Одна беременность на двоих

Я нарезала зелёное яблоко мелкими ломтиками и принесла Аманде на диван. Вместо благодарности, она только больше натянула на голову подушку, а когда я отобрала её, зажала нос пальцами и прогнусавила: — Убери! — Съешь! Это должно помочь! Мне даже показалась, что я сказала это голосом мамы. В детстве она постоянно пыталась засунуть в меня очередное противное народное средство вместо сладкого аптечного сиропа от кашля. Аманда вновь завладела подушкой и теперь держала на лице обеими руками. — Убирайся вместе с яблоком, — провыла она, будто из бункера. — Я вычитала в интернете, что если съесть, не вставая с постели, зелёное яблоко, тошнить не будет, — продолжила я яблочную атаку. Аманда тут же запустила в меня подушкой. Я едва успела спасти блюдце от неизбежного падения. — Попробуй, чего стоит-то? Есть-то надо! И ещё я вычитала… — Хватит! — завизжала Аманда с закрытыми глазами, заткнув уши пальцами. — Ну и ладно, — театрально сдалась я. — Тогда не скажу, что твой малыш уже размером с малинку. — Что? Аманда отняла от ушей руки. Я с улыбкой протянула ей кусочек яблока. — Лучше бы таблетку дала, — простонала Аманда, проглотив яблоко. — Даже не надейся. Ты сейчас полежишь ещё минут десять. А я пока сварю овсянку, а потом мы пойдём гулять, пока ещё не очень жарко. Уже неделю мы вставали в шесть утра, потому что не могли толком спать. Аманда чуть ли не каждые пять минут бегала в туалет, и я со страхом каждый раз ждала её возвращения, чтобы убедиться в отсутствии крови. И как только засыпала вновь, она тотчас перебиралась через меня, и всё шло по кругу. Аманда хотела лечь с краю, чтобы не тревожить меня. Какое там не тревожить! Она топала, как слон, и спала, выставив перед животом руки, словно тот уже был размером с мяч для фитнеса. Так я могла хотя бы свесить на пол ноги. Но Аманде я сказала, что просто боюсь, что она ненароком свалится с дивана, а падать ей категорически воспрещается. — Я не буду есть овсянку, я её ненавижу! — противно завизжала Аманда. — Меня мать всю школу ей кормила! — Овсянка намного полезней и вкуснее хлопьев, которыми из-за вечной спешки пичкала меня моя мать. Были бы они шоколадные, а то выбирала гадость без сахара, красителей и прочей хрени, которую нормальный ребёнок в рот засунуть не мог. После завтрака всегда хотелось бежать в туалет. — Мне сейчас постоянно этого хочется, особенно после твоей овсянки… — Не наговаривай на мою овсянку, — притворно разозлилась я. — Ты ешь её третье утро, и тебя ни разу не вырвало. Заметила? Опять же — спасибо любимому интернету. Я поставила на диван блюдце и пошла на кухню. Все пакетики с овсянкой быстрого приготовления из-за жутких вкусовых добавок отправились в мусор. Теперь мы будем есть только натуральное. Я купила обычные хлопья и измельчила в блендере — они тоже варились всего пять минут. Первый раз Аманда заявила, что зубы у неё ещё на месте, на что я ответила: — Привыкай. Тебе придётся доедать подобное за ребёнком. Когда я переставила кастрюльку с готовой кашей на холодную конфорку, Аманда, пошатываясь, дошла до барной стойки, звякнула пустым блюдцем и вскарабкалась на высокий стул. Такая несчастная и совершенно разбитая! Загар пропал, появились мешки под глазами и мимические морщинки в уголках рта. И главное — вот уже неделю она не улыбалась. Я успела соскучиться по её улыбке, такой милой и естественной. Аманда умела улыбаться, а я на всех детских фотографиях была похожа на Чеширского кота, потому теперь старалась держать рот закрытым. Однако сейчас, проклиная всё на свете, я улыбалась в надежде вызвать у подруги ответную улыбку, но тщетно. Аманде было плохо, и она не могла улыбаться, хотя и понимала, что у этого «плохо» хорошая подоплёка — организм полным ходом перестраивается на беременное состояние. Значит, выкидыша уже можно не бояться. Я, кажется, изучила все сайты о беременности и даже заказала бесплатные журналы для будущих мам, пока Аманда между приступами тошноты пыталась закончить наброски предметов, находившихся в комнате. Я поражалась её упорству. Имея уважительную причину не делать домашку, она упрямо стремилась стать лучшей в классе. Ладно, старика-историка ничем не проймёшь, но старуха по рисунку всегда по-человечески подходила к проблемам со здоровьем. Только вот Аманда зачем-то решила скрывать беременность, списывая плачевный вид на предменструальное недомогание. Мне тоже пришлось глотать овсянку. Она комом вставала в горле, но я