Грязнокровка

Джен
G
Завершён
27
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
27 Нравится 5 Отзывы 3 В сборник Скачать

***

Настройки текста
Когда из Хитроу взлетал самолет с Венделлом и Моникой Уилкинс, унося дорогих ей людей в солнечную Австралию, Гермиона знала, что этот серебристый силуэт в воздухе будет путеводной нитью в ее борьбе. И сами они могут погибнуть в этой неравной схватке, но ее родители останутся в стороне от битвы и не испытают боль потери единственной дочери, память о которой и их собственные личности были теперь надежно сокрыты заклинанием забвения и новыми, с таким трудом добытыми, документами. Они уничтожили зло и выжили. Теперь ее светом было знание, что как только закончатся многочисленные суды и разблокируют границы Британии, она отправится на край мира, чтобы вернуть утраченное. Грядущее воссоединение с семьей придавало ей силы, уберегало от пучины горя по погибшим товарищам, позволяло высоко держать голову, свидетельствуя на заседаниях, и не пытаться стыдливо прикрыть уродливый шрам на руке. Несводимое насильственное клеймо «грязнокровка» стало символом ее идентичности, человечности и любви к родителям, символом дорого доставшейся победы в войне, развязанной родовитыми шовинистами. Все обрушилось в тот долгожданный момент, когда она после переноса портальным ключом ступила на обетованную землю Австралии и начала поиски родителей. Местное министерство на ее запрос выдало, что супругов Уилкинс в Австралии нет. Мало того, они туда не прибывали и год назад. В отчаянии Гермиона взломала архивы миграционной службы маглов, получив подтверждение — нога Венделла и Моники на территорию отдаленного континента не ступала. Рейс, которым улетали ее родители, прибыл вовремя, но самих их в самолете не было, как не было и инцидентов с нарушителями воздушного пространства или экстренных ситуаций на борту. Магическое министерство Австралии депортировало ее из страны с громким скандалом и пожизненным запретом дальнейших посещений, и то, лишь благодаря тому, что Кингсли, занимающий нынче должность министра Британии, лично прибыл улаживать конфликт, фактически вытащив Гермиону из местной магической тюрьмы. Она видела своими глазами, как родители прошли контроль в лондонском аэропорту, но поскольку не хотела привлекать к ним внимание, то не стала контролировать саму посадку. Видимо, бывшие Грейнджеры так и не сели на нужный самолет. Заручившись поддержкой Кингсли, она с сотрудниками Отдела магических происшествий сделала выемку документов в Хитроу, затем последовали рейды в оставшиеся международные аэропорты… Паромы, круизы… Выходило, что ее родители официально территорию Великобритании до сих пор не покидали. Не меняли рейс, не возвращали билеты, не предпринимали попытки покинуть страну в других направлениях. Министр предложил искать внутри страны. Гермиона окопалась на Гриммо, и результатом нескольких ее безуспешных попыток найти их с помощью поисковых зелий и ритуалов стал артефакт из блэковского хранилища. Теперь она опять стояла на берегу Северного моря, сжимая цепь мерно раскачивающегося медальона с собственной кровью и вглядываясь в туманную холодную даль, но уже вместе с Шеклболтом, после того, как она вернулась ни с чем из Норвегии, где артефакт тоже указывал в море. — Азкабан, — вздохнул министр, — знаешь, твоя семья была под колпаком у министерства из-за твоей дружбы с Гарри еще до захвата власти. Могли снять с рейса, но никаких записей об этом нет, Перси уже перерыл все сверху донизу, когда готовили обвинения. Нет упоминаний о том, что их задерживали, и в реестрах Азкабана тоже. — Он не мог упустить, если они регистрировались как Уилкинсы? — Уизли не мог. Он составил