декабрь, низкие дома и макароны.

снег осыпался осторожными тусклыми прядями, оповещая о том, что уже, вообще-то, середина декабря. телевизор не работает уже давно, а работал ли он когда-то, был ли не погрязнут в тонне пыли и белом шуме? в коридоре висит лишь пара курток с дырявыми карманами, в одной из которых, по счастливой случайности, лежит рублей сто, которые при находке будут казаться божей милостью в столь тяжелое время. пол жалостно и измученно скрипел, даже не давая надежду на бесшумный проход. небо, в такое особенное время, соблюдало палитру уже приевшихся, но тем не менее не противных тёмно-синих оттенков, оставляющих желание продолжать бессмысленный взор вдаль, лишь бы от рутины отвлечься. жёлтый свет сомнительно висящей лампы вяло и тускло показывал кухню с где-то порванными обоями, старой, вот-вот сломающейся микроволновки и плиты, которая так и указывает на то, сколько раз была использована и безжалостно испачкана. Игорь, тихо выдыхая, сидел на стуле. вернее сказать даже табуретке, когда-то сколоченной одним из родственников, имена которых сейчас лишь блекло отдавалось в, кажется, счастливых детских воспоминаниях. тех, в которых дедушка Мороз непременно подарит тот самый велосипед, который крутили по утренней рекламе перед походом в сад. в тех, где мир был покрыт продолжительной темной шторкой, которую ты даже и не думал открывать, ведь не твоя забота. в тех, где в нос ударяет свежий запах только что приготовленных любимой бабушкой блинчиков с вареньем. в тех, куда ты никогда и ни за что вернуться не сможешь, даже если очень сильно захочешь. пол в очередной раз заскрипел, выдавая нового человека, норовящего войти на заветную кухню. Шура имел особую улыбку, такую, какую специально повторить нельзя, лишь наблюдать и запоминать, после проворачивая в памяти раз за разом. - а я макароны принёс. такое обычное, даже ничем не примечательное действие, а улыбнуться Игорю хочется. то ли от глупости друга, то ли от своей. перешагнув небольшой, явно давным-давно залитый разными жидкостями и от того жесткий ковер, парень с яркими волосами прошёл к заветной микроволновке, всунув туда тарелку и повернув на минуту, мысленно молясь, чтобы еда хоть немного приобрела тепла и вкуса. громко хлопнув, кухонная техника начала своё минутное путешествие по кругу, не забывая сдавленно и по-мученически мычать. это может надоедать, если бы ты не привык к этому за долгие годы нахождения рядом с ней. услышав характерное "дзынь", Шура достал драгоценную тарелку и поставил на стол, прямо перед Игорем, а сам пододвинул к себе вторую табуретку и сел, не забыв перед этим достать вилку.мало кто назвал бы подобную атмосферу романтичной, но проживая в ней ты улавливаешь эту особую суть, которые понимают только те, кто был. был в старых квартирах, был в тусклой, синей зиме, был во всëм том, что называют юношеской Россией. Игорь хмыкает, но тарелку не отодвигает. наоборот, неспеша берёт пальцами вилку и зачерпывает макароны, сперва поднеся к носу и обнюхав. нет, не просроченные, да и шутки про хлеб ещё рано шутить... Шура смотрел ожидающим, затаëнным взглядом, глазами перемещаясь то от тарелки, то к рукам Игоря, держащим заветную вилку. пожевал, проглотил. даже не поморщился. и слов не нужно, ни взглядов, ни криков, ни стонов, ни указов. лишь продолжительные, бесмысленные взоры вдаль, которым уже и сопротивляться желания нет.