Bad Habits — Ed Sheeran
Хосок скидывает ему нужный адрес, время начала рабочего дня, комментарий от Мин Юнги и своё личное «удачи!» с «Намджун болеет за тебя, так что не подведи». Тэхён улыбается почему-то на последнем предложении. Он уверен, что Хосок не врёт. Намджун, хоть и выглядит так, будто при любом удобном случае тыкнет в него самым острым наказанием из уголовного кодекса, всё же побеспокоился о его долгах и даже помог. Уступил своим принципам. И даже не за колечко и поцелуи, а за банальное «спасибо» и «буду в порядке». Тэхён чувствует себя лучше из-за этого. Он находит костюм у себя в шкафу. Выпускной. Ещё со школы. На него еле налез, так что на пути Тэхён снял пиджак и засучил рукава рубашки. Добираться пришлось пешком, ведь денег даже на автобус не нашлось. А Мин Юнги (зараза) живёт в пригородном особняке. Однако живёт в интересном районе, где новые здания комбинируют со старыми дворовыми системами. Вместо солидных ворот Тэхён стучится в массивную деревянную дверь. Ему открывает прислужница в белом костюме. Она кланяется, приглашая внутрь, уточняя, как зовут, к кому пожаловали и с какой целью. Найдя в списке гостя, девушка приглашает внутрь, проходя по двору к коттеджу. Тэхён, пока идёт за ней, разглядывает всё вокруг. Пруд с бамбуковым жёлобом, который стучит с наполнением. Плавающие там рыбы кои видны издалека из-за их обилия. Там убираются мужчины и женщины. Так же стоят другие маленькие здания. Из окон некоторых видно, что там либо рабочие места, либо где готовят еду. С одной стороны бассейн, поле для мини-гольфа и машины под навесом в ряд. Две машины. На одной из них белый бант, словно он недавно был выигран в лотерее. — Вам сюда, — говорит девушка, указывая на дверь коттеджа. — Уверена, что Господин Мин знает о Вашем визите, так что дальше сами, — и кланяется. — Удачи. — Спасибо, — Тэхён ещё раз кивает. Он поднимается по лестнице, надевая по пути пиджак. Вспомнив, что засучил рукава, парень раздражённо цокает языком, снимая обратно, чтобы привести себя в порядок, прежде чем позвонит в дверь. Тэхён стоит на пороге практически минуту. Даже волосы поправляет, готовя своё самое невозмутимое выражение лица, нажимая на кнопку звонка. Раздаётся длинная и лаконичная мелодия, проходящая эхом по всему дому, слышная даже снаружи. Тэхён отходит немного назад, чтобы косяк не задел его при открытии. — К тебе? — говорит открывший. Тэхён не принимает это на свой счёт, ведь говорящий не смотрит в его сторону. Парень переводит на него взгляд. — Здравствуйте, — звучит мягко. — Вы по работе? — Да, — Тэхён на секунду выпадает из реальности. — Юнги, к тебе же, — раздражённо говорит парень, оборачиваясь к спускающемуся по лестнице мужчине. — Я говорил тебе, что твой кабинет в твоём кабинете, а мой дом — это мой дом. — Это не коллега, — возмущается в ответ мужчина. — Всё равно. По работе же, — вздыхает парень, отпуская ручку двери, отходя назад, когда Юнги подходит с планшетом. Тэхён немного растерян. Он смотрит то на одного, то на другого, не понимая, кто из них всё-таки его работодатель. Вероятно, только что спустившийся мужчина. Вероятно. — Заходи, — требует твёрдо Юнги, кивая ему пройти внутрь. Тэхён с тихим «простите за вторжение» проходит, закрывая за собой дверь. Юнги любезно пододвигает ему гостевые тапочки, направившись вглубь дома, поманив рукой, мол, поспеши. Тэхён быстро снимает туфли, вдевая ноги в тапочки, практически подбегая, чтобы не потерять его из виду, когда тот сворачивает в какую-то комнату. Тэхён идёт за ним. Они попадают на кухню. Здесь тот другой парень, обложившись бокалом с голубоватой жидкостью, читает книгу, перебросив ногу на соседнее кресло. Тэхён не может скрыть своего изумления, потому что никогда не видел, чтобы люди на кухне вместо обычных стульев ставили кожаные кресла и низкие столы для удобства, чтобы локти не ставить, а расслабиться на мягком сиденье и есть так, будто находишься на курорте. Судя по тому, что парень сейчас читает, попивая коктейль, он такой расстановкой наслаждается по полной. — Я нанял тебе телохранителя, — Юнги говорит твёрдо. Он идёт вперёд, садясь на другое кресло. Тэхён стоит у двери, ожидая указаний. — Уволь, — спокойно звучит от парня. — Не упрямься. Это необходимо, — Юнги звучит на последнем слове ласковее, словно хочет, чтобы человек перед ним понял, что его намерения чисты и не носят никакой корысти. Тэхён бы ему поверил. Но парень явно знает его лучше, так что просто хмыкает неверяще. Он цокает языком, всё-таки смиряясь с положением, кивая с немым согласием. Будто на препиранья и сил нет. Или он никогда не ссорится. Выглядит так спокойно, словно чтение сейчас важнее реальных дел. Юнги буравит его внимательным взглядом. Он, видимо, ожидает какой-то реакции. Не дожидается, так как короткий кашель не заставляет парня поднять взгляд с увлекательной книги. Тот лениво переворачивает страницу, всем видом показывая, что плевать, давно уже ушёл в историю и на остальное забил. — Так, — Юнги смотрит теперь на Тэхёна. — Джун сказал, что в случае чего ты лишних вопросов задавать не будешь. Из-за этого я тебя и принял. Твой послужной список меня не колышет, — звучит как повелитель. Твёрдо, уверенно, холодно. — Твоя обязанность — быть в доме, защищать его, — указывает на парня, — и выполнять его прихоти, если вдруг надумает капризничать, — на этих словах хмыкает. Эта работа — личный Ад Тэхёна. Страшнее всего, что он успел увидеть в своей недолгой жизни. То, что заставило его сломаться. То, что его сокрушило. — Его зовут Чонгук, — говорит Юнги, оперев лицо руками. И только сейчас Тэхён почему-то замечает блеснувшее в свете солнца золотое кольцо на его безымянном пальце. Взгляд тут же мечется к руке другого. — Он мой муж. Чонгук смотрит на него безразлично. Кольцо у него не поблёскивает. Зато сияют стан, полуулыбка на бледных губах и тёмные-тёмные засасывающие в себя глаза. Непроглядная тьма его очей, в которой Тэхён видит неразгаданную тайну его загадочного образа.Obsessed — Dynoro, Ina Wroldsen
Если бы Тэхёна посвятили в обстоятельства, из-за которых Чонгука надо защищать, ему было бы легче. Он мог бы сформировать систему лучшей защиты, мог бы продумать некоторые детали. Но в неведении Тэхён сильно напряжён. Ему приходится на каждый шорох реагировать так, будто кто-то на драгоценного хозяина дома набросится. Через него кухарка и некоторые слуги проходят с большим трудом и очередным инфарктом, когда Тэхён хватается за оружие раньше, чем те успевают закричать хотя бы, что это они. Чонгук цокает языком на него, но ничего не говорит. И вот знай Тэхён обстоятельства, он бы настораживался меньше. Если это реальная опасность, то надо ещё бдительнее. А если это всего лишь каприз мужа Чонгука, то зачем волноваться-то? Не то чтобы Юнги в лике святых, но не похоже, что на него кто-то покушается, а на его мужа — тем более. С Чонгуком скучно проводить время. Тэхён должен находиться дома, быть рядом с ним. В зоне досягаемости, но не настолько близко, чтобы не мешать заниматься своими делами. Скучно наблюдать за жизнью богатого мужчины, который наслаждается красотами жизни, не придавая им особого значения. Чонгук может часами сидеть и читать, попивая