каталогизатор. Там точно, как у Снейпа в котле: Грейнджеров не было, а на Уилкинсов каталог проверяли сразу, как мы вернулись из Австралии. Сегодня уже поздно, лодка ходит только в светлое время. В Азкабан отправишься завтра утром, я подпишу допуск, если они там — сразу вывезешь. У нас есть резерв в Мунго, — он сжал плечо Гермионы, — все будет хорошо, сейчас тебе надо принять зелье без сновидений и просто лечь спать. Утром она прибыла в министерство к открытию. Кингсли выдал ей зарегистрированный по полной форме приказ, посетовал, что не может сопроводить из-за занятости, и приставил аврора. Вместе они аппарировали на побережье, дошли по антиаппарационной зоне до пристани, где спутник перепоручил ее готовящемуся к отплытию конвою. Командир смены проверил допуск, и на небольшой лодке они отправились в море. Через некоторое время за туманом стал вырисовываться темный силуэт самой мрачной тюрьмы. Медальон в ее руке мерно раскачивался по направлению к монолиту твердыни. Пока прибывшие разгружали суденышко, Гермиону пригласил к себе начальник тюрьмы и тщательно изучил приказ, разве что на зуб не попробовал. — Мисс Грейнджер, я вам со всей ответственностью заявляю, супругов Грейнджер здесь нет. Уилкинсов тоже. У нас все узники учтены. Но, поскольку уважаемый министр так настаивает, что разрешил вам погулять по тюрьме, то идите с Кларинсом, у него обход через восемь минут. Но никаких заходов в камеры без меня. Без дементоров Азкабан был мрачен, выстужен, но не лишал возможности дышать, ощущая весь спектр зловония от немытых тел, испражнений и болезней. Они с молчаливым стражником шли, обходя уровень за уровнем: от незначительно оступившихся к совершившим все более и более тяжкие преступления. Гермиона не снимала капюшона, но все равно в ее укутанной в теплую мантию фигуре опознавали женщину, то сопровождая скабрезными шутками, то тянущимися сквозь толстые прутья руками, то проклятьями всем, кто не был ограничен в свободе. Чем дальше они шли, тем больше в обжигавшем легкие воздухе было обреченности и безумия, гнева, пропитанного безысходностью. На последнем уровне медальон начал рваться из руки, и она просто пробежала последние метры, пока не уткнулась в решетку. В углу завозилась фигура. — Мама? — Грейнджер скинула капюшон. Кто-то распрямился во весь немалый рост и двинулся к ней. — Папа? — неуверенно спросила Гермиона, потому что это точно был мужчина, но ее отец никогда не двигался так. Будто хищник. Изможденный, но хищник. Она резко отстранилась от решетки, медальон забился на цепи будто в агонии, пока не выпал и разбился вдребезги. Он подошел. — Гермиона Грейнджер. Героиня войны. Польщен. — Вы?! — девушка вглядывалась за его спину, ее взгляд нервно пробегал по камере — стены, старый тюфяк на полу, сливное отверстие, узкая вентиляционная дыра наверху, служащая так же единственным световым окном, и снова стены, тюфяк… — Родольфус Лестрейндж к вашим услугам, мисс, — он обозначил легкий поклон. Гермиона перевела взгляд на мужчину. Да, теперь она его узнала — пожиратель из ближнего круга, муж чокнутой Беллатрисы, доставившей всем столько горя. — Где мои родители? Они сидели тут с вами? Они сидели тут до вас?! Что вы с ними сделали?! Отвечайте! — если бы правилами тюрьмы не запрещались бы палочки у посетителей, ее инструмент давно бы упирался ему в заросшее щетиной горло. — Родители? Так это поисковик? — Родольфус нагнулся, но аврор тут же убрал заклинанием останки артефакта и кровь, — я знал, что ты особенная, дочка… — Дочка?! — Тут только я. Жаль, Белла не дожила. Или к лучшему, она бы не простила. — Не простила бы чего? — в голове самой умной ведьмы щелкнуло и паззл встал на свои места, — Того, что