И ведьма рассказала мне, что через тридцать вдохов Душа перерождается, Но не сказала
сколько длится вдох души.
Если он, улыбнувшись, скажет, что всё хорошо, ты поверишь? Конечно поверишь. Ты всегда веришь ему. Он – твоя любимая игрушка. Серебряный рыцарь Джонатан. Ты – его любимая принцесса, несравненная, прекраснейшая. Ради тебя он прошёл все испытания и даже больше. Он должен был вытащить тебя из башни. Легко, будто никакие враги его не окружали и никакие чары не опутывали, останавливая, ломая доспех и стискивая кости под ним. И рыцарь справился. А я шёл за ним, отгоняя самые страшные чары. От тебя не отступились тёмные духи, и он последовал за тобой в их лес, разыскивая короля эльфов и более всего желая вырвать тебя из его мерзких лап. Он одержал победу над врагом и, с триумфом, вывез тебя из леса, не задавая никаких вопросов о твоих новых украшениях. Я ехал следом, оберегая вас от глаз полчищ врагов и всё больше ненавидел тебя, зная об этих побрякушках всё. Он – один из тех, кто не обвинил тебя в глупости, ни слова плохого о тебе не сказал, когда узнал, что сворованные тобой у эльфийской королевы кольца, браслеты и бусы, несут с собой смерть и боль для всего королевства. Не испугался проклятия и не повернул назад, ведя тебя сквозь колдовской туман к ведьме, которая легко могла убить и тебя, глупая принцесса, и серебряного рыцаря. Я освещал вам путь в этом тумане и молил ведьму о помощи, потому что лишь с магом она была готова говорить. Принял на себя твоё проклятие, потому что Джон умолял меня спасти тебя. И ведьма смеялась надо мной, исцеляя раны этого проклятия и рассказывая о возвращении мёртвых через тридцать вдохов души после смерти. «Сколько длится вдох души?» Тогда я не думал об этом. Он говорит, что любит тебя. Воспевает твои «пшеничные локоны» и «небесные глаза», записывает всё новые и новые рифмы на бумаге. Я учу его писать и читать рассказываю о рифмах и стихах. Он, несмотря ни на что, продолжит спасать тебя, принцесса, не обратив внимание на то, что беды и несчастья преследуют тебя по пятам. Королева эльфов не простит убийства своего мужа, и кошмар окончится лишь вместе со смертью убийцы… Ты иногда думаешь, что могла бы остаться с ним навсегда. Лишь бы он продолжал так же уверенно улыбаться и говорить, что всё будет хорошо. Но потом вспоминаешь, что он – лишь бродячий рыцарь со странными, серебряными волосами, и твоя мимолётная мечта рассыпается. Ты ждёшь своего принца, но даже не думаешь идти к нему сама. Ты расчёсываешь гребнем эльфийской королевы свои жёсткие, подобные соломе, волосы, и мечтаешь, что из темницы эльфийского замка вас выпустит принц из твоих глупых снов. Рыцарь смотрит на тебя, устроившуюся у него на коленях, чтобы не мёрзнуть на сырой земле камеры, не зная, чего хочет больше, снова вывести из заточения, снова спасти, или остаться вот так, в клетке, лишь бы быть рядом. Навсегда. Он, кажется, вовсе и не ждёт помощи. Ты, вероятно, тоже. Тебе снова кажется, что он мог бы стать твоим принцем. Или просто отбросить корону? Уйти из дворца? Но нет, принцесса Эллен. Ты слышишь шаги в темноте, вздрагиваешь, вдруг улыбаясь куда ярче, будто с надеждой. Но шаги эти принадлежат не принцу из твоих снов, а твой верный серебряновласый рыцарь не вздрагивает и не пытается защитить тебя от приближающегося. Джон всегда точно отличает мои шаги от всех остальных. Хотя они не отличаются от других шагов других людей, но он считает иначе. Ему известно, что это я. Пришёл вновь помочь вам, выручить из передряги. Ты неодобрительно, высокомерно смотришь на меня, считая трусом, прячущимся от опасности всякий раз, как она приближается, но мне, принцесса, наплевать на твои взгляды. Ты можешь сколько угодно звать меня трусом, но правда тебе не откроется никогда. О ней и рыцарь знать не должен. Это – моё личное дело, старая, детская глупость помноженная на время и безответную любовь. Вас обоих всегда волновали лишь