Звёзды в лужах

— Блядь, да где ёбаные ключи? — негодует Антон, в спешке копаясь в ящичках комода в прихожей, где у Арсения навалено всякого омежьего хлама столько, что хрен что найдёшь: тут тебе и три вида влажных салфеток, и дюжина гигиеничек, и миллион старых пластиковых карточек из магазинов, давно перекочевавших в приложение, и презики до кучи — правильно, где их ещё хранить, как не в прихожей. Ключей от машины Шаст там ожидаемо не находит и на корячках пытается заглянуть под комод; может, они упали, когда он привычно бросил их не глядя вчера — обычно Арсений молча ходит подбирает всё за ним, и сейчас эта надежда на него сыграла с Антоном злую шутку. — Сука, ну почему именно сейчас, а? — Антош, чего ты гундишь с утра пораньше? — широко зевнув, спрашивает у него выплывший в прихожую сонный и растрёпанный Арсений, который очаровательно жмурится не привыкшими к свету глазами и зябко обнимает себя за плечи. — Ключи посеял, — коротко и грубовато бросает Антон, будто это Арс во всём виноват, и снова нагибается заглянуть под комод в надежде найти не только закатившиеся монетки и комья пыли. Альфа уже в шаге от того, чтобы психануть и заказать такси, хотя шиковать подобным образом никогда не стремился; и абсолютно не важно, что сейчас он может спокойно позволить себе купить вторую машину без больших потерь для бюджета — зачем тратить почти косарь на такси, если есть метро и автобусы, естественно. — От квартиры или от машины? — уточняет Арсений, видимо, решивший помочь горемыке, и Антон, тяжело вздохнув, с болезненным стоном разгибает спину — в тридцатник чувствовать себя дедом это то, чего он ждал от жизни. — От машины, — раздражённо отвечает Антон и чуть двигается, чтобы проверить обувницу — чем чёрт не шутит, в конце концов, он уже ничему не удивится. И в ней, и под ней тоже оказывается пусто; Шаст бьёт кулаком по полу от досады и тянется за оставленным на диванчике телефоном, чтобы вызвать такси. Ещё не хватало опоздать на важную рабочую встречу, которую он и без того едва не проспал — спасибо несработавшему будильнику и Арсению, который обвил Антона во сне мягким тёплым осьминожкой. — Вот. — Арсений вдруг вжимает в руку альфы его потерянные ключи, и Антон смотрит на них растерянно целое мгновение, прежде чем до него доходит, что можно натягивать кроссовки и мчать на работу, не ожидая, пока приложение найдёт ему водителя — он быстро отменяет заказ и только потом поднимает взгляд на омегу, зачем-то ожидая объяснений. — Ты бросил их в вазочку для печенья на кухне. Сильно устал вчера, наверное, — говорит со слабой улыбкой и коротко целует в щёку, приподнявшись на носочки. Антон отмирает сразу — кивает молча, пихает свои ласты в кроссовки, не вытаскивая шнурков и не утруждая себя их завязыванием, потому что зачем, и быстро покидает квартиру, пропуская по две ступеньки кряду. Он вновь чувствует себя школьником, постоянно просыпавшим первые уроки, особенно если это была физика — мама к восьмому классу даже перестала передавать замечания классрука, видимо, решив, что Антон сам может распоряжаться своим временем; ага, как же, может — так может, что половину аттестата закрыл на тройки. Тоже достижение, между прочим. Уже в машине, стуча зубами от холода и злясь на себя, что не взял куртку, Антон вдруг понимает, что забыл не только её, но и нечто более важное — он не поцеловал Арсения перед уходом, ещё и настроение ему испортил своей недовольной рожей стопудово, хорош альфа, конечно. Нужно будет заехать за цветами по пути домой, извиниться — Арс и без того странный какой-то в последнее время (даже больше, чем обычно), лучше не стоит испытывать судьбу лишний раз. Димка, лучший друг Антона и коллега по юмористическому цеху, как-то сказал ему после рассказа об очередной выходке омеги: «Знаешь, если этот твой Арсений однажды сойдёт с ума, мы ведь даже не сразу это заметим»; Шаст тогда только посмеялся, не став обращать внимание на очевидную подъёбку — Поз, при всей своей показной задиристости, был хорошим человеком и порядочным