«Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!»
А. Блок. «Скифы»
Красные глаза. Вот первое, что бросалось Эрику при взгляде на своё отражение в маленькое круглое зеркало, стоящее на столе. Нет, конечно, потом приходили и уставшие голодные щёки, и сухие измученные губы, и даже поседевшие в тридцать лет короткие чёрные волосы. Но первое, что он замечал – это красные, бессонные глаза. Эрик слабо мог вспомнить, когда в последний раз он опускал голову на подушку. Кажется, это было два, а может и все три дня назад. Ещё слабее он мог вспомнить, когда в последний раз видел свою беременную жену. Месяц назад… нет, скорее всё-таки дольше. Её уже давным-давно должны были положить в родильную палату, срок всё-таки подходил. Эрик очень надеялся, что будет мальчик. На миг погрузившись в раздумья о своей семье, Эрик, взяв себя в руки, спустился с небес на землю. Ему нельзя было сейчас расслабляться, только не сейчас, не в тот решающий миг, когда план операции уже почти утверждён. Разведчик вперился кровавыми глазами в две обстоятельные, очень подробные морские карты, разложенные перед ним на широком и крепком столе из лакированного красного дерева. По соседству с двумя прямоугольниками, на которые были нанесены крупные и не очень прибрежные порты, мелководья и маршруты военных конвоев, беспокойными табунами рассекавших волны Атлантики и Тихого океана, развалились бумажные кучи разнообразных отчётов и докладов, которые ему, как главе отделения, необходимо было в срочном порядке просмотреть, проанализировать и поставить свою резолюцию: принять или отклонить. Обычная кабинетная работа, подобную которой выполняют миллионы клерков по всем Соединённым Штатам и даже не задумываются о последствиях. Какая к чёрту разница, ошибётся очередной чиновник в своём отчёте начальству, или нет. Ну, возникнет небольшая путаница в бумагах, ну придётся немного повозиться с налоговой, но в конечном-то итоге всё равно со всем разберутся. Эрик прекрасно понимал всех этих людей, служащих маленькими винтиками в огромной машине государства. Все они были самыми обычными гражданами Америки, со своими семьями, проблемами и любимыми бейсбольными командами. Всем им хотелось как можно быстрее покончить с ненавистной работой и отправиться домой, наслаждаться заслуженным отдыхом в компании детей и жены, или направиться прямиком в ближайший бар, развеяться и выпить пинту-другую пива. Все они хотели как можно быстрее сбросить с плеч скучный и до смерти надоевший груз работы и предаться своим мелким радостям, не задумываясь о последствиях. Как жаль, что Эрик не мог последовать их примеру. Каждая бумажка, которая лежала на его столе, каждый, казалось бы, незначительный и неважный доклад, отчёт или брифинг, все они имели свою кровавую цену. Каждый клочок бумажки нёс в себе неподъёмный для сотрудника какого-нибудь Почтового департамента груз сотен, если не тысяч, жизней его, Эрика, соотечественников. Солдат, офицеров, матросов, разведчиков и просто гражданского населения. Каждая его ошибка – кровь, каждое правильно принятое решение – тоже кровь, но меньшая. Каждый отчёт нужно тщательно просмотреть, не оставив без внимания ни одну деталь, ни единую мелочь. Даже если его аккуратность и его профессионализм сможет спасти хотя бы одну невинную жизнь, это будет стоить всех взорванных глазных капилляров, это будет стоить всех бессонных ночей и месячной разлуки с любимой женой. Но сейчас Эрика занимала куда большая проблема, чем судьба отдельных подразделений коммандос в почти полностью оккупированной Британии, или окончательное уничтожение остатков японского десанта, недавно рассеянного на Аляске. Конечно, эти два очень важных вопроса тоже требовали как можно более тщательного рассмотрения, но сейчас всё внимание Эрика было переключено на совершенно другую дилемму, требующую от него если не моментального, то как можно более быстрого решения. Эрик, ни разу в жизни не заплывавший на море дальше буйков, снова склонился над двумя картами. Атлантика или Тихий океан? Операция «Вашингтон» не могла провалиться. У УСС нет права на ошибку. А поэтому сам Эрик не может позволить себе ошибиться. Он слегка наклонился вправо, бросая взгляд на карту Атлантического океана. Потянулся за серым маркером и вольно заштриховал Британские острова, давным-давно оккупированные немцами. Чтобы там не кричал Уинстон Черчилль, по поводу того, что британцы будут сопротивляться до конца, превратив каждый дом, каждую улицу и каждый овраг в неприступную крепость, Англия всё-таки выбыла из игры. Все её удобные бухты, несколько веков гарантировавшие безраздельную гегемонию владычицы