чай, сок, коктейль или по кусочкам хрустя козинаком, который до этого сам долго готовит, по штучке очищая семечки, заливает мёдом, попутно просматривая какие-то эпизоды сериалов на своём дорогущем макбуке. Долго перемешивает со стуками в огромной кружке с рисунком эвкалипта молоко, чтобы к зубам мёд не лип. Он ест козинак дольше положенного. Когда читает допоздна. Всё это время Тэхён стоит и наблюдает за ним, ничего не делая. Он может сидеть, но не в кресле рядом с ним, а где-то в углу. На стуле. Ему и не предлагали место там, рядом. Чонгук с ним вообще не общается. Его словно и нет. Тэхён не забывает каждое утро приветствовать его вежливо. И ночью прощается, оповещая о том, что уходит. Чонгук с ним не прощается, но дверь за ним закрывает. Ночью Тэхёна подменяют другие люди у ворот. И утром снова по новой. Чонгук занимается стиркой, гладит вещи с прислугой, иногда разговаривая с ними. Девушки охотно общаются. В такие моменты Тэхён может видеть, что он выдыхает облегчённо и не чувствует себя одиноко. В такие моменты Чонгук даже улыбается. И получается у него улыбаться как-то… красиво? Тэхён отмечает это так. Выглядит красиво. Чонгук кормит рыбок в пруду, сидя на корточках, иногда читая на том месте. Машет перед собой, отгоняя насекомых. Тэхён стоит рядом. Он в особенно яркие дни заслоняет собой солнце, чтобы тень позволяла Чонгуку не щуриться. Мужчина на это ничего не говорит. Молчит, даже не благодарит. Чонгук готовит иногда себе что-то. В одиночестве. Неуклюже разбивает яйца, перемешивает что-то по инструкции. У него не получается, он надувает губы и долго ищет правильный ход действий. Тэхён каждый раз рассеянно смотрит на то, как Чонгук выливает неполучившуюся массу теста в мусорку. Столько продуктов переводит просто так, из-за ошибок. Он готовит что-то красивое, но невкусное. Оставляет после фотографирования остывать на столешнице. Его шедевр кулинарии потом примерно также выливают в мусорный мешок. Тэхён ещё никогда не видел настолько расточительных людей. Деньги, заработанные Юнги, этот парень тратит на… на свои скучные дни. Они даже не интересные. Он не выходит за покупками. Редко бывает, что гуляет по парку района, но быстро возвращается. Много спит. Много читает. Много молчит. И Юнги с ним рядом никогда не бывает. Вероятно, у них фиктивный брак. Иначе как ещё это объяснить? Но в остальном… иногда… наблюдать за ним… интересно. Тэхён не любит это признавать, но из-за такой роскошной жизни этот парень выглядит так, будто стоит всего состояния Юнги. Чонгук прекрасен. Он невероятно красив, ухожен, грациозен, лаконичен, у него мягкий голос и милая улыбка. Эти слова никак не передадут весь спектр того, каким Тэхёну он каждый день видится. Есть что-то очаровывающее в его движениях, в том, как аккуратно он перелистывает страницу книги, как высовывает язык, чтобы смочить подушечку среднего пальца, как улыбается некоторым сценам, поднимает взгляд, как иногда повторяет мимику героев, шёпотом вслух выговаривая реплики персонажей истории. Есть что-то завораживающее в том, как грациозно он кормит рыбок, как любит природу, как в каждой детали в его внешности есть что-то экологичное, перерабатываемое. То, как он старательно стирает одежду, развешивает белье, прыгая, когда не дотягивает до особо высоких мест. Как прищепки забывает, как потом пытается от ветра всё постельное бельё спасти. Есть что-то в его привычках улыбаться при общении, чтобы наладить контакт. Есть что-то невероятное в его чарующем мягком голосе. Что-то мелодичное, красивое, ласкающее уши. Есть что-то в свободном, роскошном стиле, когда он дома ходит в широких брюках и рубашке, как может сочетать водолазку с клетчатыми штанами, как носит иногда украшения, как иногда красится, сидя перед зеркалом, надувая губы, обмазывая себя алой помадой, стирая это потом подчистую, оставаясь бледным и чистым, но всё ещё таким красивым. В нём что-то есть. То «что-то», из-за чего Тэхён, наблюдая за ним, не может оторвать взгляд, не может не думать, что в его голове творится, почему он такой спокойный, почему такой одинокий, почему такой загадочный и одновременно с этим голо читаемый. Он слишком хороший и этим самым скучный. Тэхён, хоть и отмечает все эти детали, запоминает их невольно. Наверное, все богатые люди такие. Просто Тэхён их впервые видит в домашней обстановке. Чонгук просто скромнее немного. Он сам убирается, сам себе готовит иногда, сам стирает и предпочитает вместо криков прислуге исправлять их ошибки самостоятельно. Тэхёну всё ещё скучно. Он наблюдает за ним, иногда зависает и выпадает из реальности, когда Чонгук совсем немного застывает, превращаясь в красивейшую картину, но дни продолжаются всё также. И вскоре даже это вызывает привыкание. Молчание продолжает убивать, но уже как-то роднее воспринимается. Тэхён не удивляется тишине. Тэхён удивляется, когда Чонгук с ним впервые говорит, мягко произнося: — Как тебя зовут? Даже имя забыл, хотя Юнги ему, вероятно, говорил. — Ким Тэхён, Господин Мин, — кланяется для убедительности. — Чон. — Что? — уточняет Тэхён, медленно выпрямляясь. — Я Чон Чонгук, — говорит чисто и без единой запинки. Он внимательно смотрит ему в глаза. — Он не Мин Юнги. Он давно Чон Юнги, — усмехается, отворачиваясь. — Но предпочитает игнорировать моё существование в этом вопросе, — вздыхает, качая головой. — Впрочем, как и всегда, — это даже не звучит горько. Безэмоционально. Чонгук выглядит так, будто говорит между словом. «Так называть его господином Чоном?» — думает Тэхён. — Господин Чон, — повторяет вслух Тэхён. — Правильно? — Можно просто Чонгук, — не смотрит на него, перелистывая страницу книги. — Принеси нам чай, пожалуйста, — просит буднично. Тэхёну уже начинает казаться, что любезность началась только из-за того, что у него в горле пересохло и лень было встать, но Чонгук говорит на уточнение о каком конкретно чае идёт речь: — На свой вкус. Что хочешь. — Вы уверены? — Тэхён пытается держать дистанцию. — Абсолютно, — Чонгук вздыхает. — И убери тот убогий табурет в углу обратно в склад. Тебе никто не разрешал его брать. «И где я должен был сидеть?» — думает Тэхён раздражённо. Чонгук, будто отвечает на мысленный вопрос, опускает ноги с соседнего кресла, закидывая одну на другую, снова перелистывая страницу. Не верится, что он успел всё дочитать. Тэхён буравит его испытывающим взглядом, уходя в сторону кухни, чтобы приготовить там свой любимый зелёный чай. Наконец-то насладится хоть чем-то, немного расслабится. На кухне так много всего. Сорт любого чая на полочке. Тэхён ещё никогда не пробовал элитный вид зелёного чая. Бывает ли такой вообще? Оказывается, что да. С практически золотой упаковкой. Тэхён осторожно и с наставлениями прислуги наливает в маленькую чашечку для гостей себе и в огромную кружку Чонгука с эвкалиптом. На кресле, естественно, удобнее сидеть. Чонгук всё ещё читает. Он отпивает, не видя, глоток. Кривится сначала, не ощутив никакой сладости. Тэхён, уничтожая свой, вспоминает, что не принёс ни сахар, ни молоко. Он смотрит на Чонгука, который поднимает на него взгляд, цокая языком. И цокает так, будто ему скорее смешно. Совсем не злится. — Горькое со мной только дешёвое вино, — говорит Чонгук. Твёрдо и уверенно. — Хорошо. Запомню, Господин Чон, — Тэхён кивает, делая у себя в голове заметку. Чонгук любит сладкое. И пьёт дешёвое вино.Your eyes tell — BTS