альфой, который вряд ли станет опускаться до оскорбления омег. Тем не менее странностей у Арсения действительно вагон и маленькая тележка — Антон за время их отношений успел прочувствовать на себе весь спектр от «Шаст, ну сфоткай меня, да не ёбнусь я с крыши гаража, тебе жалко, что ли» до «Антош, вы же с ребятами на футбол едете, я с тобой хочу, ну и что, что я никогда не интересовался раньше, теперь вот интересуюсь, ну так с кем вы там играете». Антон во многом любит его именно за это — не за светлые голубые глаза и не за очаровательную улыбку с ямочками, как многие бы решили, а просто за то, какой он есть: дурашливый, милый и совершенно неожиданный. Антон таких никогда не встречал и больше не встретит — да и не хочет встречать, сыт другими омегами по самое горло. С Арсением хочется делить — и звёзды в лужах, и тёплый ужин; хочется спешить с работы домой, чтобы встречали поцелуями у порога; и хотелось бы, по классике, иметь дочурку и сына к тридцати примерно, но Антону уже тридцать, и пока у них за плечами только пять лет знакомства, три года отношений и два — совместного проживания. Они идут рука об руку в своём темпе и никуда не спешат; счастливые же часов не наблюдают всё-таки. Шаст нетерпеливо поглядывает на навигатор, тянется переключить станцию на радио и барабанит пальцами по рулю, раздумывая, не заехать ли ему в макавто по дороге — он же только и успел, что зубы почистить, чтобы не пугать омежек в офисе Камеди своей вонью изо рта. Опоздает он уже в любом случае, ведь едва выехал из двора, уже попал в пробку: в их районе это обычное дело. Из колонок орёт Лазарев, и Антон на автомате подпевает ему, даже не замечая. От Арсения же не маячит ни одного сообщения за последние сорок минут, даже не написал, что Антон забыл свой поцелуй на удачу — кажется, действительно обиделся. Капризным Арсений, конечно, был всегда. Перемерить весь шоурум, чтобы уйти оттуда ни с чем, вообще их ежемесячное развлечение и случается чаще походов в кино, но одно дело глупые капризы, которые решаются простым «ладно, хуй с тобой, что ты там хочешь сделать?» или «Арсений, я сказал нет, значит, нет», а совсем другое — находить Арсения плачущим из-за того, что пятно от соуса на любимой футболке Антона так и не отстиралось с третьего раза. Антон себя таким потерянным в жизни не чувствовал, как в тот момент. — Антох, ты скоро там? — без приветствий начинает Макар, едва Антон принимает вызов, продолжая хмуро смотреть на пробку впереди. Судя по обнадёживающим комментариям голосового помощника в навигаторе, ехать на первой скорости осталось не так долго — он, может, ещё успеет примчать впритык. Всё-таки не абы куда его зовут, а актёром в «Однажды в России» — Илюха предложил кандидатуру, а продюсеры решили, что можно попробовать; Антон вполне успешно мелькает на ТНТ, успевая писать шутки для половины их шоу и сериалов, а также светит лицом на ютубе, где ведёт с Арсением один канал на двоих — фанаты давно уже окрестили их женатиками и, прости хоспади, Шастунами. Арсений уже даже перестал париться насчёт людей, доёбывающих его вопросами, истинные ли они, когда свадьба, когда дети — просто блокает всех долбаёбов. — Да еду, еду. — Шаст наконец чуть поддаёт газку и переключает скорость, перестав плестись улиткой — хотя с Арсом он привык к такому, потому что водит тот, как дед, вцепившись своими птичьими лапками в руль и пристально глядя вперёд, но сам Антон такое терпеть не может, не для этого он копил на иномарку, практически ночуя в офисе на потрёпанном диване. — Пробка вот только рассосалась, что я сделаю? Илья в ответ на это смеётся, и Антон беззлобно закатывает глаза, вовремя вписываясь в нужный ему съезд на мост — такой проёбешь и ещё плюс пару километров по кругу намотаешь; хочешь жить в Москве, умей следить за дорогой, или как они там говорят? — Фартовый ты, Антоха, завидую. — Это не я, это Арс. Делится со мной своей удачей, — довольно улыбается Антон, пытаясь вспомнить, где находится ближайший мак, не видит его и прибавляет скорости, чтобы не терять