морей, захвачены Кригсмарине, а остатки некогда величественного флота Её Величества отползают в Южную Африку, зализывать раны. Конечно, беспокойный генерал Монтгомери продолжает сопротивление в шотландских горах, но это мало на что может повлиять. Британия потеряна и теперь немецкое владычество в Северной Атлантике безраздельно. Засылать туда конвои, особенно с таким важным грузом – подлинное самоубийство. Они не дойдут даже до Норвегии, чьи фьорды делают из этой негостеприимной страны натуральную военно-морскую крепость, что уж говорить о Северном океане. Помотав головой и отогнав невесёлые мысли, Эрик оторвался от карты Атлантического океана. Скосил чумные глаза чуть влево, там, где под его локтём лежало схематическое изображение уже Тихого океана. Тут тоже положение было не очень. С потерей Перл-Харбора для американских ВМФ настали чёрные дни. Японский флот беспрепятственно занимал всё новые и новые базы, угрожая высадкой на западное побережье Соединённых Штатов. Императорское командование после успешной операции на Алеутских островах предприняло попытку высадиться уже на Аляске. Японский десант удалось остановить и сбросить в море только у самого Анкориджа. Конечно, положения оставалось плачевным, но, тем не менее, не безнадёжным. Шансы прорваться всё-таки были. Даже пусть Берингов пролив сторожит грозный линкор «Ямато», а русские заняты безуспешным отражением немецких орд, рвущихся к Уралу, всё равно, успех операции был более реальным, чем проход конвоев через север Атлантики. Эрик откинулся в своё широком, но очень неудобном кожаном кресле, сомкнул в замок ладони на затылке и горько усмехнулся. Куда ни кинь – всюду клин. Какая к чёрту разница, затонут транспортники у берегов Аляски, возле фьордов Норвегии или у скал Шотландии? Всё одно – он проиграет. Проиграет он сам, Эрик Мэнис, проиграет УСС, проиграют Соединённые Штаты, проиграет весь свободный мир. Если сейчас не помочь русским, последний заслон Америки падёт. Немецкий Вермахт соединится с японской армией на Урале и покатится дальше, на восток, к холодной камчатской пустыне. И тогда уже ничто не спасёт заокеанскую «страну храбрецов», его, Эрика, Родину. Эрик дрожащей рукой потянулся к красному телефону, стоящему на другом конце стола. Однако проклятый аппарат оказался вне досягаемости его уставших рук, а поэтому сонному разведчику пришлось поднимать своё обессилевшее тело и понуро брести к телефонной трубке. Щелчок телефонного барабана, два гудка. И свежий старческий голос на другом конце провода. – Господин Мэнис? В голосе вездесущего главы УСС не было даже намёка на сонливость. Старик, казалось, вообще никогда не спал, ограничиваясь лишь зарядом бодрости, который давала ему его лакированная курительная трубка, которую он вечно таскал в нагрудном кармане своего аккуратного бордового пиджака. Эрик на всякий случай поглядел на жёлтые настенные часы в своём кабинете. Короткая стрелка часов замерла на цифре четыре, в очередной раз убеждая разведчика, что его шеф не человек, а натуральный демон, которому не нужен сон. – Да, господин Даллес, – Эрик сглотнул, подавляя дрожь в голосе. Нет, он не настолько сильно боялся начальства, чтобы не суметь совладать со своим испугом, пустив его даже в голосовые связки. Просто он очень сильно устал. Как и все они… – Спешу сообщить вам, что порядок проведения операции «Вашингтон» окончательно установлен, – продолжил Эрик. – Прелестно, – услышал он голос в телефонной трубке. Ему показалось, или он различил едва уловимые нотки облегчения. – Есть что сообщить президенту? Эрик снова с сомнением покосился на часы. С президентом его шеф, конечно же, погорячился. Старик Рузвельт, учитывая его слабое здоровье, уже давным-давно спал. – Конвой пойдёт через Берингов пролив, – немного подумав, сообщил Эрик. – Хорошо, господин Мэнис, я вас понял. Полный план операции предоставьте мне… – Аллен Даллес, глава УУС, ненадолго замолчал, что-то обдумывая. Эрик же молча взмолился. Пожалуйста, не сегодня, не сейчас. Дело уже решённое, остались лишь небольшие формальности. Все детали проработаны, главный вопрос о маршруте конвоев он, Эрик, тоже решил. Прошу, вы же тоже человек, вы не железный, вам тоже спать надо. Иначе… иначе я просто сгорю, сгорю как хлипкая спичка, выброшенная в зимнюю пургу, не в силах совладать со штормом, закружившим всех нас. –… завтра, – смилостивился старческий голос. – Зайдёте ко мне завтра, в десять утра. Вам всё понятно, господин Мэнис? – Всё ясно. Доброй ночи, господин Даллес. Шеф УСС отключился не прощаясь. Устало положив трубку на рычаги, Эрик поплёлся к тоненькому деревянному шкафу, стоящему в тёмном углу его кабинета. Он намеревался взять пальто и отправиться домой на автомобиле, но на полпути осознав, что просто не доедет в таком состоянии, развернулся и плюхнулся в своё кресло, недавно бывшее для него самым неудобным приспособлением на свете. Сейчас же Эрик блаженно погрузился в кожаную гладь этого величайшего из изобретений человечества и устало сомкнул свинцовые веки. Последняя вещь, за которую он зацепился взглядом, была маленьким настенным календариком, чёрными чернильными красками показывающий сегодняшнюю дату. «4 января, 1945 год», – гласила надпись.***