С ним после этого момента что-то происходит, меняется, начинает открываться. Чонгук, будто привык к сосуществованию со своим телохранителем, начинает его присутствием хоть как-то пользоваться. А Тэхён, расслабившийся из-за отсутствия опасности и отчётности в устной форме Юнги, принимает такую открытость со стороны Чонгука примерно так же открыто, хотя и просто впитывает, не раскрывая о себе что-либо. А Чонгуку будто многого и не надо. Он просто говорит, Тэхён просто слушает. — Если долго взбивать яйца, масса станет белой? — недоумённо читает Чонгук, рассматривая кулинарную статью в макбуке так, будто там написали чушь. Тэхён выбрасывает разбитую скорлупу в грязную миску со всяким мусором в виде упаковок от фарша. Он переводит на удивлённого Чонгука примерно такой же удивлённый взгляд. — Белок же при жарке становится белым, — говорит Тэхён, объясняя тем самым всю логику такой массы. Чонгук охает, прикрывая рот пальцами. Изящно, грациозно. Но то, как непринуждённо это делает, как просто в его привычках укладывается такой прекрасный по всей структуре жест, заставляет опять на секунду зависнуть и выпасть из этого мира, когда к тандему присоединяются и сияющие от любопытства глаза. Чонгук сглатывает, поворачивая голову к миксеру. — Не врёшь? — уточняет на всякий случай. — Зачем мне врать, Господин Чон? — Тэхён вздыхает. Чонгук щурится, смотря на него. Он обворожителен в жесте, когда поправляет чёлку, заправляя прядь за ухо. — Ладно, — говорит мягко, снимая кольцо, небрежно бросая на край столешницы. Тэхён накрывает кольцо рукой, чтобы не выпало. Чонгук даже не комментирует это, продолжая своё кулинарное приключение: — Долго взбивать? — Сначала надо желтки убрать, — Тэхён и сам смотрит в экран макбука. — Как? — Чонгук ещё более шокирован. — Подожди, — он поднимает руки. — Это сложно! — возмущается. — Это был рецепт омлета за пять минут. Что за чёрт, — злится тихо, но, засучив рукава свитера, готовится залезть пальцами в миску, чтобы достать желтки. — Нет, это не так делается, Господин Чон, — Тэхён и близко не умеет готовить, но он хотя бы знает из всех видео про лайфхаки, которые упрощают жизнь, что желтки самостоятельно убрать на стадии, когда они плавают в миске, просто невозможно. — У Вас есть пластиковая бутылка? — Никакого пластика в этом доме, — Чонгук хмурится. — Окей, — Тэхён сбивает профессиональную лексику. — Что-то всасывающее. — Как пипетка? — Нет, — закрывает глаза руками. — Ладно. А сито или… дуршлаг. — Дур… что? Что? — Чонгук недоумённо хлопает глазами. — Впервые слышу такое слово. Что это? — Эм… — Тэхён теряется от такого вопроса. — Как миска с прорезями на дне, чтобы вода стекала. — А, вот как его называют, — Чонгук гудит. Его глаза сияют. — Такой должен быть у миссис Пак. Пойду, спрошу. — Давайте я пойду, Господин Чон, — Тэхён вспоминает, что он всё ещё на работе. — Опасно выходить наружу в одиночестве. — Тогда пошли вместе, — Чонгук вытирает руки тряпкой, передавая Тэхёну новую, чтобы тоже вытерся. — С тобой ведь можно? — уточняет. — Да, — Тэхён кивает, кланяясь. — Хватит любезничать, — Чонгук вздыхает. Чонгук меняет тапочки на ботинки, опуская рукава свитера. Он открывает дверь, собираясь выйти первым. Тэхён помнит, что в его работе есть несколько негласных правил: 1) Выйти первым должен он; 2) Везде заслонять собой того, кого нужно охранять. Тэхён так и делает, останавливая спешащего Чонгука, ступив первый шаг, проверяя обстановку. Он и раньше так делал. Просто Чонгук до этого терпеливо ожидал, когда проверка закончится, а сейчас, цокая языком, лезет вперёд, наклонившись, чтобы юркнуть под протянутую руку. — Эй! — выходит неформально. — Господин Чон! — шипит Тэхён, исправляясь. — Слишком долго! Нам нужен дукшларк, пока масло не размякнет, — Чонгук говорит возмущённо. — Дуршлаг, — поправляет его Тэхён, последовав за ним бегом. Он снимает на ходу пиджак. Жарковато на улице. У миссис Пак находится вещь получше — устройство для «вылавливания» желтков, пока течёт белок. Это именно то, что нужно. Но Чонгук, трижды неправильно называя слово, всё равно хочет увидеть загадочный дуршлаг, удивлённо гудя, когда смотрит. Его глаза в этот момент сияют. Тэхён невольно за ним наблюдает, улавливая этот момент с шевелением в груди, потому что… ну, это так странно — удивляться кухонной утвари. Чуднóй богатый парень, сладко улыбающийся из-за очевидных вещей. Тэхён цокает про себя языком. Он чувствует шевеление и тогда, когда белок становится белым при микшировании и Чонгук с самым искренним и удивлённым выражением лица смотрит на происходящее, трогая его за руку, указывая, будто Тэхён подобное никогда не видел. Такая глупость, а столько впечатлений. И Чонгук всё ещё продолжает источать из себя тонны грациозности, изящества, роскоши и великолепия. Даже тогда, когда просто перемешивает всё Тэхёном заранее приготовленное, чтобы опять же Тэхён потом это налил в сковороду и приготовил омлет. Чонгуку многого не надо, чтобы восхищаться. Ощущение, будто до этого он готовил от скуки, потому что делать было нечего, а на деле он готов хотя бы наблюдать за тем, как кто-то другой работает. Лишь бы рядом кто-то был. — Ешь каждое утро омлет? — спрашивает Чонгук. Он аккуратно выдавливает кетчуп на получившийся мягким яичный ролл. — Нет, — Тэхён отвечает сдержанно. — Приятного аппетита, Господин Чон. — Подожди, — звучит капризнее. — Сейчас закончу и пообедаем, — бурчит. Он прикрывает один глаз, будто целится. — Поужинаем, если точнее, — поправляет Тэхён, поднимая уголки губ, когда Чонгук удивлённо охает, переводя взгляд в сторону, выдавливая почти половину кетчупа на ролл, неосторожно сильно сжав бутылочку. — Уже вечер?! — он потом переводит взгляд на ролл. — А! Я напортачил! Тэхён потом, как истинный телохранитель, дабы его Господин Чон не отравился кетчупом, берёт порцию с казусом себе, наблюдая за тем, как Чонгук довольно уплетает получившиеся роллы с искренним обожанием на лице. Непривычно сидеть в кресле и есть с Чонгуком рядом, будто вы наравне. Удивительно наблюдать за тем, как он наслаждается едой, блаженно прикрывая глаза, грациозно погружая кусочек в рот, взяв палочками. Аккуратно так. Очень буднично и необычно. Он делает это так, как привык. Так, как всегда. Тэхён всё это в его движениях улавливает с чем-то новым для себя. В его окружении никто себя так не ведёт. И в тот самый момент, когда Тэхён думает о том, что этот парень очарователен и обаятелен по-своему… — Ах, моё кольцо, — Чонгук вспоминает. Он оборачивается к столешнице. Даже встаёт с места, чтобы подобрать и надеть. На Тэхёна словно груда камней сваливается. Совершенно внезапно. Реальность накрывает, появляется, напоминает о себе. И на таком очаровательном и обаятельном Чонгуке стоит запрет, патент. Крест. У этого креста даже имя есть. Юнги. Начальник Тэхёна. Его работодатель. Тот, кому он служит. И ради него защищает Чонгука, чтобы его муж был в целости и сохранности, чтобы он возвращался домой с мыслью, что с его любимым всё в порядке. Ну, условно. Тэхён всё чаще думает, что