Super Junior

Когда у Ли Донхэ во время репетиции внезапно звонит телефон, он не придает этому никакого значения и трубку не берет. Нельзя. Сейчас некогда. Иначе тренер около получаса будет нудеть и разоряться вместо того, чтобы продолжать репетицию. Этого никому не хочется. Через полтора месяца уже начало промоушена, а еще практически ничего не готово. Так много еще нужно сделать: как минимум записать еще пару песен, доснимать клип и отточить танец для заглавки. Так что разговаривать по телефону сейчас точно не время. К тому же лидер и их Вселенская Звезда так раздраженно смотрят. Очень уж не хочется попасть под их горячие руки. Ругаться ведь потом будут долго. По крайней мере, Ким Хичоль. Кажется, у него не очень хорошее настроение. Снова. Впрочем, ничего удивительного. После этого ему звонят еще несколько раз. Так, что приходится отключить телефон, чтобы никому не мешал. А потом… То, что происходит потом, не могло присниться Ли Донхэ и в страшном сне. О тех многочисленных звонках он вспоминает только вечером, когда они все возвращаются в общежитие и ему об этом напоминает сосед по комнате. Сосед, который даже представить не мог, что произойдет через пару минут. Один из главных танцоров, пытаясь натянуть штаны, не глядя, перезванивает, и через пару минут Хекджэ с ужасом видит, как Рыбка замирает на месте и из его ослабевших пальцев выскальзывает телефон, с глухим стуком падая на пол. А в следующую секунду и сам Донхэ начинает оседать туда же. Охнув, старший бросается к нему, пытаясь поймать и выяснить, что же произошло. Но ему ничего не отвечают. Хэ только мотает головой, плачет навзрыд и цепляется дрожащими руками за чужие плечи. — Хэ-я, Хэ-я, тише, — Ынхек крепче прижимает его к себе, так и оставаясь сидеть на полу. Потому что поднять того оказывается невозможно. — Тише. Ну что случилось? — шепчет срывающимся голосом. — Успокойся, Хэ-я. Ноль реакции. Кажется, младший совсем не видит его и вообще не понимает, где находится. И вот что с этим теперь делать? Видя состояние лучшего друга, Хекджэ по-настоящему пугается. Так, что чувствует, что его вот-вот накроет паника. По-хорошему нужно немедленно позвать Чонсу. Он ведь все-таки старше и, наверное, знает, что лучше делать в таких ситуациях. В ситуациях, когда кого-то накрывает истерика. Но… Надо-то надо, а оставить Фиши одного нельзя. Мало ли что может произойти, пока он будет бегать. Тупик. Впрочем, неожиданно лидер, а вместе с ним и все остальные сами прибегают буквально через пару минут в комнату главных танцоров. Окинув испуганным взглядом младших, сидящих на полу, Итык осторожно присаживается на корточки и тоже просто обнимает. А что тут еще можно сделать? По-другому такому горю не помочь. Просто быть рядом и держать одного из своих братишек покрепче. — Что случилось? — спрашивает Хекджэ, когда понимает, что младший все равно его не слышит. — Звонила его мама, — через чужое плечо, не глядя, отзывается лидер. — Сегодня утром умер его отец. Что ж, теперь все понятно. Ни для кого не секрет, что Донхэ был очень привязан к отцу, безумно сильно любил и почитал его. Больше, чем кого-либо. Разумеется, он прекрасно знал, понимал, что рано или поздно все закончится именно так. Все-таки его отец очень сильно болел, и врачи не давали ему шансов. Но то, что танцор знал, не значит, что от этого менее больно. Когда умирает родной человек, всегда очень больно. Скорбь всегда спутница смерти. Совместными усилиями мамочка, папочка и Хекджэ перетаскивают ушедшего глубоко в себя, переставшего плакать, но по-прежнему дрожащего Донхэ на кровать. Реук, прихватив с собой и Чонуна, потому что одному немного не по себе, убегает за аптечкой, Сонмин и Кюхен на кухню, не переставая спорить, что лучше принести, воду или коньяк, а Хичоль, Ханген, Шиндон, Шивон и Кибом просто стараются не мешать, оставаясь в стороне и не зная, чем тут можно помочь. Коньяк, вода и парочка успокоительных действительно помогают. Постепенно Донхэ начинает понемногу приходить в себя, окидывает всех собравшихся мутным взглядом и едва слышно, не переставая всхлипывать, просит уйти. Всех без исключения. Оставлять Фиши одного страшно и не хочется. Мало ли что может произойти. Но парни все понимают. Понимают, что он хочет побыть наедине с собой и своим горем. Поэтому Чонсу с сомнением, но согласно кивает, ставит на тумбочку воду и таблетки и знаком приказывает всем уйти. Мемберы Супер Джуниор так и поступают. Последним комнату покидает, что неудивительно, Ынхек, не сводя с младшего обеспокоенного взгляда. Вообще-то он совсем не уверен, что стоит сейчас оставлять Донхэ в одиночестве. Видно же, что ему очень плохо. Но Итык остается непреклонным. Приходится уйти, плотно прикрыв за собой дверь. Через три секунды изнутри щелкает замок. Впрочем, далеко старший