Колонна автомобилей остановилась у контрольно-пропускного пункта. Солдатик, стоящий в карауле на посту, быстро взял в руки свой штатный карабин, напустил на лицо суровую, полагавшуюся по уставу гримасу и даже выкинул сигарету, которую ещё недавно смолил в своё удовольствие. Эрик тут же выскочил из кабины головной машины и, отряхнув промасленные руки, направился к часовому, одновременно с этим роясь за пазухой и нашаривая документы. – Кто? – строго поинтересовался солдат. – Разведка, – также отрывисто ответил Эрик, раскрывая перед носом караульного багровые корочки удостоверения. Тот начал было пробегаться по ним взглядом, сравнивая лицо на фотографии с обвислым, небритым и заспанным лицом разведчика, но его неожиданно прервали. – Пропускай! – раздался оклик откуда-то из глубины порта. Солдат не секунду обернулся и, увидев кого-то из высокого начальства, тут бросил рассматривать удостоверение, резко козырнул и отправился обратно в свою будку от греха подальше. – Куда пошёл, поднимай, давай! – продолжил надрываться всё тот же начальственный голос. Караульный, уже почти дошедший до места своего обитания, тут же развернулся, едва не подпрыгнув от испуга, и направился к небольшому металлическому пульту с двумя кнопками, висевшему на одной из стен портового ангара. Что-то щёлкнул, а затем шлагбаум, перегораживающий дорогу колонне автомобилей, медленно пополз вверх. Эрик махнул рукой, делая приглашающее движение, и грузовики, глухо урча, поползли в нутро тёмного и шумного дока. К Эрику тут же подбежал запыхавшийся, потный и низенький человек с мокрыми и слипшимися волосами. Шапку он не носил, рискуя получить в награду простуду, а то и целое воспаление лёгких. – Приветствую… э… – запнулся встречающий, не понимая, кого он, собственно, встречает. – Эрик. Просто Эрик. – Мистер Сальви, начальник порта, – тяжело кивнул тот головой. – А вы из, как я предполагаю, из… – Мы из Управления, – лаконично ответил разведчик, пресекая готовящуюся тираду. – Понимаю, – уже намного почтительнее и чаще закивал Сальви. – Это вас мы ждали весь день? Эрик сурово, как и полагается в таком случае, глянул на суетящегося клерка, отчего и без того не особо высокий начальник порта вжал голову, став ещё ниже, и закивал с такой частотой, что на секунду разведчику показалось, будто его голова вот-вот оторвётся. – Я могу проконтролировать процесс загрузки? – холодным, не терпящим возражений тоном, спросил Эрик. – А.. что? Да, конечно, конечно, прошу за мной, – Сальви, сделав приглашающий жест рукой, направился куда-то вглубь ангара. Двое мужчин не спеша направились к каналу с водой, в котором на океанских волнах болтался длинный корабль армейского конвоя, к которому уже подогнали грузовики, а местно вокруг него заполонили солдаты, приехавшие с Эриком и разгружавшие всю автоколонну. – Могу я поинтересоваться, что конкретно вы перевозите? – спросил Сальви, когда они уже почти подошли к конвою. Эрик, снова применив свой стальной взгляд, недавно уже заставивший неугомонного начальника порта замолкнуть, сурово покосился на мистера Сальви. – Манхэттен, – бросил разведчик, и быстро, не глядя на ошарашенного администратора, зашагал дальше. Едва он подошёл к колонне автомобилей, как тут же, словно чёрт из табакерки, откуда-то выскочил худощавый человек в длинном, неподходящим по сезону, пальто и широкой чёрной шляпе. Он быстро подлетел к Эрику и немедленно осыпал разведчика градом вопросов, отчаянно жестикулируя и, то и дело, хватая его за руку. – Какого чёрта тут всего один корабль? Я вас спрашиваю?! Вы что, предлагаете грузить весь проект на одно чёртово судёнышко?! Вы понимаете вообще, что конкретно мы сейчас грузим на борт? Вы отдаёте себе отчёт, в конце концов?! Я вас спрашиваю! Либо сейчас же вы подгоняете сюда ещё транспортники, либо я сворачиваю погрузку к чёртовой матери!.. Его глаза горели огнём безумца, чья долгая-долгая работа подходила к завершению, и который здесь, на финишной черте, вдруг встретил небольшое, но крайне раздражающее препятствие. С такими