнги, мечтая пробить себе череп, лишь бы не чувствовать. — Он не пожалел моих братьев и сестёр, некоторые из которых только появились на свет. Твоему отцу было все равно, — Чонгук надавливает на узкие стенки, а потом звонко ударяет по ягодице, оставляя красный след. — Расслабь или будет больнее. Я могу трахнуть тебя и без растяжки. Юнги хочет себя уничтожить, испепелить. Чонгук толкает сразу два пальца, вызывая из губ Юнги нервный выкрик. Словно все нервные клетки сконцентрировались именно там, создавая один комок боли. Юнги сам превратился в комок боли. Чонгук не тратит много времени на растяжку, проводит пару раз по стволу, задевая головку, он толкается грубо, без предупреждения, одним толчком заполняя Юнги полностью. А Юнги истошно кричит, потому что внутри все разрывает от режущей боли. Чонгуку будто все равно, он продолжает толкаться, размазывая смешавшуюся со смазкой сперму по бёдрам Юнги. — Знаешь почему роза срублена под корень? — он снова не ждёт ответа, знает, что не получит его. Юнги кусает губу на особо сильный толчок и бьется лбом об стену, лишь бы перестать это чувствовать. — Потому что без стебля цветы долго не живут, даже если его положить в воду. Ты, как та роза, долго не проживешь без меня. Отныне ты от меня зависим. Чонгук выходит из парня перед самым пиком, кончая тому на бедро, а Юнги не в состоянии самостоятельно стоять на ногах. Чонгук одной рукой подхватывает ослабленное тело, прижимает к своей груди и зарывается носом в белоснежные волосы. Ведёт рукой вниз к ключицам, соскам, останавливается на плоском животе и выемке пупка. — Не вини себя, ты никогда не терялся, я всегда знал, где ты находишься, поэтому ты бы не спрятался от меня. — Зачем? — снова тихо, на грани слышимости шепчет ослабшими губами. А ответ все тот же: — Ты принадлежишь мне.

У настоящих историй любви финалов нет