can't think straight

танджиро устал, до невозможности устал реветь ночами над единственной фотографией кёджуро: мятой, порванной с краю и сырой от слёз; утром делать вид, будто это не его руки сжимали пижамную рубашку в области груди, надеясь успокоить бешено бьющееся сердце, жгучий огонь в лёгких; стараться улыбаться искусанными в кровь губами; надеяться, что это пройдёт, успокоится. нет. зеницу подозрительно спрашивает, откуда у танджиро мешки под глазами, почему белок покрасневший? камадо выдавливает из себя улыбку и говорит, мол, бессонница замучила. канао, узнавшая об этом, с заботой отдаёт ему мешочек с какими-то успокаивающими травами; танджиро хочет съесть их все, даже не заваривая чай, чтобы забыться. танджиро часто сидит под любимым деревом ренгоку и смотрит на яркое солнце; искренне верит — это кёджуро освещает мир. камадо как-то раз говорит об этом вслух: иноске фыркает и обзывает его дураком, а зеницу смеётся. только вот танджиро не смешно. танджиро ходит в поместье пламени, старается помогать сенджуро по дому и заботиться о нём, потому что это младший брат кёджуро. брат, который чересчур похож на кёджуро, до боли похож. сенджуро много-много кланяется, говорит, что помощь камадо-сана не требуется, но танджиро лишь улыбается и треплет мальчика по солнечным волосам. таким же, как у кёджуро. танджиро исправно ходит на кладбище, где похоронены истребители, ищет глазами могилу с надписью «кёджуро ренгоку»; сдерживается, не плачет, когда с ним ходит незуко. он же сильный, он справится. «…зажги своё сердце!» но танджиро не справляется, ведь его сердце уже сгорело дотла. танджиро царапает ногтями запястья, потому что так легче — боль помогает успокоиться. носить летом длинное и плотное хаори странно, но все уже привыкли к таким закидонам. танджиро истошно кричит в подушку, сжимает одеяло до побелевших костяшек; стучит кулаком по полу, опять прокусывает язык. резкая боль, а после и вкус железа во рту отрезвляют мысли: танджиро почти удаётся поспать. танджиро понимает — это ненормально. все смирились со смертью кёджуро, даже сенджуро теперь уже начинает улыбаться и есть. танджиро старается не обращать внимания на мисо-суп, который сенджуро особенно понравился, потому что даже чёртова еда напоминает камадо о кёджуро. «мальчик мой, твои серьги-ханафуда воистину прекрасны!»; танджиро кусает руки, тянущиеся вырвать серьги, семейную реликвию, прямо с мочками ушей. вырвать, причинить себе больше боли. больше. нужно больше. нужно забыться. забыть. уйти в небытие. рано утром незуко зовёт старшего брата на завтрак, но не слышит ответа. она заходит в комнату танджиро, но в ней лежат только одинокая записка и мятая фотография умершего столпа пламени. «прости, сестрёнка, старший братик не смог. передай, пожалуйста, зеницу и иноске, чтоб ссорились поменьше; передай канао «спасибо» за заботу; навещай седжуро. я люблю тебя, незуко. прощай» позже бездыханное тело танджиро нашли в лесу недалеко от рельс, возле которых умер кёджуро ренгоку.