вы завели бастарда?! — Того, что я стер ей воспоминания о ее дочери, нашей дочери. Гермиона внезапно потеряла опору в ногах и осела на грязный каменный пол. Лестрейндж почти синхронно стек с ней вниз. — За что вы так со мной? С нами? — слова прошелестели так, что она сама не поняла, сказала ли она вслух. Он ответил ей шепотом на шепот. — Ты не слышала, как она кричала по ночам, а я слышал. Она не могла спать, таяла день ото дня, я хотел спасти ее от боли и безумия. Она забыла, что потеряла тебя, но не смогла забыть саму боль потери и решила, что потеряла Повелителя. Моя девочка все равно сошла с ума. А тебя я так и не смог найти. Мы вернулись в разоренный менор, мои родители погибли, защищая тебя до последнего вздоха. Поиски не дали ничего, какую бы темную магию мы не задействовали. Ничего. Все тщетно. А ты выросла. И Грейнджер. — Вы знали? — Не имел возможности выяснить. Догадывался, вы с ней так похожи — эти непокорные кудри, этот огонь во взгляде… Я знал, что дочь моей Беллы будет особенной. Ты подходила по возрасту. Но я не знал даже, выжила ли наша малышка. Думаешь, у нас не было такой безделушки? Но и этот артефакт молчал. Вывезли из страны, или так спрятали, или закляли… — Но мои родители? Где они? — Маглы? Ты их искала? Не знаю, спроси у розовой сучки, если она жива еще. — Амбридж? Такая же помешанная на чистоте крови, как ваша жена. — Не сравнивай, ты не знала Беллы. — Вот уж достаточно познакомилась, — Гермиона терла до боли шрам, пытаясь не терять контакт с собой, с тем, кем она была все эти годы, кто она есть и будет. — Прости, тебе не довелось знать настоящую Беллу, да даже помнить ее. Мне так жаль всего того, чего у вас не было, — он протянул было руку к ней, но сам же отдернул. Из соседней камеры послышалось какое-то шебуршание, потом слабый голос произнес: — Додо, к тебе кто-то пришел или ты бредишь? — Жив еще, Басти? Гемма моя пришла! — Бредишь, брат… — Гемма? — Да, драгоценная звездочка Северного Венца. Белла сказала: «Роди себе сына и называй как хочешь, а моя дочь — Блэк! Вот увидишь, она будет наследовать Блэкам». Только вот ни я, ни Басти так сына и не родили… — он умолк, потом продолжил с новыми силами, — Рабастан уже не встает, он был бы рад тебя увидеть, жаль, не поверит мне, зато раньше встретит Беллу. К Лонгботтомам мы пошли выяснять про тебя, они что-то знали, но под непреложным обетом. Алиса даже пыталась помогать за клятву о не причинении вреда сыну, только вот из-под обета что-то вытащить — не знаю какое мастерство нужно. Барти умницей, конечно был, но больше как всезнайка и переводчик. Белла — окклюмент, но она уже тогда путалась, сама не замечая, то «он вернется», то «она». Легилиментов среди нас не было. Только мозги ребятам пожгли почем зря, так до подмоги и провозились — пол аврората и весь орден дамблдорский брать пришел. А у нас два невменяемых на руках и ребенок спящий неприкасаемый. Тогда этот отморозок Грюм начал бомбардами потолок валить над кроваткой, не видел он видите ли, что она не пустая, а Лонгботтомов за трупы посчитал, так я и поверил. Упустить не хотел. Беллу переклинило, она под рушащийся свод кинулась, как кошка какая, собой малого прикрыла, ну и их под штукатуркой и камнями погребло. Я потерял концентрацию, Барти не боец — он червь книжный, да и оба зеленые были с Басти, на серьезных рейдах не успели побывать, их и с собой-то взяли, чтоб не учудили чего без присмотра, ну и Крауч хорош был защиту ломать. В общем, без жертв с той стороны не обошлось, но взяли нас быстро. Кого из завала достали — Беллу, Лонгботтомов — они были как куклы переломанные и в крови все. Суд только через месяц состоялся, пока ее по частям не собрали, чтобы присутствовать