у них фиктивный брак. Иногда так кажется. Иногда, потому что Чонгук порой выглядит так, будто тоскует по нему. И, возможно, это всё ещё брак по любви. Возможно, и односторонней любви. — Спокойной ночи, — Чонгук провожает его до двери. — Удачной дороги, — улыбается, закрывая дверь, махнув напоследок. И как машет-то! Поочерёдно опускает пальцы с мизинца примерно в три подхода. Тэхён не отрывает взгляд, пока блестящие и загадочные тёмные очи не скрываются за дверью дома Чонов. Коттеджа, где брак и гнёздышко Чонгука с Юнги. Но, чёрт, какой же кайф Тэхён ловит, только наблюдая за этим парнем, только разговаривая с ним, только дыша рядом и понимая, что скрашивает его будни, может стать спасением в его одиночном существовании. Будь Тэхён Юнги, был бы большим счастливчиком, на самом-то деле. И избаловал бы Чонгука вниманием. От такого парня хрен потом отлипнешь сам. — Что такое? — голос нарушает тишину на улице. Тэхён вздрагивает. Он не услышал шаги, погружённый в раздумья о своей богатой судьбе в этом доме с самым красивым и прекрасным мужчиной, которого когда-либо мог знать. Тэхён оборачивается к Юнги, кланяясь. — Извините, — произносит холоднее. Юнги щурится, но идёт вперёд, взбираясь по ступенькам. Он останавливается, когда почти приближается к двери. Выглядит мужчина уставшим. Он наверняка с работы. Юнги стоит, испытывающе смотря на Тэхёна. Тот смотрит в ответ. Они будто уже на этой стадии за что-то борются. Непонятно даже за что. Юнги-то совсем не знает. — Отойди, — говорит он понятнее, толкая Тэхёна в сторону, чтобы пройти к себе. — Устал, что ли? — Нет, Господин Чон. Всё в порядке. Я пойду. Хорошего вечера, — Тэхён говорит это, но не кланяется на этот раз, смерив его подозрительным взглядом. Юнги улавливает то, как шумно тот принюхивается, будто проверяет, разит ли алкоголем. — Мин. Тэхён поднимает одну бровь. — Господин Мин, — поправляет его Юнги. «И кто из вас прав?» — звучит в голове Тэхёна, но в реальности он послушно кивает, последовав к выходу из двора. На завтрашний день Юнги присылает ему сообщение о том, что у телохранителя выходной. И Тэхён невольно думает о том, что у него нет даже номера Чонгука. Однако почему-то делает про себя галочку, что придумает причину, чтобы выпросить. И всё это так отвратительно звучит.Run — Jasmine Thompson
— Говорят, что с предпочтений в книгах начинается откровение, — Чонгук перелистывает страницу Шекспира. Он улыбается, когда от Тэхёна следует смешок. — Так какую литературу ты предпочитаешь? — спрашивает бесцеремонно. Заявляет о намерениях своего интереса и продолжает всё равно. Вот как выглядит откровение Чонгука: открыто, ярко, без прикрас и других окольных загадок. Вся тайна кружится вокруг его образа и Чонгук другие секреты не создаёт на пустом месте, оставляя смысловую нагрузку только для размышлений о корне всего, а не о том, к чему ведут мелкие жесты. Тэхён разглядывает книги на полке. Он впервые в комнате Чонгука. Обычно всегда ждал его снаружи. В комнате, как и ожидалось, практически нет чего-либо удивительного: кровать, стеллажи с книгами, стол для ноутбука и дверь в гардероб. Чонгук сейчас лежит на кровати животом, читая «Гамлета». — Я не люблю читать, — честно отвечает Тэхён. — Что сформировало такое мнение? — от Чонгука звучит с хитростью в тоне. — Что Вы имеете в виду? — Есть ведь то, что заставило тебя подумать, что читать — это нелюбимо тобой. Что ты в последний раз читал? — М, — Тэхён задумывается, — Оруэлла? Вроде. — Вот поэтому и нелюбимо, — Чонгук цокает языком. Он принимает сидячее положение, до этого встав на колени, потянувшись как кот после сна. Тэхён опять зависает и выпадает из реальности на секунд тридцать или больше. Сегодня Чонгук в лёгкой домашней белой рубашке с широкими рукавами и кремовыми шортами. В свете солнца он выглядит как маршмеллоу. Такой мягкий и воздушный. — Самое банальное, но, — Чонгук встаёт с кровати, босиком пробежав по полу, чтобы потянуться к нужной верхней полке за книгами. — Там авторы с лёгким стилем и простым, но интересным сюжетом, — говорит, пока старательно пытается достать до полки. — Да что ж такое-то? Юнги, ненавижу тебя. Кто ставит полки, до которых хозяин не достаёт? Одно упоминание о муже Чонгука приводит Тэхёна в состояние непоколебимого профессионализма. Но чаще всего, в последнее время, он почему-то пытается подбить это сравнение, сбить с ног, удалить из их общения. Тэхён и Чонгук практически одного роста. Тэхён явно не достанет, если потянется примерно так же. Даже если встанет на цыпочки. Нужно ведь ещё, чтобы Чонгук сам выбрал, что ему нужно. Тэхён, не раздумывая, опускается на корточки, осторожно обхватывая ноги Чонгука спереди. — Ой, — тот хватается за его волосы, тихо завизжав, когда его поднимают на руки и он практически достигает головой конца стеллажей. Чонгук крепко сжимает его за шею, начиная быстро рассматривать книги, выбирая то, что нужно. Тэхёну тяжело немного, но он чувствует запах Чонгука. Так, что сполна. Так, что в лёгкие забивается и наполняет альвеолы вместо токсичного воздуха. Тэхён вдыхает шумно. Чонгук так сладко пахнет. От него веет аромат нежности — молочка с цветком ириса. Это запах недоступности. От него пахнет кем-то. От него пахнет Юнги. Тэхён знает этот запах, потому что при встрече всегда принюхивается, стараясь понять, пьян начальник или нет. Тэхён чувствует, как опускаются его плечи. Он зарывается носом в живот Чонгука, выдыхая. Где его истинный запах? Чувствуется ли он лучше, когда Чонгук почти обнажён? Когда его тело не обволакивают чужие вещи, не обхватывают свитера, до этого лежащие на чужих плечах. Когда Чонгук сам с собой, без всего, что сковывает его тело и душу. Без одежды, без обязательств. Без кольца. Тогда! Тогда его запах станет чонгуковым? — Опусти меня, — говорит Чонгук уже который раз. Он бьёт Тэхёна по макушке, из-за чего тот наконец-то опускается на корточки, ослабляя хватку, но долго держа ладони на бёдрах, опуская до голых коленей. Касание обдаёт жаром. На кончиках пальцев ощущается фантомная боль, словно Тэхён тянет руки к кипящей лаве и добровольно погружает в неё руку, готовый на любое отсечение, хоть без неё остаться. Чонгук не отстраняется. Он смотрит на него сверху вниз, гладит по волосам. Тихо, нежно говорит: — Смотри. От Оруэлла, но полегче. С чего начинается откровение? С того, что ты открываешь кому-то свои литературные вкусы? Хорошо, ладно. А когда начинается откровение с самим собой? Когда человек признаёт, что кто-то засел внутри и начинает там всё по-своему усмотрению менять, даже не подозревая об этом? Когда откровение с самим собой отрезвляет? Скажите Тэхёну. Ему срочно надо. — Полежи. Почитай со мной, — предлагает Чонгук. Слишком манит близость, когда можно сидеть рядом с ним, лежать рядом с ним и заниматься обычными вещами. Слишком манит его открытость, его готовность на такие вот жесты. Его странный загадочный взгляд. Намджун ведь говорил: «работай так, чтобы в любой момент взять и уйти». Тэхён, смотря в глаза Чонгука, понимает, что не может взять и уйти. Не тогда, когда тайна его чёрных-чёрных очей не разгадана. И эта загадка ведь будет гложить его, раздирать горло до хрипов, будет биением в сердце