времени. Нет на этой улице, значит, будет на следующей. — Какие же вы голубки слащавые, — тянет Макар в своём нарочито неодобрительном тоне, но Антон знает, что тот на самом деле рад за них; Шаст вообще не из тех, кто легко меняет партнёров, и после череды неудачных отношений сойтись с Арсением было для него большим счастьем. — Замуж его ещё не собрался звать? — И ты туда же, — вздыхает Антон и мимоходом меняет радиостанцию, — зачем нам спешить? Мы истинные, нам хорошо вместе, а церемония и ритуал первой брачной ночи с меткой такой пережиток прошлого, шо пиздец. Успеется ещё. — Ладно, давай, Антох, не отвлекаю. — Макар отключается раньше, чем Антон успевает попрощаться — снова погружается в почти полную тишину, нарушаемую лишь завываниями очередного певца. От Арсения по-прежнему ничего: никаких отметок под мемами в инсте; целый ноль голосовых сообщений в телеге длиной в три секунды, где он хрюкает или икает — Антон с такого неиронично обхохатывается всякий раз; даже без просьб сегодня, хотя у них кончается кондиционер для белья и Антонов неприкосновенный запас чипсов к пиву (хотя «неприкосновенный» здесь только для красного словца, Арсений и так в себя эту гадость не пихает, ну и славно, Антону же больше достаётся). Шаст раздумывает, может, позвонить первым, спросить насчёт кондиционера и извиниться заодно — не помешает в любом случае; стоя на светофоре, он просит Сири набрать «Арсу», и гудки монотонно звучат всё то время, пока он считает секунды до зелёного сигнала. Арсений не отвечает — наверняка танцует сейчас под «Оду нашей любви», которая стоит у него на Антона, и специально игнорирует; к такому Шаст привык тоже. Ему вдруг вспоминается, что, помимо прочего, записан он у омеги как «Мой Мужчина» (скорее иронично, чем нет), и Позов уже который год находит новые способы это обстебать — в последнюю встречу он пытался убедить Антона, что «Арса» в телефоне нужно исправить на «Моего Деда». Арсений тогда подлил им дюшеса в трёхлитровую тару с пивом, которую они собирались растянуть на весь матч — уже после ухода Димки растянуть пришлось Арсения, не то чтобы он был против. Антон пытается позвонить ещё дважды, пока подъезжает к макавто, ждёт своей очереди в бесконечной гусенице машин и делает всё тот же заказ, что сформировался у него ещё в средней школе — биг тейсти, большая кола, деревенская картошка с «тысячью островов», игрушка для омежек из хэппи-мила (потому что его девушка пускала слюни на подобное внимание) и «подкиньте салфеток побольше, пожалуйста» (потому что Антон свинюшка). Арсений так и не отвечает, и Шаст сникает окончательно, понимая, что зря вообще начал быковать на него с утра ни за что ни про что; в выданном ему заказе Антон, уже отъехав, проверяет игрушку, предварительно закинув в рот пару ломтиков картошки, и улыбается, увидев Белку Сэнди из «Спанчбоба». Даже если Арсению не зайдёт, Антон всегда может оставить её себе. До работы он добирается уже сытый и успевший застирать свою толстовку и джинсы влажными салфетками (спасибо Арсению, что регулярно меняет пачки в машине) — хотя, Шаст уверен, жирные пятна на одежде мало кого удивят, это вообще можно сделать его фишкой в шоу. Будет альфой-разъебаем из провинции, почему нет — это даже правда, если так подумать. Только вот кабинет, в котором его должны были принимать, оказывается закрыт, а досужие мимокрокодилы на вопросы Антона лишь плечами пожимают. Шаст ждёт несколько минут в надежде, что его всё-таки пустят, стучится пару раз и с раздражённым рыком плетётся на свой излюбленный диван, который для Антона слишком мал по габаритам, но как похуй. — По твоему дыханию слышу, что пиздец, можешь так не пыхтеть в трубку? — заводит Макар, стоит Антону позвонить; он даже жаловаться не начал ещё, а его уже остудили, ну вот как так. — Они уехали, походу, но ладно, попытка не пытка. — Хуитка, — передразнивает Антон и тянется за ноутом в рюкзак, который чудом не забыл дома; иначе точно сейчас бы писал заявление по собственному желанию — при всей лояльности их профессии, нужно хотя