улыбалась, пытаясь счастливым видом подбодрить Аманду, у которой каждая ложка действительно сопровождалась рвотными позывами. Она собирала кашу к центру тарелки, чтобы визуально уменьшить количество и обмануть несчастный мозг. Я придвинула к ней чашку с ромашковым чаем и предложила запивать кашу маленькими глотками. Она так на меня глянула, что я обязана была рассыпаться в прах. Только я спокойно допила чай, ополоснула тарелку и поставила в посудомойку. — Я приму душ, пока ты ешь, и пойдём гулять. Я дождалась, когда вода нагреется, и с блаженством подставила под горячие струи сначала спину, затем лицо. Скрежет стеклянной дверцы заставил меня распахнуть глаза, и я увидела Аманду с обнажённой грудью. Собственно грудь я увидела первой и недоуменно заморгала глазами. — Можно к тебе в душ? Я боюсь одна, вдруг голова закружится… Я кивнула, потому что от неожиданности просьбы утратила дар речи, и вжалась в угол, чтобы пропустить Аманду под воду. Однако соприкосновения тел избежать не удалось. Мы спали на одном диване, но никогда не переодевались друг перед другом. Совместный душ разбередил во мне девчачьи комплексы. Я прекрасно помнила, как краснела уже в пять лет, когда отец брал меня в мужскую раздевалку, думая, что я ещё маленькая, чтобы стесняться. У меня аж плечи задрожали, будто я всем телом влезла в коробку с высоким напряжением. — Тебе холодно? — виновато осведомилась Аманда, заметив мои конвульсии. — Я в порядке, — тут же выпалила я и покраснела. Впрочем, я уже была вся красная, потому что мылась, как всегда, под кипятком. Я старалась не смотреть на Аманду. Даже глаза прикрыла, как делала под душем, куда отец запихивал меня вместе с братом. Но даже с закрытыми глазами я отчётливо видела обнажённую фигуру Аманды — я досконально изучила её ещё весной, когда мы позировали друг для друга обнажёнными. Полторы недели, которые прошли с появления злополучного плюсика, я не сводила с неё глаз, ища беременные изменения, хотя и понимала, что живот появится ещё не скоро. Но вот грудь, как было написано в интернете, действительно стала больше — может, потому Аманда перестала носить бюстгальтер. Ещё я отметила то, на чём раньше не заостряла внимания. Пупок у неё впалый, а не выпирающий, как у меня, и второй палец на ноге больше первого, коленки очень острые… И всё равно великий Лисипп на коленях умолял бы её позировать для статуи Афродиты — ну, быть может, попросил немного поправиться. Худоба стала более заметной, и если Аманда будет продолжать ничего не есть, во что она превратится к концу месяца? Я продолжала жаться в угол, но теперь открыла глаза. Лопатки выступали ещё сильнее и впадины на ягодицах стали заметнее. Сколько она сбросила за неделю токсикоза? Я, кажется, только набрала, потому что пришлось доедать всю еду, что мы брали с собой на учёбу. Если так пойдёт дальше, без утренних пробежек я не влезу к зиме в джинсы. Ужас… — Передай мне, пожалуйста, мочалку и гель. Я и не заметила, как Аманда повернулась ко мне лицом. Я, будто проснувшись ото сна, спешно схватила мочалку и тюбик с гелем одной рукой, но не удержала и ощутимо получила по пальцам. Я даже вскрикнула и поджала ногу. Аманда нагнулась за гелем и проехалась бедром по моей ноге. Я шарахнулась в сторону и больно саданула плечо о полочку с шампунями, но сумела не вскрикнуть. Чёрт возьми, да что же со мной происходит, чего я так нервничаю? — Потрёшь мне спину? В голосе Аманды не слышалось вопросительной интонации, и, протягивая намыленную мочалку, она не ждала отказа. Дрожащей рукой я прикоснулась к спине Аманды, и мочалка молнией прошлась от шейных позвонков вниз до копчика, а потом вывела круги под лопатками тоже со скоростью света. Я присела к её ногам, и когда Аманда нагнулась, чтобы выхватить у меня мочалку, я приготовилась к упрёкам, но она лишь тихо сказала: — Спасибо, дальше я сама могу. Я кивнула — язык прилип к гортани, и я выскользнула из ванны, наплевав на пузырящуюся на теле пену — её сотрёт полотенце! Подо мной образовалась лужа, и после себя я принялась вытирать полотенцем пол. Вода в душе перестала течь, дверца взвизгнула, и показалась Аманда, красная, как и моё отражение в зеркале. Я тут же схватила её руку. Дура, надо было сделать воду прохладней! — Мне не очень хорошо, — прошептала Аманда. Я стянула с перекладины второе полотенце, накинула ей на плечи и повела к дивану. Минут пять она сидела прямо с закрытыми глазами, сведя вместе лопатки. — Это я виновата, — я