напоминать, что есть, был и будет, пока ожидание, ощущаемое сейчас истомой с болью на кончиках пальцев, не исчезнет. А эта боль всегда исчезает, когда заменяется другой — более глухой и ощущаемой в сто крат сильнее, когда Чонгук нечаянно трогает своё кольцо, напоминая о браке, о своей недоступности. О кресте по имени Юнги. Ох, Тэхён, наверное, всегда был таким. Тянулся к чему-то, что, по его мнению, было правильным, но оказывается в итоге, что это незаконно, нелегально, запретно. Так получилось с работой, из-за которой крах до сих пор продолжается. Так получилось с душой, что была разбита из-за ситуации. Так получилось с сердцем, которое забрал тот, к кому нельзя было ощущать хоть что-то. И всё это нельзя исправить. Жаль, невозможно попросить у Чонгука компенсацию за произошедшее. Нельзя как с бывшим начальником навещать в тюрьме и просить устаканить всё, чтобы распрощаться после одного обмена навсегда. Не будет такого. Чонгук не виноват в их положении, и он даже не знает о буре, что одолевает сердце и душу Тэхёна, так что ничем ему не обязан. Но было бы классно, если бы за каждое своё сладкое слово он выплатил компенсацию в виде чего-то грубого. Было бы круто, если бы Чонгук все свои намёки смёл на корню, говоря прямым текстом, что характер у него такой, а не исключительное отношение. Тэхён бы хоть успокоился. А так: в голове только одно его имя, один его образ, только его тёмные-тёмные глаза, тайна всех улыбок и откровение, что он выдал, дав прочитать строки своей души. На секунду. Как же смешно, что этой секунды хватило на всё. — Как на работе? — спрашивает Хосок. Он открывает бутылку соджу, протягивая Тэхёну, который держит в руках купюру сдачи и чек с выплаченным долгом после первой же зарплаты. Они сидят на пластиковом столике у супермаркета. Мысли Тэхёна освобождены от забот о своём существовании, но ощущение, будто без присутствия там, где изящно пригубив коктейль, Чонгук перелистывает страницу, нельзя говорить что-либо о жизни вообще. — Нормально. Люди добрые, неконфликтные. Враги не нападают. Жизнь относительно спокойна. Это просто. Я даже удивлён, что ничего не делаю, — Тэхён хмурится, опуская чек буквами вниз. Он поднимает взгляд к небу. Выпивать неохота. — Выглядишь по-другому, — Хосок отмечает это третий раз за день. И немудрено, потому что Тэхён опять! Опять лыбится. Странно улыбается, поднимая уголки губ. Говорит, что ничего такого, что всё нормально, что он просто рад зарплате, но по глазам видно, что он не здесь, не делится вещами внутри него, потому что путь туда недоступен даже ему самому. Тэхён ещё не готов признать, что Чонгук там засел настолько глубоко. Надежда на то, что он увидит Юнги с ним более любезным, почувствует их любовь и ощущение вины выгрызет чувство фантомной симпатии к Чонгуку, всё ещё есть. Тэхён улыбается, потому что в его серых буднях только воспоминания о забавном и милом Чонгуке поднимают настроение. — Какой он? — спрашивает Хосок. — Муж Мин Юнги, — задаёт вопрос конкретнее. — Красивый, — вырывается из Тэхёна первое прилагательное. Он вспоминает жемчужные глаза, изящные запястья, грациозные и длинные пальцы, а также привычки закидывать ногу на ногу или просто опираться обо что угодно в любом удобном случае. Он вспоминает его домашний уютный стиль, его старые серые будни и скрашенные недавно общением дни, когда Чонгук посветлел, словно стал свежее, когда с Тэхёном началось их тайное «откровение». — Хороший. Он ведь добрый. Очень. Никакого пластика в доме, много книг из переработанного материала, письма о пожертвованиях в благотворительные фонды, в его комнате на рамочках фотографии после посещения некоторых детских домов. Он живёт роскошно, но уделяет миру внимание. — Миленький такой. Забавный. Чонгук не знает многих вещей. Он понимает во всех тонкостях, как работает электротехника, но может не понимать их практическое применение. Когда Тэхён предложил ему полотенце высушить феном, Чонгук посмотрел на него как на умалишенного. Но он никогда не противоречит новшествам, принимая с распростёртыми руками незнакомые вещи. Прекрасно осознаёт, что может чего-то не знать. Хосок наблюдает за Тэхёном, за его блаженной улыбкой, за влюблённым взглядом, направленным на небо. Он надеется, что Тэхён сейчас так сильно и до самой широкой улыбки влюблён в звёзды на тёмном небе, а не в ту загадку, что в любой тьме Тэхён видит, зная, чья она и кем будет разгадана.Heather — Conan Gray
Чонгук берёт ключи из сейфа. Тэхён настораживается, хмурясь, думая, куда он собрался. К кому. Чонгук передаёт ему ключи, кутаясь в пальто. Он напевает под нос какую-то незамысловатую мелодию, улыбаясь. Через весь двор несётся к машине, бросая подарочную ленту с крыши, прежде чем занять место в салоне. Тэхён устраивается на месте водителя, не забыв добавить, чтобы Чонгук пристегнулся. — Пристегни, — буднично. — Что? — Тэхён как раз готовится дать задний ход. Он кладёт руку на спинку сиденья Чонгука, смотря на него. — Пристегни ремень. Мой, — повторяет Чонгук. Он смотрит выразительно. Хищно. Знает, как это звучит, что подразумевает. Тэхён непоколебим всегда, так что послушно наклоняется к нему, чтобы дотянуться до ремня. Рядом с лицом Чонгука невероятно жарко. Или Тэхён покраснел. Или всё сразу. Румянец на молочной щеке Чонгука такой явный. У Тэхёна ненавязчивое желание куснуть его за эту мягкую область. Он считает, что брак с Юнги был напрасным, если тот не завтракает щеками Чонгука. Тэхён тянет ремень, опускаясь на своё место. Близость покидает их. Сантиметры увеличиваются. Тэхён опускает взгляд к груди Чонгука, чтобы зафиксировать ремень удобнее. Господин Чон поднимает руку, кладёт ладонь на его грудь, пока Тэхён ищет там внизу прорезь для ремня. Когда находит, то толкает, чтобы услышать характерный щелчок. Всё это время рука Чонгука на теле Тэхёна. У того ощущение, будто Чонгук там выжег что-то одним лишь касанием. Обжёг. Оставил шрам. — Задний ход, Тэхён, — Чонгук возвращает его с небес на землю, сам же туда подкинув. — А, да, — оправляется от происходящего нескоро. — Куда… куда едем, Господин Чон? — Куда хочешь? — Чонгук закидывает одну ногу на другую. — Какую кухню предпочитаешь? Китайскую или, — задумывается, — итальянскую? — Зачем Вам… — Тэхёна ещё держат здравый смысл и слова Намджуна. Всё ещё держат. На ниточке. — Хочу пообедать с тобой, — говорит Чонгук уверенно. — Окей, — Тэхён вздыхает, сдаваясь. Спорить дважды не надо. Уточнять — тоже. — Я знаю хорошее местечко в безопасном районе. Если Вас не затруднит… — Конечно. Поехали, — Чонгук улыбается. Тэхён недолго думает с выбором, потому что мест знает много, но только одно заведение так подходит под Чонгука. Нахождение там наверняка приведёт его в восторг. Примерно так оно и происходит. Это ресторанчик, где на твоих глазах готовят еду. Тэхён знает, как интересуется кулинарией Чонгук, так что место, где повар перед ним после заказа сашими начинает рубить и резать прямо перед ними, приводит парня в немой восторг. Чонгук сидит с разинутым ртом, бегая глазами по каждому движению повара, не зная даже, что сказать. — Как… как классно, — выдыхает Чонгук. Он смотрит на Тэхёна. — Ты знал, да? — Вы же сказали выбрать, — Тэхён смущён. Он