бы делать вид, что работаешь, раз приехал. Его как раз попросили переписать сцену в очередном говёном ситкоме (жанр, по скромному мнению господина Шастуна, морально устарел ещё в середине нулевых, но скажут прыгать — спросишь «как?»), где серии строятся на нарезке бородатых анекдотов с интуитивно предсказуемыми панчами и без какого-либо намёка на сюжет. С одной стороны, конечно, Антону меньше парева, но с другой — это же кто-то смотрит, кто-то делает этому рейтинги, охуеть. Арсений, кстати, смотрит те серии, в создании которых участвует Антон — специально варит себе кофе под это дело и устраивает небольшой перерыв (будучи фрилансером, ага), а потом обязательно говорит, что именно шутки Антона спасли этот Титаник из говна и палок. Шасту до жути приятно, конечно, хоть и не особо понятно, зачем Арсу тратить на это время. Наверное, в этом и есть любовь. — Давай без этого, Тох, сам проебался. — Антон закатывает глаза на слова друга, продолжая сложно вчитываться в сценарий. Непонятно, правда, как сделать сюжет серии из разряда «омега даёт намёки о своей беременности альфе, а тот просто тупой» хоть немного более захватывающим, чем наблюдение за муравьиной фермой. Для Антона в такой ситуации всё предельно просто: ждёшь ребёнка — расскажи, не уйдёт же от тебя истинный, с которым вы уже десяток сезонов вместе проживаете один и тот же кринжовый день сурка. — Может, подъедешь к нам на техничку тогда? — Не, прости, братан, — винится Шаст вполне искренне. — Я закончу с эпизодом и домой, в магазин ещё заехать надо. — Постоянно забываю, какой ты у нас семьянин, — по-доброму хохочет Макар, — передавай привет Арсу тогда, скажи, что соскучились по его постному лицу. — Хорошо, передам, — усмехается Антон. — Я даже знаю, что он ответит. «А я по их отсутствующим выражениям на лицах и бестактности — нет». Они кратко прощаются, и Шаст, продолжая печатать одной рукой, идёт к столу; не хватало ещё уснуть на этом диване, как он это частенько делал раньше, наутро получая недовольные сообщения Арсения, который замерзал без Антона по ночам. Ему остаётся доработать не так много, но Антон прерывается на чай с мармеладными пчёлками, отрытыми из глубин пыльного буфета, куда обычно натаскивают всё от мятных пряников до уродливых шерстяных носков. За окном же постепенно занимается вечер, Арс всё ещё молчит, и Антон решает позвонить снова. Он же ничего не теряет. — Да, Антош? — раздаётся тёплый голос Арсения, и Шаст выдыхает сквозь зубы, уже желая высказать, что он думает по поводу тех пропущенных звонков, но понимает, что лучше не усугублять. Омега не звучит зло и обиженно, это тоже немного обнадёживает. — Напомни, какой кондиционер для белья нужен, — спокойно продолжает Антон и делает глоток чая. — Всё нормально, я уже сходил в магазин, можешь сразу ехать домой. Как работа? — Через пару часов, думаю, закончу, — тянет альфа, с тяжёлым вздохом стирая очередную реплику главной героини, чтобы превратить набор слов во что-то более смешное. — Люблю тебя. — Люблю тебя, — эхом откликается Арс, заканчивая вызов. Антон задумчиво пережёвывает подсохшую мармеладину, прикидывая, куда теперь ему заезжать за цветами, раз освободилось время, и почему вообще Арсений таскался в магазин, если не любит это дело, — может, думал, что Шаст не будет гореть желанием утруждаться после утра, но это же идиотизм. Как будто раньше они никогда не ссорились. Финальные правки Антон отправляет режиссёру с опозданием и явно сырые, потому что какими бы остроумными ни были картонки, они остаются картонками, а Шастун всё же не настолько гений, чтобы превращать говно в конфетку — не дорос пока, поэтому и шоу свои он ведёт только на ютубе, а не на телике в прайм-тайм. По вечерним пробкам он ползёт уже в тишине, включив печку, напевает под нос старые хиты ранних нулевых, сигналит тупящим водилам впереди — едет спокойно, потому что знает, где купит охапку пионов, главное довезти их целыми, а не смятым банным веником, как это было на одном из первых свиданий; тогда Арсений опоздал на встречу, бежал