людьми лучше не спорить, и вообще не попадаться им на глаза. Отец Эрика в своё время называл таких личностей одержимыми и советовал, тогда ещё совсем юному сыну, держаться от них подальше. Правда, тот же самый отец частенько говорил, что лучше быть на стороне одержимого, чем против него. – Успокойтесь, пожалуйста, Роберт, – Эрик поднял перед собой раскрытые ладони в успокаивающем жесте. – Конечно, никто не собирается держать все яйца в одной корзине. Сейчас подойдут ещё корабли, и мы поставим на них оставшийся груз. Не беспокойтесь, пожалуйста. – Когда?! Я спрашиваю, когда? – не унимался учёный, которого Управление отрядило наблюдать за погрузкой, и который, по слухам, дошедшим до Эрика, как раз и заварил всю эту кашу. – А охрана где?! – никак не унимался Роберт. – Вы что, планируете доставить груз в чёртову Россию на подобных кораблях? Да у него же вооружения даже нет! Я спрашиваю, как вообще вы планируете пробраться мимо японского «Ямато»?! Или его уже «камикадзе» унёс куда-то в неведомые океанские дали? – Роберт, я вас прошу, – Эрик сделал ещё одну попытку успокоить перевозбуждённого учёного. – Управление всё держит под контролем. Военные корабли стоят на рейде в нескольких десятках километрах отсюда, в море. Как только транспортники выйдут, они тут же присоединятся к конвою и под защитой нескольких военных кораблей проследуют по маршруту. – Я очень на это надеюсь, – раздражённо буркнул Роберт, но, кажется, всё же успокоился. Слово за слово, погрузка продолжалась. Вскоре, первый грузовой корабль, издав громкий гул и пыхнув чёрным смогом из паровой трубы, отправился на соединение с кораблями сопровождения. После его отплытия, спустя минут пятнадцать, в док зашёл ещё один корабль и, пришвартовавшись, покорно начал принимать в себя тяжёлые контейнеры, которые пачками перетаскивали ржавые погрузочные краны. Через несколько часов всё было кончено, а последний транспортёр отправился в плаванье. Роберт, давным-давно взявший себя в руки, стоял на обдуваемой всеми ветрами пристани и смотрел вслед уходящим кораблям. Эрик неслышно подошёл к нему. Учёный, правда, всё равно почувствовал его приближение и, обернувшись в пол-оборота, сказал: – Я стал жизнью, спасителем миров. И, видя непонимающий взгляд разведчика, пояснил: – Это из Бхагавадгиты, индийская философия. Я, правда, немного изменил… Учёный неожиданно постеснялся своего пафоса и потупился. – Это действительно может помочь? – спросил Эрик, не отрывая взгляд от чёрного дымового следа, оставленного последним кораблём. – Надеюсь, – печально сказал Роберт. – Потому что другого шанса нам, увы, не дадут. Мы, кстати, так толком и не представились друг другу. Роберт Джулиус Оппенгеймер, физик-теоретик. – Эрик Мэнис, член Управления Стратегических Служб, – ответил разведчик, отвечая на крепкое и сухое рукопожатие учёного. Чуть помолчав, продолжил. – Можно просто Эрик.***
Горячий и сухой африканский ветер, казалось, был вездесущ. От оранжевой пыли, поднимаемой местным небольшим тайфуном и сбивающейся в невысокие вихрящиеся столбики, не было абсолютно никакого спасения. Она забивалась куда угодно, проникала во все, даже, казалось бы, самые микроскопические щели, заставляя четвёрку мужчин, едущих по африканскому побережью на старом армейском джипе, то и дело отфыркиваться и цедить богохульные проклятья сквозь зубы. Правда, поливая поганый ветер последними словами, они ни в коем случае не раскрывали высохшие губы на величину большую, чем необходимо. Набрать полный рот песка не хотелось никому. Прерии Анголы были неприветливы, всеми силами силясь изгнать белых чужаков со своей земли. Впрочем, неистребимая ярость природы, вылившаяся в непрекращающийся пыльный ветер и нестерпимую жару, застывшую ярким солнечным кругом над полуденной саванной, ни мало не смущала мужчин. Духота не доставляла никаких серьёзных неудобств четырём военным, одетым, все как один, в короткие камуфляжные шорты, хлопчатобумажные рубашки точно такого же, зеленоватого цвета и плотные панамки, защищающие от палящего солнца. Даже стальной машине, размеренно рычащей своим четырёхцилиндровым двигателем по просёлочной грунтовой дороге, было абсолютно плевать на недовольство африканской степи. Её механическое нутро давно привыкло к таким условиям, и не зной, ни стена мелкой мерзкой пыли не смогли бы остановить военный джип, уверенно нарезающий километр за километром. Чёрный континент был абсолютно бессилен перед белыми захватчиками, с их двигателями внутреннего сгорания, солнцезащитными очками и электрическими вентиляторами. Африка снова проигрывала сражение за свою свободу, становясь лишь новым