отворачивается, делая вид, что нарезка сашими его интересует сильнее не менее покрасневшего Чонгука. — У тебя хороший вкус в свиданиях, — грациозно смеётся. От последнего слова Тэхён выпадает из реальности на минуту. С каждым разом ступор длится дольше, потому что откровение всё больше голо ощущается. И поверить в происходящее всё труднее и труднее. — Точнее, повезло тем, кого ты позовёшь на них, ведь учтёшь их предпочтения. Наверняка найдёшь что-то такое, будешь сидеть и любоваться восхищенным личиком твоей ненаглядной, — оперев лицо руками, смотрит вперёд. Кольцо поблёскивает. «Сидеть и любоваться», — думает Тэхён. Он смотрит в свою очередь на Чонгука, который восхищён мастерством, охает с подбрасывания кусочков рыбы. Улыбается так широко. Он увлечён в приготовление вместе с поваром и не видит мир вокруг. Он не старается выглядеть хотя бы как-то, но то, каким он в таком состоянии видится Тэхёну, заставляет его сердце трепетать, биться о грудь, словно норовит вырваться и убежать. Ким не может не смотреть. Тысячу раз напоминает себе в голове, что не его, Чонгук занят: в мыслях, в жизни, телом, душой. Тэхёну рядом с ним нет места. Но сейчас такое состояние, что… Эта симпатия такая, что… Тэхён с сомнением, но думает, что… Готов даже быть любовником. Лишь бы касаться, прочувствовать хотя бы на один момент, на одну миллисекунду, каково это — быть второй половинкой Чонгука. Не третью, не четвертью, а именно половинкой. — Свидание? — спрашивает повар, смотря на них. — О! — восклицает, когда видит и кольцо на пальце Чонгука. — Сколько лет? Раз уж на то пошло, — смеётся. Тэхён самым горьким тоном на свете готовится произнести: «жаль, но он не мой муж». — Кажется, что вечность, — с улыбкой отвечает Чонгук. Он томно выдыхает. — Давно никто не водил меня в забегаловки. — Балуйте своего мужа, — обращается повар к Тэхёну. Так непривычно и странно. Будь Тэхён мужем Чонгука, что бы он сказал в этом случае? Момент как раз происходит, всё сейчас располагает на согласие, никто вокруг не осуждает взглядом. Тэхён будто дышит свободнее. И чувство, когда он на секунду представляет себе, что безымянный палец усеян его поцелуями, что кольцо Чонгуку подарил он, что их будни в доме — это их совместная жизнь, то мир будто под ногами уходит и возвращает на место уже другим человеком. Тэхён ещё никогда не ощущал себя настолько сытым от одной лишь только мысли, что любовь Чонгука могла бы быть на всех законных правах его. — Буду на руках носить, — говорит Тэхён. Совершенно искренне. В этот самый момент до Тэхёна доходит откровение самого себя самому же. Он признаёт в себе нужду в человеке рядом, потому что ощущает на секунду, насколько прекрасно быть с ним вместе. Убеждая себя в правильности собственных действий, Тэхён рисует в голове картины их совместной жизни. И кажется, что всё бы приобрело только несколько пунктов на поцелуях и объятиях. Было бы слаще с прикосновениями. Но с откровениями, когда страницы чередуются, когда мёд козинака ощущается приторнее зелёного чая с тонной сахара, всё будто и так идеально. Юнги ведь многое упускает. Юнги ведь не нужен Чонгук. Юнги ведь не ценит. Тэхён ведь имеет право забрать, раз уж он не нужен ему? Раз неважно? Тэхён хмыкает про себя. В тот день, кушая с Чонгуком сашими, громко смеясь и рассказывая что-то, держа иногда его за руку, касаясь осторожно и бережно, переступая какую-то черту между ними, Тэхён обещает себе, что раз ему необходимо, то он будет бороться. Даже если крест по имени Юнги будет стоять перед ним и буравить самым ненавистным взглядом. Тэхёну не работа нужна. Он не боится увольнения, не боится гнева Юнги, не боится, что может охватить на этом пути. Он хочет Чонгука. И это желание ценнее всего на свете.Goodbye — Sirius eyes
Тэхён обеспокоенно осматривает пустующую кухню. Он тут же опускает поднос с чаем и печеньями на тумбочку, хватаясь за кобуру, начиная обследовать весь дом, периодически зовя Чонгука. Парень не отзывается. Тэхён настораживается. У него всё внутри холодеет. Навязчивые мысли лезут в голову. Он уже успевает трижды себя отругать за то, что так долго варил чай, прежде чем Чонгук отзывается громким: — Я здесь! Тэхён выходит во двор. Он поднимает руки, когда видит Чонгука у бассейна. Он поправляет полотенце на бёдрах. Тэхён невольно засматривается на его вкусное тело. Именно вкусное. Такое, что мигом хочется испробовать. Столько голой кожи Чонгука Тэхён ещё не видел. Он так долго смотрит, что, видимо, прожигает дыру. Однако никак не может оторвать взгляд, когда подмечает столько деталей. У Чонгука торс гладкий, рельефный, но мягкий. Ощущение его твёрдых мышц не выдаёт угловатость. Он будто силён нежно, осторожно. Так грациозно, насколько положение позволяет. И крепкие бёдра, когда Чонгук расслабляется, становятся на секунду мягче. Тэхён сглатывает. — Поплаваешь? А то жарковато в последнее время, — Чонгук с этими словами разворачивается спиной к нему, открывая вид на свои острые лопатки, а затем опускает полотенце. Тэхён раскрывает глаза шире, автоматически отворачиваясь, когда видит аккуратные половинки голыми. В сердце что-то ухнуло, резко остановилось и упало вниз, прицепилось где-то ниже живота. И там ноет-ноет. Ягодицы Чонгука блеснули, даже вздрогнули, что Тэхён на расстоянии ощутил их мягкость. Он сглатывает, профилактическими вдохами, возвращая себя на землю, шепча, что это всего лишь голая задница. Видел же сто раз. Почему сейчас смущает? Потому что чонгуковы? Тэхён снова сглатывает. Ещё. И ещё раз. Чонгук прыгает в воду. Раздаётся бульканье. Он выныривает с тяжёлым вдохом, поправляя волосы. Держится за бортик, потянувшись за оставленным у края бокалом вина. Там стоит ещё один бокал и бутылка. Тэхён подходит ближе, рассматривая этикетку. Дорогущее вино. Сильно дорогущее. Чонгук такое пьёт в обычный день, купаясь в бассейне голышом. Вот она — роскошная жизнь. — Не поплаваешь со мной? — Чонгук почти мурчит. Он немного пьян. — Места на всех хватит, — указывает на огромный бассейн. — Воздержусь, — Тэхён всё ещё помнит, что он на работе. Сейчас почти вечер. Тэхёна отрезвляет то, что иногда вечерами заглядывает Юнги. Не хотелось бы быть пойманным с его мужем в бассейне, когда тот голый. Тэхён ручается за себя, он не пойдёт на прикосновения без трезвого разрешения, но сомневается в том, правильно ли всё поймёт Юнги. Да даже если поймёт так, как это видится, он не ошибётся. Тэхён ведь действительно полностью в Чонгуке. А Чонгук частично пока, но наполнен Тэхёном. — Что тебя смущает? — спрашивает Чонгук, поднимая брови. — То, что я голый? Не бойся, я помылся хорошенько. Хорошенько, — подозрительно подчёркивает. — Я не боюсь, Господин Чон, — Тэхён старается звучать трезво, хотя он пьян их общением. — Мне надо следить за Вами отсюда. В случае опасности маневрировать в воде трудновато. — М, — Чонгук мычит, будто понимает. — Думаешь, что не сдержусь? — Кто не сдержится? — Я, — Чонгук поднимает голову. — Я так не думаю, Господин Чон, — Тэхён вдыхает глубоко. — Да? — смеётся. — Я бы посомневался на твоём месте, — и улыбается. — Кажусь легкомысленным с такими предложениями? — Нет, — моментально отвечает Тэхён. — Я понимаю, — на вдохе, — Ваши намёки, — на