к машине и сел в неё почти на лету — прямиком на большой букет белых роз, смачно хрустнувший и просевший под его весом. Лицо Антона, судя по попыткам Арса не заржать, нужно было видеть. В цветочном магазине, отстояв очередь, Антон особо не церемонится, не соглашается на дополнительные приблуды и просит просто перевязать двадцать пять цветков лентой покрепче — всё равно ему ехать не так долго, а потом замечает стоящие сбоку одинокие суккуленты в пёстрых горшочках и молча добавляет на кассу один из них. Арсений может сколько угодно фырчать, но его буквально любит всё живое, в отличие от Антона, так почему бы не добавить к их скромному садику ещё одного жильца. Уже поднимаясь по лестнице на свой второй этаж, Шаст чувствует неясную тяжесть на сердце, пока в одной руке несёт букет, другой обнимая суккулент — в дверь он звонит носом, потому что доставать сейчас ключи из внутреннего кармана рюкзака будет слишком сложно. Арсений открывает ему почти сразу, и Антон пытается улыбнуться, но видит серьёзность и тень печали на лице своего омеги и в шоке прирастает к полу, не совсем понимая, чего ему ожидать — он же не сделал ничего такого. Или утренняя ссора стала для Арса последней каплей? Антон устраивает покупки на обувнице, чтобы проще было снять рюкзак, но он успевает разве что за пятки снять кроссовки, прежде чем напряжённая тишина разламывается, грозясь снести всё на своём пути. — Меня от тебя тошнит, Антон, — ровно говорит Арсений, глядя на альфу снизу вверх. — Я больше не хочу быть твоим парнем. У Антона сердце мгновенно ухает в пятки и разбивается, кажется — он сам не совсем понимает и только растерянно хлопает глазами, уже вроде бы сформировав в голове вопрос, но не имея смелости произнести его вслух. Но Арсений почему-то не складывает привычно руки на груди, как когда злится, не смотрит пронзительно и колко исподлобья, не уходит в другую комнату подальше от Антона, а лезет в карманы своего халата — его лицо вдруг озаряется мягкой улыбкой, и он протягивает Антону руки раскрытыми ладонями вверх. Альфа даже дыхание затаивает, окончательно теряясь. И только потом видит. Видит сначала полосочку положительного теста на беременность, всё ещё до конца не сращивая, но чувствуя, как глаза начинает щипать от подступивших слёз, и только потом замечает кольцо — мощную печатку с изящной гравировкой. Антон поднимает мутный взгляд на своего омегу, задавая тем самым молчаливый вопрос, повисший в воздухе между ними. — Ты станешь моим мужем? — спрашивает Арсений, широко улыбаясь, и Антона срывает окончательно после всех событий этого долгого дня — даже для него это немного слишком. У него горит лицо от стыда и смущения, но он ревёт, громко всхлипывая, и ловит испуганный взгляд Арса, который тут же бросается к нему в объятия, чтобы утешить. — Антош, Антош, ну ты что? — воркует ласково, утирая тыльной стороной ладони его слёзы, поднимается на носочки, чтобы поцеловать, и Шаст ловит его на полпути, отмерев, хватает в охапку и поднимает над полом, крепко к себе прижав. — Да, конечно, да, — шепчет Антон в горячую и сладкую омежью шею, чуть прикусывает пергаментную кожу и целует. Ему хочется шутливо возмутиться, что это было за выступление актёра погорелого театра только что, но в его мыслях впервые за день блаженная пустота, которую нет никакого желания забивать вопросами. Никакими вопросами, кроме одного-единственного и самого важного сейчас. — А ты… ты правда?.. — Да, родной, — Арсений кивает несколько раз, светясь, и тихо смеётся. — Уже восемь недель. Они совсем скоро станут родителями — Антон не думал и не ждал, почему-то казалось, что у них будет всё время мира, чтобы прийти к этому, всё распланировать и устроить; но недаром ведь говорят, что счастье приходит без стука — хотя в их случае оно скорее поскреблось котёнком в дверь, не давая шанса отказаться, юркнуло в щель и поселилось в их сердцах. Антон плачет, продолжая удерживать Арсения на руках, а тот лишь умилённо стирает слёзы с колючих щёк, не переставая шептать, как сильно его любит.