полем борьбы, одним из многих, на котором европейцы играли очередной акт борьбы за мировое господство. Успевшего задремать на переднем сиденье джипа Эрика разбудило громкое хлопанье вертолётных лопастей. Сам же виновник неожиданной побудки, а точнее, вытянутое, с голубым низом, вертолётное брюхо, сделав полукруг над автомобилем, со страшным гроханьем умчался на север, в сторону ближайшей военной базы. Сонными, слипшимися глазами он проводил боевую машину, ощерившуюся раскрытой в злой ухмылке акульей пастью на фюзеляже и куда более опасными крупнокалиберными пулемётами и ракетными установками, висящими на бортовых крыльях. – Почти приехали, – сообщил только что проснувшемуся Эрику его коллега, сидящий по соседству и не отрывающий глаз от дороги. – Понятное дело, раз вот эти вот соколы разлетались, – просунувшаяся из задних рядов сидений ладонь указала на удаляющийся вертолёт. – Линия фронта километрах в десяти, не больше. – Пятнадцать километров, если считать от базы, – вновь отозвался водитель, чей безупречной осанке и бесстрастному выражению молодого, слегка небритого лица, частично скрытого за чёрным стеклом солнечных очков, мог бы позавидовать любой другой агент ЦРУ , вне зависимости от возраста. Чем Эрик в данный момент и занимался, не выдавая, правда, свои чувства. Сам Эрик уже давным-давно не напоминал того весёлого и крепкого джентльмена, которым он был в тридцатые или сороковые. Его жёсткие чёрные волосы окончательно покрылись налётом седины, а морщины сетью траншей прошли по немолодому лицу сорокапятилетнего мужчины. И, тем не менее, несмотря на то, что в его возрасте боевые офицеры уже уходили на пенсию, а у самого Эрика началось пробиваться брюшко от бесконечной кабинетной работы, он продолжал числиться в штате Разведывательного Управления и даже выезжал в командировки. Впрочем, и сам мир, в котором жил Эрик, изменился до неузнаваемости. Остались в прошлом пиджаки и широкополые мужские шляпы, растаяли, словно сон и утренний туман, белоснежная улыбка Френка Синатры и безмолвная пантомима Чарли Чаплина. На стенах городских домов место рекламы сигарет от «Американ тобакко» заняли пропагандистские плакаты, призывающие молодёжь записываться в армию, а всех остальных – бережно хранить военную и гражданскую тайну, ибо болтун – находка для шпиона. И даже красная угроза, ещё, казалось бы, совсем недавно серпом и молотом грозящая из заснеженных лесов России всему остальному миру, отошла на второй план. Просто потому что молодым и неопытным воробьям мировой революции разорвал горло своими когтистыми лапами матёрый и беспощадный фашистский орёл, накрывший тенью своих крыльев всю Европу. Свою последнюю войну старый мир проиграл десять лет назад, когда прилетевшие в Вашингтон японский император Хирохито и фюрер Германии Адольф Гитлер подписали трёхсторонний мирный договор с президентом Соединённых Штатов. Имя Гарри Трумэна, вставшего во главе проигравшей Мировую войну страны после кончины президента Рузвельта, будет навеки вписано в анналы истории, как имя главного труса и капитулянта Америки. Впрочем, иначе он не смог бы поступить. Тогда, когда и рейх и Японская империя одновременно устрашились мощи ядерного оружия, которые остатки русских армий применили на Урале, было самое благоприятное время, чтобы выводить страну, уставшую от бесконечного напряжения сил, из войны. Другого такого шанса судьба могла не дать Америке, и поэтому президент Трумэн, как и любой другой здравомыслящий политик, оказавшийся на его месте, воспользовался случаем. Спасение страны, правда, не помогло ему спасти своё президентское кресло и очень скоро, под давлением Сената и народных масс, тридцать третий президент Соединённых Штатов был вынужден сложить с себя все полномочия. А тем временем, Новый Порядок, который ещё в тридцатых годах пророчил немецкий пропагандист Йозеф Геббельс, продолжал шагать по завоёванной планете. Правда, отнюдь не всем это нравилось. В России, разделённой между японцами и немцами, на Урале, под руководством маршала Жукова, до сих пор продолжали свою войну остатки армии СССР. Эти стальные люди, что когда-то сожгли тысячи жизней в атомном пламени, лишь бы остановить неудержимую волну немецких войск, называли себя Чёрной Армией и поклялись не знать покоя до тех пор, пока не очистят свою Родину от захватчиков. В Индокитае, что в юго-восточной Азии, остатки Свободной Франции, скооперировавшись с местными вьетнамскими партизанами, вели свою борьбу за свободу против японских оккупантов. И даже здесь, в африканских прериях, не так давно разгорелось восстание против немцев, оккупировавших бывшие