выдохе. Чонгук внимательно смотрит на него. — Так почему не отвечаешь? — Чонгук звучит надломленно. Он пьёт вино, бросая после опустошенный бокал в воду. Брызги воды летят в стороны. — Достаточно сказать «прекратите», я остановлюсь. Слишком труслив, чтобы напирать, если понимаю, что человеку неприятно. И… — Это не трусость, — Тэхён-то знает. Он сам это чувствует. — Это уважение к выбору и личному пространству человека. Я каждый день… — запинается, думая, как выпалит это. Вот так? Просто? Когда он пьян? Когда вино заставляет его загадки быть очевиднее? Плевать. Главное, что истина. Тэхён это повторит, когда он будет трезвым. — Я каждый день нахожу в Вас черты, которые меня продолжают очаровывать. Каждое Ваше слово завораживает. Я иногда не верю, что Вы реальны, — Тэхён говорит тихо, но в тишине его слова отчётливо слышны. Сияние в глазах Чонгука меняется. Его очи будто становятся больше. Почему-то тьма в них засасывает сильнее. Или блики больше. Когда что-то сияющее стекает по щеке Чонгука, Тэхён понимает, что взгляд другой из-за влаги, что ощущается иначе, потому что Чонгук сейчас впервые открывается нараспашку. Совсем. Весь голый, в воде, прозрачный и читаемый. С откровением в выражении лица и эмоциями на каждом выдохе. На его пальце нет кольца. Чонгук отворачивается, закрывая рот рукой. — Чонгук, — называет его по имени Тэхён. Только не его слёзы. Что угодно, но только не слёзы, не его горечь, не печаль. Он всё в себя впитает, но так хочется, чтобы всё это переживалось не им одним, не в подкорках души, не с воспоминаниями на каких-то болючих фразах. Или тех, что никогда не слышал. — Как это приятно ощущается, да? — Чонгук шмыгает носом, выдыхая с хныканьем. — Никогда бы не подумал, что разрыдаюсь из-за комплимента, — смеётся, но всё равно проливает слёзы. Поворачивается лицом к бортику и ныряет в локоть носом, чтобы не завывать. — Неужели он никогда не задаривал Вас комплиментами? — Тэхён уточняет, потому что не может поверить. Чонгук качает головой. — Юнги? Никогда? — почти кричит. Чонгук снова качает головой. Отрицательно. Тэхён возмущённо выдыхает. Как так-то? И как Юнги с этим справляется? Похуй, конечно, что он думает о комплиментах и прочем, какое значение придаёт романтике, что думает о своём муже. Как он сопротивляется желанию потискать Чонгука? Как он живёт с ним под одной крышей и ещё не сошёл с ума от него? Как он сопротивляется Чонгуку и его очарованию? Почему не околдовывается, хотя мог бы и от этого заимел бы только плюсы в собственном же браке? Тэхён тоже так хочет. Чтобы не ощущать от каждого его хныканья внутри разбивающие на осколки надежды. Чтобы не чувствовать боль из-за его состояния. Не хотел бы переносить на себя его страдания, переживать с ним что-то. Тэхён не хочет его любить, ведь с Чонгуком так непросто. Он занят, он несчастен, но он скован по рукам и ногам. Настолько, что каждое прикосновение к нему как мечом по сердцу. Запретный плод. Сладчайший. Самый вкусный. Приторный. Однако то, что отравляет душу, заставляет на каждом выдохе ощущать с любовью тревогу. Тэхён бы не хотел это чувствовать. Но он не смог противиться Чонгуку, хотя провёл с ним от силы месяца четыре или меньше. Юнги же наверняка живёт с ним уже года. Какой же он чёрствый. Или жестокий. — Мои родители конгломераты, — Чонгук вытирает слёзы. Он поднимается на бортик. Тэхён накрывает его плечи большим полотенцем. Чонгук берёт бутылку, наливая себе во второй бокал. — Мы в браке, чтобы бизнес Минов был проспонсирован без заседания акционеров по поводу особого отношения к избранным акционерам. Когда ты даёшь половину прибыли семье — это не считается грабежом, — сглатывает. — Я всю жизнь готовился к такому исходу своей судьбы. Почему я удивлён сейчас? Чего я ожидал? — смотрит на свои руки. — Это было терпимо. — Было? — Тэхён хочет слушать, но цепляется за слово. Хочет, чтобы боль была открыта. Но не понимает, как сильно это ударит по нему. — Было терпимо, пока не понял прелесть того, насколько счастливой могла быть моя жизнь с тем, кого я полюбил, — и смотрит на Тэхёна. — Как было бы прекрасно с этим ласковым «доброе утро, Господин Чон», а потом бы наверняка добавил «ах, Господин Ким то есть», — выдыхает. Тэхён почему-то поднимает руки, будто хочет закрыть ему рот, чтобы не продолжал. — Наверное, завтрак бы был веселее с омлетом и обилием кетчупа. Было бы приятнее с книгами. Читать с кем-то, делиться этим, видеть, что тебя слушают и понимают. Было бы, наверное, так хорошо, когда есть с кем куда-то сходить. Туда, в то самое место, которое он выберет именно для тебя. Было бы мило вместе кормить рыбок. Было бы прекрасно говорить о глупостях, смеяться и не бояться быть пойманным на этом. Не думать, что это всё под запретом, — Чонгук задыхается в словах. Слёзы катятся по его щекам. — Почему только сейчас я осознал, от чего на самом деле отказался? Я не думал, что быть любимым — такая данность. Можно же жить без этого, да? — шмыгает носом. — Можешь прожить так? — Нет, — Тэхён наклоняется к нему, крепко держа рукой за шею, притягивая к себе. — Нет, не смогу, — прикладывается лбом к его, шепчет прямо в губы: — Чонгук, я так сильно Вас люблю. Слово, обжигающее сердце. — Тэхён, — Чонгук цепляется за его руку. — Я сойду с ума, если поцелуешь. Прикосновение, оголяющее душу. — Вы вынуждаете такими словами, — Тэхён сглатывает. Он говорит шёпотом. — Могу ли я… коснуться Вас? Всего на секунду. Всего на один момент. Можете потом уволить, выгнать, наорать, побить, — перечисляет, — убить, — выдыхает уверенно. — Мне кажется, ради этого момента я готов отдать всё. — Ради одного момента? — Чонгук сглатывает. — И чего он будет стоить? Всего? — Я знаю, что он будет стоить дороже, — Тэхён сжимает шею Чонгука, притягивая ближе. — Если бы… если бы это был я, — как же горько звучит. Чонгук выдыхает особенно сильно, подаваясь вперёд, накрывая ладонями плечи, опуская полотенце так, что оно сползает, оставляя парня совершенно нагим, открытым, голо читаемым. Он раскрыт сейчас в своих чувствах. Открывает свой ящик загадок. Тайна его бездонных очей разгадана Тэхёном, но победа не ощущается им сладко. Хоть поцелуй приятнее всего на свете. Хоть за это блаженство, когда он в твоих руках, стонет сквозь перерывы хриплым шёпотом «Тэхён», приходится платить дороже жизни, он чувствует себя иначе. Горько. Хочется момент продлить. Хочется так вечность. Чтобы без граней, чтобы без крестов. Просто так. Нельзя? Нельзя. Тэхён помнит каждую секунду того дня, каждый стон Чонгука, каждый его выдох, признание. Не то чтобы им стыдно, но Чонгук в тот день был пьян, в первые дни даже делал вид, что ничего не помнит, хотя по глазам теперь видно всё, что раньше скрывалось пеленой загадок и мнимой уверенности в себе. Чонгук больше не в немой апатии, но он также не рядом. Будто тянет удовольствие квантами, кусочками. Ими не насытишься, но так желаешь ещё и ещё. Каждую секунду. И сердце, бездонное, примет всё это в пустой голод. Тэхён не насытится ни поцелуями, ни скрытыми объятиями, ни спрятанными в ночи тихими стонами и пожеланиями повторить хотя бы что-то. Тэхён чувствует, что он хоть чем-то наполнен, когда гладит его колено, сидя на кресле, когда он