смогла. Мы ее и увидели только на заседании, вошла гордая, что твоя королева. Я надеялся, что если выживет — ее с мальчишками отпустят, у нее-то руки не по локоть в крови были, а те вовсе вчерашние школьники. Повелитель Беллу сам учил, а потом берег как ценное вложение, в рейды не пускал, поставил молодняк на боевку натаскивать. А она собрала все грехи на себя. Я вот все думаю, почему так долго лечили, и откуда круциатусы на ее палочке… Но она ничего не рассказывала, отдалилась будто не родная вовсе, а приговор никому не смягчили — всем пожизненное, даже Крауч своего сынка не отмазал. Тогда мы с Басти про похищенную дочь на суде промолчали, помочь мы тебе бы уже не смогли: шлейф неблагонадежности дочери военных преступников, испорченная репутация и контролируемый новой властью опекун — не лучшее наследство. Если бы нашлась. Тишину можно было резать ножом, но то там, то здесь проявляла себя жизнь, тихим стоном, неразборчивым бормотанием, неуверенными шагами к решетке… Аврор молча стоял рядом, не убирая палочки. — Какая она, Додо? — Помнишь, Беллу на следующее утро после выпускного? Я расскажу тебе позже, когда она уйдет. — Мне нравятся твои сны, брат. Лестрейндж вновь взял себя в руки. — Ты плохо спишь? У тебя такие синяки под глазами… — спросил он, вглядываясь в ее лицо, Гермиона не ответила, тогда его голос его прозвучал уже жестче и с некоторым оттенком омерзения, — Да, Амбридж заправляла драккловой комиссией, что там творилось — один Мордред знает… Только вот вряд ли бы маглов поволокли в Азкабан, кому подставляться надо под превышение полномочий. Они хорошо заботились о тебе? — Они любили меня. — Может и живы твои маглы, только ты их теперь не найдешь. Не так. Не нашими способами. — А меня? Меня почему не искали, потом-то я была тут, на виду. — Потом я сидел в Азкабане, а когда освободился — сперва было не до того, а там увидел твой портрет в розыске и испугался, что если и найду, то сгублю. Даже если подружка Поттера — не моя дочь. Даже, если моя дочь вне конфликта. Никто в здравом уме не потащил бы свое дитя пред очи Повелителя. Я признАю тебя, вызови сюда поверенного из банка, пусть все принадлежит тебе как должно. — О чем вы, у вас все конфисковали… — О нет, конфисковать можно только то, до чего можно дотянуться — недвижимость, имущество, предприятия… Счета в Гринготтсе недоступны, пытаться выдрать золото у гоблинов — это развязывать новую войну. Они же считают себя собственниками всего, что изготавливают, монет это тоже касается. — Нет, — это слово обрело положенную твердость. — Что «нет»? — Где вы были, когда мы угоняли дракона из банка… — Гермиона прерывисто вздохнула, — Не надейтесь, что вы купите меня или свободу себе, или поблажки. Мне не нужны ваши грязные деньги. — Они не грязные, это честные деньги, не в крови. Наш род их зарабатывал поколениями своим трудом, собирал и приумножал для потомков. Они твои по праву. Если ты их не возьмешь, то подаришь зеленым коротышкам или откуда-нибудь выползет седьмая вода на киселе, дальний родственник — в министерстве умельцев много, в документах бардак — нарисуют как надо. Возьми их. После войны всегда много… сирот. Открой приют. Все, что посчитаешь нужным. Ты найдешь им применение, я знаю, только не передавай в министерство — растащат по бездонным карманам. Мне ничего не надо. Я совершил много ошибок. Я не уберег Беллу. Выбрал легкий путь, а оказалось, что стертое с поверхности продолжает разрушать на глубине. Прости ее, попытайся. Пусть ее шаги там звучат легче. Я не достоин ни твоей любви, ни прощения, но я счастлив знать, что от моей буйной девочки что-то осталось в этом мире.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.