британские, бельгийские и французские колонии. Конечно, не обошлось и без Америки. – Смотри! – услышал Эрик голос одного из оперативников, сидящих сзади. Тот указывал своему соседу на длинную полосу морского побережья, по левую руку от мчащегося вдаль автомобиля. – Неплохие волны, да? Сюда бы доску… В голосе молодого разведчика скользили мечтательные нотки. – Так ты же не сёрфишь, – удивлённо ответил ему второй. – Ну да… но всё равно… – немного растеряно ответил ему первый. За бессмысленным трёпом двух оперативников и собственными размышлениями Эрик не заметил, как джип подкатил к воротам военной базы. Вертолёт, который они не так давно видели, уже давным-давно приземлился на небольшую полянку, чуть левее КПП, и только слегка покачивающиеся на неугомонном ветру лопасти напоминали о недавнем полёте. Солдатик, лениво выползший из небольшого охранного поста, вполне удовлетворился показанными ему документами, удостоверяющими, что все четверо являлись агентами ЦРУ и, махнув рукой, пропустил автомобиль на территорию базы. Джип, спокойно урча, повез разведчиков вглубь расположения войск. Двое оперативников на задних сиденьях откровенно скучали. Один баюкал на коленях свою штурмовую винтовку AR-10, не так давно поступившую на вооружение, другой же, как было видно из зеркала заднего вида, откровенно скучал, едва успевая прикрывать зевающий рот пыльной ладонью. По виду их водителя вообще нельзя было сказать, будто он умеет испытывать хоть какие-то эмоции, бесстрастное выражение всё также не сходило с его лица. А вот Эрик, за годы, проведённые в пыльных кабинетах, так ни разу не вкусил «прелестей» оперативной работы, а потому с интересом вертел головой по сторонам. Ему было любопытно наблюдать за бытом прифронтовой военной базы. Вот, например, негр-сержант, распекающий очередную кучку новобранцев и с рёвом приказывающий им принять упор лёжа. Чуть в стороне от места экзекуции двое солдат грузили в военный грузовик массивные артиллерийские снаряды. До уха кабинетного работника также доносился какой-то невнятный гул, пробиваясь через всю лагерную суету. Однако установить его источник Эрику пока не удавалось. Джип остановился у длиннющей камуфляжной палатки, на входе которой была прикреплена табличка «Штаб». Эрик, покряхтывая, открыл маленькую дверцу джипа и буквально вывалился из автомобиля. Его спутники проделали то же самое, но гораздо более изящно. Гул, беспокоящий Эрика, никак не прекращался. – Слушай, что это за звук вообще? – спросил он, обращаясь к своему водителю. Тот, остановившись у самого входа в палатку и откинув накидку, исполняющую роль дверей, замер и взглянул на Эрика тёмными линзами своих очков. – Эхо войны, – спокойно ответил он, прежде чем скрыться за зелёными шторками штабной палатки.***
– Удалось их засечь?! – Никак нет! – Да где они, Бога душу мать! – не жалея себя, богохульствовал Эрик. – Там же настоящая бойня идёт, немцы бросили в бой вообще всё, что могли. Рядом с ним, склонившимся над оперативной картой района боевых действий, уже не было той троицы, что сопровождала его к штабу бригады. Все они, закалённые в боях ветераны, гордость оперативного отдела ЦРУ, находились сейчас за линией фронта, в самом центре боевых действий. И именно тот факт, что трое молодцов, настоящих псов войны, до сих пор не пересекли линию соприкосновения, возвращаясь на базу, волновал Эрика и всех остальных, собравшихся в помещении штаба, больше всего на свете. Это операцию Управление планировало давно. Имея опыт противостояния с немцами ещё на полях Второй мировой, в Лэнгли прекрасно понимали, что сила Германии кроется не только в стальной дисциплине солдат, развитой военной промышленности или фанатичной пропаганде, но и в блестящих генералах, раз за разом приводивших Вермахт к победам. А учитывая страсть немцев к организованности и порядку, потеря даже самого захудало военачальника станет для личного состава тяжёлым ударом. Особенно, если это будет такой прославленный в боях генерал, как Фердинанд Шёрнер. Когда на границе Анголы и Конго восстали бельгийские колонисты, тут же провозгласившие Бельгийское королевство в изгнании, немцы бросили все свои колониальные силы на их подавление. Германская пропаганда рисовала восставших как кучку смутьянов, вырожденцев и недочеловеков, посмевших поднять руку на немецкого господина. Тем паче необходимо было разобраться с ними быстро, без шума и пыли, используя только колониальный контингент. Правда, едва начав наступление, немецкие оккупационные войска натолкнулись на непреодолимое препятствие в виде американских солдат и армию Южно-Африканского Союза, которым уже как десять