читает книгу с улыбкой на губах, вслух читая реплики героев, заставляя трепетать сердце при каждом «люблю». Тэхён чувствует, что сыт, когда обнимает его сзади, наблюдая за тем, как он готовит что-то, неуклюже разбивая яйца. Тэхён чувствует, что он рядом, когда засучивает ему рукава, когда целует пальцы и холодный металл не обжигает губы. Кольцо не с ним. Душа Чонгука не на той границе, где начинается фамилия «Мин» и заканчивается его воля. Душа и сердце Чонгука в груди Тэхёна: с биением, с сопением на том месте, с рисунками пальцем и скрытыми в вороте рубашки улыбками. Со спрятанным там счастьем. Тэхён сыт тогда, когда Чонгук счастлив и когда Тэхён это ясно видит. В остальное время это пустой голод, нужда в каждом прикосновении, необходимость быть с ним, чтобы не задохнуться. — Я говорил тебе, — Намджун хмурится, смотря на разбитого Тэхёна, который сидит с ним в свои выходные. Даже не может нормально написать заявление на увольнение. — Нельзя привязываться к работодателям. Нельзя потом делать вид, будто вы тут жертвы. Без тебя там было бы лучше, я погляжу, — вздыхает. — Он бы не знал, что такое любить, — горько говорит Тэхён, хмыкая. — Жил бы в неведении. И считал это несчастье наградой за смирение. — Говори за себя, — Хосок, судя по тону, согласен с Намджуном. — Уверен, что он не обманывает? Что это не «захотел в один момент»? Такое бывает с богачами, ты же понимаешь и… — Он не врёт, — всё, что может сказать Тэхён. — Никогда не лгал.***
Чонгук опускает руки, когда слышит звук открывающейся двери. Он потом опускает и ноги с колен Тэхёна, вставая с кресла, чтобы пойти встречать Юнги с работы. Тэхён на секунду хватает его руку, оставляя поцелуй на ладони, мол, потом обязательно продолжим. Чонгук ему мягко улыбается, накладывая потом на настроение маску холодности и безразличия, когда идёт обнимать Юнги. Его муж не выглядит обескураженным или подозрительным. Он даже не обращает внимания, здороваясь и одновременно прощаясь с Тэхёном. После работы он идёт в душ, а затем спать. И так каждый день. Однако сегодня Юнги с сигаретами выходит вместе с Тэхёном, идёт за ним и останавливает на пути, позвав, чтобы постоял, покурил вместе с ним. Телохранитель видит в его взгляде что-то недоброе, твёрдое, очень странное и пугающее. Юнги сам по себе человек сдержанный, но, наверное, дорожит тем, что имеет. И какой бы ни была ситуация, естественно, узнав что-то, он наверняка захочет оборвать всё, что сам же начал. Наверняка захочет разлучить и оставить своё несчастное счастье в одиночестве с самим собой. — Спишь с ним? — выдаёт Юнги. Это ожидаемо. Тэхён понимает, что скрывать вечно всё равно не удастся. Глаза ведь не спрятать, по взглядам всё читается. Умный и внимательный сразу поймёт. — Я люблю его, — Тэхён старается звучать твёрже. — Моего мужа? — Юнги ревностно выдыхает с усмешкой. Сигаретный дым вокруг него обволакивает туманом. — Да. — Так спишь с ним? — Нет, — Тэхён хочет произнести «хотелось бы», но одёргивает себя от лишних подробностей. — Просто люблю. — И? Как оно? — Юнги усмехается. — Быть в его власти, находиться рядом и получать плевки в свою душу? Каково любить того, кто на это неспособен? — он почему-то звучит на этих словах так горько. Тэхён шокированно смотрит на него, не понимая, что тот говорит. Не понимая даже того, об одном Чонгуке они говорят или речь о ком-то другом, ведь не может быть, чтобы его Господина Чона описывали так: без нежности, с сарказмом, называя тем, кто неспособен на любовь. Того, кто моментом секундного счастья наслаждался со слезами на глазах и шёпотом «так хочу всё это; вечность, Тэхён». Не может быть, чтобы они говорили об одном и том же человеке. Ещё и с чувствами к нему. К тому, кто сладко улыбается. К тому, кто плюёт в душу и не способен любить. — Что? — Тэхён звучит удивлённо. Он давится дымом. — Чонгук не такой, — выходит из него. Юнги кривится. Противно. Отвратительно сильно. Так кривится, что по его выражению видно, насколько быстро всё у него в голове раскладывается по полочкам по всем нюансам. Он получает ответы тремя словами. Всё сразу. И то, что с Тэхёном иначе. И то, что на любовь можно было надеяться, если бы был совсем другим. И то, что с наличием кольца на пальце так ничего и не поменялось. Совместная жизнь почему-то не подарила нужного тепла. Почему-то с человеком, который молча наблюдал за ним, который молча давал намёки и стремился разгадать тайну его взглядов, всё получилось так хорошо, что отвратительно от одной только мысли о мучительных днях, когда Юнги думал, что хоть чего-то добился от него и это самая большая победа в жизни Чонгука. Он утешал себя тем, что может хотя бы так, и это вершина его эмоциональности. — Уходи. Ты уволен, — Юнги шипит. Видно, что зол. Тэхён ему не перечит. И даже не знает, что сказать, потому что глаза у Юнги красные. Такие, будто он сейчас разрыдается. — Он мой муж, ясно?! — Юнги сглатывает. Давится словами и вдохами. Тэхён разворачивается и уходит. Сейчас — да. Он настолько в Чонгуке, что обязательно вернётся за ним, верно? И, знаете, сильнее ваша любовь чужой, какой бы она ни была, ты почему-то думаешь, что со связью, которая разрушилась, ты можешь справиться, перетянуть канат на себя, заставить полюбить собой больше. Какие бы грани ты ни нарушал, почему-то всегда думаешь, что решение у мнения большинства. Когда из вас троих двое хотят быть вместе и это априори будет, не обсуждаясь даже, словно решения и мысли третьего не имели бы значения. И не знай Тэхён, что Юнги, возможно, тоже влюблён, тоже очарован, ему было бы легче решиться на такой шаг, как просто… отпустить. Может, Юнги бы добился этого, да? Может, Чонгук бы почувствовал себя с ним лучше, верно? Может, с ним бы Чонгук наконец-то стал счастливее? Тэхён настолько в Чонгуке, что отвечает на все эти вопросы «нет». Кто бы там ни был, что бы он Чонгуку ни шептал, что бы ни говорил — Тэхён всё равно хочет быть там, чтобы на его груди чувствовалось биение, чтобы были прикосновения, чтобы улыбка, что слаще мёда, ощущалась болью в скулах. Тэхён настолько в Чонгуке, что уважает его выбор, но не может отказаться от чувств. Этот долг сердцу не стереть как денежный долг за короткое время. Этот долг навсегда с ним. Слава богу, что не ношей на плечах. — Я заполнил резюме как надо, — говорит Тэхён, вздыхая. Намджун на том конце возмущается, что всё неправильно. — Да ладно. Меня уже приняли. Я сейчас как раз иду к тому человеку и… — Тэхён не договаривает, потому что видит на улице среди тысячи лиц знакомые черты. Это он — в белоснежном пальто, в кремовых брюках. Такой до ужаса нежный и грациозный. Великолепный в каждом своём жесте. Настолько, что Тэхён выпадает из реальности каждый раз. Всё дольше и дольше, пока Чонгук не вернёт его на землю, сам же на седьмое небо и закинув. Он машет ему рукой, счастливо улыбаясь, пока у него льются слёзы. И как бы пронзительно Тэхён ни смотрел ему в глаза, ожидая, когда светофор покажет зелёного человека, чтобы подбежать к своему сокровищу и крепко прижать к себе, он ищет глазами кое-что другое в его образе. То сияние креста на нем. Тэхён всё ещё смотрит на его руку. Такую изящную, с тонкими запястьями и свободным безымянным пальцем.