Tendresse

      Сяо всю свою жизнь боролся со скверной в полном одиночестве. Он не тактилен, не понимает свои, что уж говорить о чужих, эмоции. Совершенно один. Когда тело Воробья едва ли коснулось земли, он понял, что пристанища боле ни в ком не найдёт. Он скитался по полям, пока единственными спутниками служили голоса в голове и необузданное желание убивать, лишь бы заглушить их, хотя бы на минуту. В день, когда Адепт услышал невинную, но в звучании своём, отдалённо, почти неуловимо, боль, соизмеримую с его собственной, голоса отступили. Но только в тот миг. И он не соизволит повториться, вернуться к нему, уже не в воспоминаниях, никогда. Голоса давили. Сяо привык жить с ощущением крови на руках, грудой тел за спиной. Привык не полагаться ни на кого. Есть лишь он и скверна. Он не может причинить вред кому-либо, кроме демонов. Не может позволять появиться в сознании голосу, которого там быть не должно. После падения экзувии Моракса — единственной радостью служил праздник Морских Фонарей. Огни, украшающие ночное небо, отражающиеся на морской глади, позволяли на мгновение забыться. Когда Лань вознеслась в небеса, унося за собой вечерний бриз и чужие желания, наполняя грудь эндорфином, Сяо встретил его. Едва ли их глаза встретились, голоса отступили, как после неугасающей в сердце мелодии флейты, уступая место новому чувству. Якша не сдержал вздоха. — Адепт Сяо? Не думал встретить Вас тут…- юноша прикрыл глаза, заходясь в улыбке, и не находя в себе силы отпустить фонарь. Адепт отвёл взгляд. — Тебе не стоит задерживаться здесь надолго. Делай, что хотел, и- — Не желаете запустить этот фонарь? Я ещё не загадал желание, — перебивает экзорцист. Сяо хмурится, думает «что этот смертный о себе возомнил?» и берёт из рук фонарь. Вскидывает глаза вновь и, о Архонты, отражение огня в кошачьих глазах хочется запомнить навсегда. Им не нужны слова. Даже тогда, когда кончики пальцев сходятся в контакте, они понимают друг-друга и сохраняют спокойствие. Секунда — и фонарь взмыл, устремляясь ввысь. Секунда — и они отводят руки, глаза друг от друга, больше не видя отражения. Секунда — и кончики губ Адепта расползаются в искренней улыбке. И голоса утихают.

—

— О чём задумался? — Чунь Юнь перебирает его волосы, смотрит нежно-нежно, и в этой необъятной любви хочется раствориться. — Да так, — Сяо держится, чтобы не замурчать, — о нашей первой встрече. Экзорцист задерживает руку прежде чем накрыть ею глаза. — Архонты, не напоминай мне об этом. Так стыдно… — Как хочешь. Они лежат в этой позе уже час? Два? Время не столь важно. Мирные дни протекают в чайнике Безмятежности. Этот выдался особенно тихим — Итэр сменил отряд и большая часть «гостей» отправилась в путешествие вместе с ним, оставив парочку наедине. — Я бы не отказался провести ещё один праздник Фонарей вместе с тобой, — Сяо шепчет себе под нос, но Чунь Юнь слышит его и тихо смеётся, возвращая руку на голову Адепта. — Я тоже. Сяо утыкается носом в чужое плечо, вдыхая почти что родной запах цветов Циньсинь, которые они выращивают в чайнике вместе с путешественником, чтобы те оставались свежими на «всякий случай», и которые Якша принёс в их с экзорцистом общую постель ещё утром, и шампуня с экстрактом мяты. Так спокойно. — Ты сегодня чересчур уж тактильный, — смеётся Чунь Юнь на выдохе, и сердце начинает трепетать. — Тебе не нравится? — Я этого не говорил. Экзорцист прижимается к нему ближе, прикрывая глаза. Часы не столь давно перевалили за день, это он знает наверняка, но его уже затягивает в сон. Хотя, с Сяо всегда так. Адепт отстраняется, вглядываясь в чужое разморённое нежностью лицо прежде, чем осыпать его лёгкими поцелуями. — Я тоже тебя люблю.

И больше им ничего не нужно.