мои чары и этого достаточно. Достаточно, чтобы легко получить твоё доверие, маленькая, наивная принцесса Эллен. Если он, улыбнувшись, скажет, что всё хорошо, ты поверишь. И ловушка защёлкнется. Твоей веры в очередное спасение достаточно, чтобы запустить чары. Королева эльфов не простит виновников смерти её мужа. Её гребень, нарочно оставленный мной у тебя, наполнится окончательно твоей верой в лучшее. Очень скоро яд проникнет в каждую клеточку твоего тела, полного этим чувством. Шаг за пределы замка королевы и тебя, прекрасная Эллен, озаряет вспышка рассветного солнца. Я остаюсь в тени и наблюдаю, как змея, неведомо откуда взявшаяся в твоих соломенных волосах, обвивает твою тонкую шею, впиваясь ядовитыми клыками в лицо. Твой крик пронзителен и долог, он заставил бы всё живое содрогнуться от ужаса и сострадания, но вокруг замка королевы эльфов жизни нет. А для меня куда ужасней его крик, вторящий твоему. Джон впивается пальцами в змеиный хвост. Смех эльфийской королевы оглушает меня на мгновение, разносясь над бесплодными землями. А принцесса хватает рыцаря за руку и в последнем, предсмертном порыве, впивается в сухие губы. Я вижу, как он оседает на землю, впиваясь в уже ядовитый рот своей возлюбленной принцессы ответным поцелуем. Надежда на лучшее? Что это? Что есть «лучшее», пропитавшее тебя, обращённое в яд, принцесса Эллен? Вера в безусловную любовь, которой безразлично, принц перед ней или ослиная голова? Мне было безразлично, что чувствует высокомерная принцесса. Она была лишь девушкой, ничего не знающей о клятвах и верности. И это – моя ошибка. Я падаю на колени около Джона и отдёргиваю его от обращенной в камень Эллен, прижимая к себе. Он улыбается, также восхищённо глядя сквозь меня, как раньше, когда рассказывал о ней дурацкими своими стихами, которые я всё равно любил. Я знаю, что всё уже бесполезно. Знаю, что никакие заклятия, противоядия, молитвы и просьбы не остановят яд в его жилах. — Эллен… Я не могу его остановить, не имею права прервать последние слова. Как бы не ненавидел её имя в его устах. И лишь на последнем его выдохе, когда её имя уже произнесено, припадаю к холодящим бездушностью камня губам, тщетно стремясь догнать увлекаемую глупой принцессой жизнь своего серебряного рыцаря. Снова пойти рядом. Но он уходит раньше, чем я успеваю дотянуться, не тронув ядом. Я мечтаю досчитать до тридцати и обрести утраченное снова. Тщетно. — Что ты сделал, мальчик? Как избежал проклятья? Я ясно видела надежду в твоей душе… Королева эльфов стоит позади меня и ей плевать на мой ответ. Она заносит кинжал, желая закончить свою месть за возлюбленного мужа, и ей неведомо, как я мечтаю о реализации её замысла. Но лезвие проходит сквозь меня, разрывая защитные чары, ткань одежды, саму плоть. Дырявит сердце, лишь причиняя должную боль, но не убивая. Теряя сознание, я знаю, что очнусь, когда мне разрешат, и расскажу так и не сумевшей меня убить королеве эльфов не слишком долгую историю. Историю о маленьком мальчике, сидящем над своим седеющим, таким юным, но таким смелым рыцарем, и приносящим свою вторую в жизни клятву. «Я, Дэйн Коэль, клянусь перед ликом Великих Богов, что не умру, если Джонатан Фэрансон умрёт раньше меня, и дождусь его возвращения в мир, сколько бы времени не пришлось ждать!» И я знаю, что королева эльфов будет смеяться надо мной ещё долго, что бы дальше ей не заблагорассудилось сделать с магом, обрекшим себя на страдания. Так же смеялись над мальчиком Боги, принявшие клятву ребёнка ради шутки и вероятно, проверки. Так смеялась и старая ведьма, прячущаяся в волшебном тумане, латавшая раны юноши, снимавшая не его проклятье. Мне не ведомо, что продлится дольше, их смех, или тридцать вдохов души моего серебряного рыцаря. Но я готов подождать. И, надеюсь, однажды его тёмные глаза посмотрят на меня с той же нежностью, с которой окаменевшие прошлые смотрят в небеса сейчас, когда я теряю сознание.~ Конец ~