***

танджиро просыпается в белом помещении. слепо щурится — глаза болят от яркого света, такого непривычного после темноты леса. стоп. он же умер? так ведь? тогда почему он дышит и видит? может, его успели спасти? танджиро садится, морщится от предстоящей боли в спине, но её нет. ему так необычайно хорошо, почти также, когда они с кёджуро вместе пили чай в поместье пламени. танджиро закатывает рукава кимоно и с удивлением смотрит на собственные руки. на них нет тонких бледных шрамов, синяков и следов от зубов. парень проводит кончиками пальцев по тому месту, где раньше находился самый длинный порез. неужто это рай? он умер и попал в рай, ведь так? — камадо-кун. танджиро резко поворачивается; широко распахивает глаза, из которых тут же текут слёзы. кёджуро. ренгоку кёджуро-сан. прямо перед ним, стоит и мягко улыбается. — но вы… вы ведь… — погиб, да. кёджуро говорит об этом так спокойно, словно они вновь обсуждают сладости за чашечкой чая. танджиро поспешно вытирает слёзы, мочит рукав кимоно; ему хочется быть таким же спокойным, как и ренгоку. — это рай? — выдавливает из себя мальчик. кёджуро пожимает плечами и осматривает белоснежное помещение — наверное. мужчина садится на колени перед танджиро, зачёсывает его упавшую чёлку назад. камадо хватается за руку столпа: тёплую, загорелую; убеждается, что это настоящий ренгоку и вновь старается сдерживать слёзы. — почему ты здесь, танджиро? этот вопрос заставляет парня потупить взгляд и поджать губы. кёджуро непонятливо хмурится; улыбается и позволяет танджиро сжать его руку сильнее. — вы победили? — переводит тему, хотя прекрасно знает о исходе битвы — видел тут всех погибших. — д-да, — отвечает танджиро, — но многие погибли… — а ты? мальчик мой, ты явился сюда слишком поздно. что-то случилось? камадо не выдерживает — бросается в объятья, пачкает кимоно кёджуро слезами и соплями, громко всхлипывает и кричит. ренгоку не отстраняет парня, вместо этого он обнимает его в ответ; молча улыбается и гладит по бордовым волосам, стараясь успокоить. танджиро хватается за одежду столпа, утыкается в неё: знакомо пахнет костром. — я… я не смог! ренгоку-сан! я не выдержал! кёджуро удивлённо вскидывает брови, перестаёт улыбаться; смотрит на то, как камадо трёт покрасневшие глаза. — я убил себя. танджиро смотрит на ренгоку, ждёт упрёка и отвращения, потому что знает — кёджуро любил жизнь и не понимал тех, кто добровольно уходил из неё. мужчина смотрит серьёзно: хмурит брови, поджимает губы. — зачем? — я не смог жить без вас. кёджуро поднимает правую руку — танджиро инстинктивно закрывает лицо руками и жмурится, ожидая удара. но вместо боли он чувствует, как ренгоку мягко открывает его заплаканное и покрасневшее личико. — ты дурачок, танджиро-кун. — улыбается. — не нужно лишать себя жизни даже в таких обстоятельствах. умершие дорогие тебе люди попадают на небеса; они ждут тебя, но не так скоро. им будет приятно увидеть, как ты найдёшь свою любовь, обзаведёшься детьми, а после и внуками — проведёшь счастливую и полную красок жизнь. только после этого они будут готовы принять тебя. не стоит убивать себя, насколько бы печально тебе не было. это в высшей степени глупо. — простите… — выдавливает из себя танджиро, опуская голову низко-низко. — я думал, что смерть поможет мне, я… — смерть — не выход. — простите, — в который раз извиняется камадо; ему хочется спрятаться, уйти подальше от пронзительного взгляда ярко-жёлтых глаз. — я ведь… столько всего не успел сделать. кёджуро улыбается. — у тебя ещё есть время. камадо шокировано смотрит на мужчину; тот ложит руку на плечо парня и говорит: — тебе рано умирать. возвращайся обратно. танджиро, мальчик мой, тебя ждут там. камадо вновь хватается за руку кёджуро — его будто начинает тянуть обратно, назад, в мир живых. — но как же… как же вы, ренгоку-сан?! — я буду ждать тебя, — тепло отвечает мужчина, с каждым словом его голос кажется ещё тише. белый свет вокруг становится ярче, застилая глаза юного камадо. танджиро пытается кричать что-то кёджуро: прощается и обещает не умирать, но уши закладывает, словно он находится в толще воды. камадо сильно жмурится, а когда открывает глаза — видит много людей, стоящих над ним. руки нащупывают одеяло. танджиро фокусирует взгляд, но картинка рябит; чьи-то жёлтые волосы, голова кабана, заколка-бабочка, знакомые розовые глаза… камадо улыбается краешками губ. он дома. живой. «я буду ждать тебя». а танджиро будет продолжать жить.