лет правила английская королевская семья в изгнании. Конечно, обе сверхдержавы не объявляли друг другу войны, даже у безумца Адольфа хватило ума понять, что любой крупномасштабный конфликт неизбежно приведёт к ядерной войне. Тем не менее, немецкие силы, даже встретив неожиданное сопротивление, не отказались от идеи задавить восстание гусеницами своих танков и продолжали неотвратимо наступать. Командовал же всеми войсками, которые сейчас действовали в Центральной Африке, суровый и беспощадный генерал Шёрнер, добывший себе славу на Восточном фронте в годы Второй Мировой. Именно он, как следовало из докладов разведки, центральная фигура всей кампании. Стоит только его захватить – и удастся принудить немцев к миру, а США получит ещё один оплот в Африке. Именно операцию по его захвату и курировал Эрик. Сперва, конечно, всё шло по плану. Узнав, что генерал сейчас находится вблизи линии фронта, трое бойцов перешли границу, благополучно добрались до ставки Шёрнера и… и дальше всё пошло наперекосяк. В нужный момент на связь они не вышли, а за линией соприкосновения начали раздаваться автоматные очереди и гул танковых моторов. Стало очевидно, что бойцы попали в какую-то переделку, и теперь все силы бригады были брошены на то, чтобы их из этой переделки вытащить. – Наши транспортёры пожгли в восьмом секторе… – ПВО засекли два немецких вертолёта, идут в сторону реки, шестой сектор!.. – Немцы открыли артиллерийский огонь по нашим позициям у реки, батарея РСЗО , не меньше. – Ответить немедленно, – подал голос уже Эрик, который от сыплющихся на него градом отчётов и докладов, слегка потерялся. – Если парни живы, то немцы явно гонят их к реке, на границе шестого и седьмого секторов. Срочно отправить туда подразделения рейнджеров на соединение и эвакуацию. – Есть, – ответил, отдав честь, какой-то очередной адъютант и тут же исчез в штабной суматохе. Едва глаза перестали цепляться за черты его лица, Эрик тут же их позабыл. Прошло ещё с четверть часа томительного ожидания, потливой паники и сжатых до побелевших костяшек кулачков. Наконец, весь взопревший, так, что даже хлопчатобумажная рубашка покрылась тёмными лужами пота, лейтенантик, отдав честь и тяжело дыша, доложил Эрику: – Вышли. Прямо на рейнджеров вышли. Те чуть с перепугу не перестреляли их всех, к чёртовой матери, но всё обошлось. Сейчас ребят доставили к точке эвакуации. Шёрнер с ними, всё хорошо. Эрик лишь слабо кивнул, не в силах больше сдерживать напряжение. – Ура?.. – раздался робкий голосок из другого конца штаба. – Ура! – через секунду грянула уже вся палатка. Офицеры, невзирая на возраст, чины и звания, хлопали друг друга по плечам, поздравляли и радовались. Кто-то начал стрелять в тканевый потолок из табельного пистолета, тут же наделав в нём кучу дыр. Как-то незаметно посреди помещения оказался ящик пива. Эрик же, разжав болевшие кулаки, устало уставился куда-то в сторону, в не занятый никем угол, слабой улыбкой принимая поздравления и чувствуя, как по его шее текут горячие капли пота. От усталости разведчик не заметил, что его взгляд упал как раз на мощный электрический вентилятор, гоняющий по всему штабу волны холодного воздуха.***
Глухой зимний ветер ледяной мухой бился в плотно запертое окно. Где-то там, за непреодолимой преградой в виде бетонной стены и труб обогрева, лютовал суровый гренландский мороз. Пятидесяти двух летнему офицеру стратегической разведки Эрику Мэнису эта пурга, впрочем, была уже совершенно ни по чём. Он, зябко подрагивая, стянул с себя толстый мех белого пуховика, набросил на длинную вешалку шапку-ушанку, которую так любили в своё время русские и, чутка постучав по полу, чтобы сбить снежную наледь, наконец стянул с себя тяжёлые зимние сапоги, блаженно подвигав пальцами ног. Эрик не то, чтобы сильно любил арктический морозный климат, но, тем не менее, выбирая между командировкой в Гренландию и ещё одной поездкой в Африку с её бесконечными войнами и восстаниями, выбрал всё же ледяной остров, тянущейся своей глыбой к Северному полюсу. В конце концов, ему уже не тридцать, и даже не сорок. В его возрасте гораздо приятнее сверять отчёты самолётов-разведчиков, кружащих над оккупированной Европой, чем на карачках ползать по африканским джунглям. Впрочем, тут Эрик загнул. За двадцать лет службы в американской разведке, он ни разу не привлекался к оперативной работе. Он ни разу не переходил линию фронта, не брал языка, не стрелял в людей и не допрашивал пленных. После той памятной командировки в Анголу, когда под его кураторством был пленён немецкий генерал Шёрнер, Эрик вообще отказывался таскать с собой оружие, спрятав кобуру