промокала полотенцем волосы. — Только я могу кипятком мыться. — И тебе не надо. Это вредно для кожи, — прошептала Аманда, так и не открыв глаз. — Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Я спустила полотенце на плечи, промокнула спину и замерла, не решаясь дотронуться до груди. Говорят, она у беременных болит. Аманда перехватила полотенце, и я ринулась к шкафу, чтобы натянуть шорты с майкой и избавиться наконец от неловкости. И как я могла спокойно позировать? — Что тебе дать? — спросила я, не оборачиваясь, перейдя к другой половине шкафа. — Сарафан. Не хочу, чтобы что-то давило на живот. Я обернулась и уставилась в её плотно сжатые коленки, потом подняла глаза на пупок и вновь убедилась, что живот как был плоским, так и остался. Но желание беременной — закон. Я вытащила стринги и сняла с вешалки синий сарафан в яркий цветочек, задвинула дверцу шкафа и вернулась к дивану. Аманда взяла стринги — самое то для сегодняшней жары, когда же я научусь их носить, ничего себе не стирая! Сарафан обволакивал тело Аманды, выделяя изгиб бедра и впадину талии. Точно статуя! Но скоро формы расплывутся. — А ты почему лифчик не надела? Просто забыла! Схватив первый попавшийся, я принялась возиться с застёжкой. — Дай помогу! Я едва сдержалась, чтобы не дёрнуться от тёплых пальцев Аманды, словно от раскалённой сковороды. Быстро щёлкнув застёжкой, Аманда направилась на кухню наполнить водой бутылки. Я быстро натянула майку и стала судорожно заправлять за уши мокрые волосы. — Ты наконец готова? Аманда уже стояла в дверях обутая в сандалии. Я бросилась к двери, плюхнулась на пол и стала шнуровать теннисные тапочки. У меня всё не получалось завязать нормальный бантик, и я неприлично выругалась. — Эй, при ребёнке нельзя, — в шутку нахмурилась Аманда. Я зло взглянула на неё, отметив, что пора бы подкрасить корни, но промолчала, ведь беременным это нельзя делать! Однако, справившись со шнурками, бросила с опозданием: — У него ещё ушей нет. Кажется, я уже всё знала про эмбрионов. Мне бы про беременность тест писать, а не историю искусства Древней Греции. Аманда открыла дверь и протянула ключи, чтобы я убрала их в карман. Даже лёгкое прикосновение её пальцев меня раздражало. Я стыдилась своего стыда и боялась, что Аманда догадается об охвативших меня чувствах. Лишний взгляд, многозначное слово могут подтвердить её странные разговоры о моей тяги к девочкам. Идти на прогулку расхотелось, но грозный внутренний голос напомнил, что Аманде нужен свежий воздух, потому что до позднего вечера мы просидим в помещении под кондиционерами. Воздух был по-утреннему свеж и даже не верилось, что через два часа он накалится до температуры ада. Сентябрь не принёс облегчения. Жара стояла под девяносто градусов. Мозги плавились даже под кондиционерами от мимолётного взгляда в дрожащее, будто светящееся изнутри, голубое без единого облачка неба. Шла всего третья неделя учёбы, а мне уже все опротивело — хотелось опуститься в воду и не вылезать. Оставалось надеяться, что прогнозы не врут, и через десять дней температура упадёт, и наступит обычный тёплый мягкий сентябрь. Мы шли по мощёной дорожке, вилявшей меж пальм. Аккуратно подстриженные ярко-зелёные кустики кричали о выпитых галлонах воды, а открывшиеся за ними жёлтые газоны частных домов вопили о засухе. В парке индюки важно выхаживали среди пожухлых кустиков. Мы шли молча, вслушиваясь в далёкий гул трассы, и в унисон здоровались с собачниками. О чём я думала? Я искала ответ на мучивший меня вопрос: почему у Аманды нет парня? Она спросила меня в лоб, но о себе не сказала и слова. Просто так не напиваются с опостылевшим бывшим и не спят без резинки. Она врёт. Если ей нужен секс, то почему не начать встречаться с тем же Мэтью. Она приметила его, я — нет. Так какого чёрта она сделала то, что сделала? И зачем сохранила ребёнка? — Кейти, а ты права! — вдруг нарушила тишину Аманда, и я чуть слюной не подавилась, решив, что озвучила свои мысли. — Мне действительно стало легче на воздухе. Тошнота почти отступила. Я думаю, что спокойно высижу сегодняшние занятия. Может, пора возвращаться? Она отхлебнула воды и улыбнулась. Мои губы остались плотно сжатыми. Я чувствовала себя обманутой. Не хотелось слушать ни про вазы, ни про геометрические и морские орнаменты, пилястры, дискоболов, крылатых Ник и прочую чушь, которую она пыталась вдолбить мне в голову перед тестом. Я хотела одного — знать правду о её беременности. Почему она врёт?