с табельным Кольтом в свой домашний сейф. Да и от кого, скажите на милость, отстреливаться в уютном офисе ЦРУ, расположенном в пригороде столицы Соединённых Штатов или же на авиабазе посреди арктической пустыне, где уже полгода как обосновался Эрик? Эрик, развалившись в своём кресле и прогревая замёрзшие пятки на переносном обогревателе, кинул взгляд на небольшое овальное зеркальце, висящее на стене его кабинета. На пятидесятилетнего мужчину оттуда глядело лицо сморщенного, сухого старика. Весь тот жирок, что успел Эрик нарастить за годы кабинетной работы, к шестому десятку сошёл на нет, превратив его в ходячий скелет. Немногочисленные, ещё не выпавшие до сей поры волосы, реденьким седым полукругом впились в его затылок, являя всему остальному миру блестящую старческую лысину. От созерцания печального зрелища Эрика прервал настойчивый стук в дверь. – Войдите, – пригласил он. В дверном проёме стоял молоденький лейтенантик, адъютант Эрика. – Мистер Мэнис, как бы это сказать… – начал он, но запнулся. – Ну, говори как есть, чего тянешь, – со старостью Эрик стал ворчливым и не терпел неуверенности. – «Ворон» не выходит на связь. Все сроки уже прошли, – печально доложил адъютант. Эрик, оперевшись локтями об стол, обхватил голову руками. – Иди, – коротко приказал он. «Ворон» был позывным их агента, не так давно засланного в Россию с целью передачи важных сведений маршалу Жукову, до сих пор сражающемуся с оккупантами. По регламенту ему полагалось трижды выйти на связь, но после первого же сеанса «Ворон» пропал. Уже дней двадцать как прошло. Внезапно, грудь старого разведчика пронзила игла боли. Он резко сел, запрокинув голову и хватая воздух губами. Тяжелыми, непослушными движениями потянулся к фляге с бурбоном, лежащей в шкафчике стола. Едва отвинтил крышку и отхлебнул – полегчало. «Весело шестьдесят второй год начинается», – подумал он. «Кажется, мне давно пора на отдых…»***
– Отец! – услышал Эрик молодой юношеский оклик. Его шестнадцатилетний сын, одетый в толстые зимние штаны и куртку до колен, одним прыжком перемахнул через невысокий заборчик, огораживающий их участок (так и не научился калиткой пользоваться, паршивец, вон же она, в двух шагах всего) и тут же по щиколотку утонул в неубранном снегу. В руках он держал скомканный свежий номер газеты. – Отец! – ещё раз окликнул его Майкл, желая полностью заполучить отцовское внимание. – Ну, чего орёшь? – ворчливо спросил у него Эрик, с досадой кладя лопату, которой он убирал снег, на землю. – Смотри, пап, читай, – подросток протянул ему газету, голос его дрожал от возбуждения. Эрик, бормоча что-то себе под нос, резко развернул первую страницу. Свежий номер «The Washington Post», от февраля шестьдесят третьего. На развороте первой же страницы была чёрно-белая фотография марширующих солдат с белыми звёздами на рукавах чёрной формы. На плечах у них у всех висели незнакомые Эрику винтовки, а лица их были суровы и непроницаемы. Фотографию венчал огромный, во всю ширину разворота заголовок: «РУССКИЕ СОЛДАТЫ ВОШЛИ В МОСКВУ. ЧЁРНАЯ АРМИЯ ОСВОБОЖДАЕТ РОССИЮ». Под сердцем снова, гренландским морозом вспыхнул огненный снежный ком. Старый разведчик, уже почти год как отошедший от дел, понял, что его ноги ему больше не подчиняются. Он осел, одной рукой пытаясь опереться на дрожащую коленку, а другой – упираясь в снежную белизну своего родного двора. Сквозь уши, как будто набитые ватой, он слышал слабые оклики его сына. Пока где-то внутри, лопались кровеносные сосуды и рвались мышечные связки, столь необходимые для организма Эрика, перед его агонизирующим взором проносились картины прошлого. Как он бессонными ночами решал, каким именно маршрутом везти в Россию атомные бомбы. Как он ломал ногти, когда его люди захватывали в плен генерала Шёрнера в ангольских прериях. Как планировал операцию по внедрению «Ворона», как над рейхскомиссариатом Московия сбили лётчика Гэри Пауэрса. Значит, это всё не зря? Все его выборы за последние два десятка лет, решавшие, кому суждено умереть: тысячам, или всего сотням, все они не напрасно? Германский колосс, только что выбитый из России, зашатался, готовый покачнуться? Они победили? Все они: американцы, русские, Соединённые Штаты, маршал Жуков, миллионы людей по всему миру?.. Майкл, ворвавшись дом, тут же бросился к телефону, вызывать скорую. Его мать, всплеснув руками, тут же кинулась к мужу, ничком лежащему на снежной поляне. Правда, пожилой разведчик уже не замечал всей этой суеты. Несмотря на дикую боль разрываемого инфарктом на куски сердца, на его устах играла торжествующая улыбка. Его долгая война, наконец-то, закончилась…