все равно не уходит. Слыша из комнаты судорожные рыданья, он присаживается под дверью и начинает говорить. Просто чтобы Хэ слышал, что он не один, что есть тот, кто будет рядом с ним, несмотря ни на что. Он говорит обо всем, рассказывает, просит, не требуя никакого ответа. Главное, чтобы его слышал тот, кто сейчас находится в комнате. А на все остальное плевать. *** — Донхэ, Хэ-я, ты только, пожалуйста, держись, — боже, как же ему жаль этого милого ребенка. Вообще-то Ким Хичоль, местная гроза и Вселенская Звезда, всей душой ненавидит всякие нежности. Он просто ненавидит быть милым с кем-либо и для него крайне не свойственно. Только трем людям на самом деле разрешены фривольности по отношению к нему: Хангену, Кибому и с некоторых пор Донхэ. Как-то так получилось, что только с этими ребятами у него сложились особые и гораздо более теплые отношения. Если честно, он понятия не имеет почему так. Просто они вызывают в нем чувство спокойствия и побуждают быть самим собой. То есть не истеричкой и не Звездой. Поэтому сейчас Хиним спокойно стоит чуть в стороне от толпы людей, позволяя одному из самых милых тонсенов всея Супер Джуниор крепко обнимать себя, уронив голову на плечо. Как успокаивать даже самых близких людей, Хичоль понятия не имеет, не его это работа. Ну правда. Именно поэтому продолжает просто молча стоять, прижимая младшего к себе. Народу на кладбище не очень много, но он есть. Пока присутствующие на похоронах люди говорят прощальные слова, могильщики придают гроб земле. Ближе всего к месту похорон, что неудивительно, находятся Ким Кансук, только что похоронившая своего мужа, и лучший друг семьи Ли. В то же самое время Донхва, старший сын, не знает, как ему теперь разорваться. Вроде бы нужно оставаться рядом с матерью, которой очень плохо, но, с другой стороны, младшему брату он нужен не меньше. Краем глаза он находит Донхэ и, прикрыв глаза, облегченно выдыхает, понимая, что не так уж и сильно он там необходим. Хорошо, что у его братишки появились такие хорошие друзья, на которых можно положиться в любой ситуации. С участниками этой группы Донхва пока что знаком только шапочно, но чувствует, что им можно доверять безоговорочно. К огромному сожалению всех мемберов СуДжу в связи с внезапно возникшими съемками в каком-то супер рейтинговом шоу Хекджэ не смог приехать на похороны. Он правда очень и очень хотел, даже умолял, но компания оказалась непреклонна. Рейтинги. Не отпустили. И ведь с ними же не поспоришь. Главный танцор хотел приехать, разумеется, не потому что любит такие мероприятия. Да кто их вообще любит? Есть такие неадекватные люди? Но потому что его лучшему другу несомненно нужна помощь и поддержка. Что ж, к сожалению, ничего не вышло. Зато вместе со своим братишкой в Мокпо поехали Пак Чонсу, Ким Хичоль, Ким Енун и Чхве Шивон. Ну не могли они бросить одного из них в такой ситуации одного. Смерть близкого человека это, пожалуй, самое страшное, что может произойти. Наверное, присутствие главного танцора рядом гораздо больше бы помогло, но… Тут уж ничего не поделаешь. Работа есть работа. А у тех, кто работает в индустрии шоу-бизнеса, и подавно. Для айдолов работа всегда на первом месте. Разумеется, никто не ожидал, что в качестве жилетки Донхэ выберет их местную Вселенскую Звезду. Но еще больше их удивляет то, что сам Хичоль, ни капли не возмущаясь и не показывая, как сам он не любит подобного, с достоинством принимает это. Удивительно, но сейчас младший не плачет. Просто не может. После недели, проведенной в беспрестанных рыданиях, слез, кажется, уже совсем не осталось. По-хорошему стоило бы подойти к маме и брату, тоже сказать несколько слов и попрощаться нормально, но Фиши не может себя заставить. Потому что боится, что не сможет вынести слез матери и скорби на лице Донхвы, снова сорвется и разрыдается. Его всего трясет, словно в лихорадке. От слабости из-за недосыпа и недоедания. Но он все равно остается стоять на месте, прижимаясь к Хиниму. Хотя бы для того, чтобы элементарно удержаться на ногах. Приходится едва ли не повиснуть на старшем. — Я отойду ненадолго к миссис Ли, — шепотом говорит Чонсу, не сводя обеспокоенных глаз с дрожащих плеч. — Пожалуйста, не отходите от него ни на шаг, — кивает в сторону Донхэ. — Я быстро. Просто посмотрю, как она. На самом деле можно было бы и не говорить этого. Ну правда. Никто в здравом уме не решится сейчас оставить их Рыбку одного. Местный папочка молчаливой тенью следует за своим лидером, беспокоясь и о нем тоже, в сторону женщины, убитой горем, а Хичоль и Шивон остаются на месте, едва слышно о чем-то переговариваясь между собой. Так, чтобы младший не дай бог их не услышал. Ни к чему это. Впрочем, вряд ли Донхэ вообще в таком состоянии может что-нибудь услышать и увидеть, находясь где-то глубоко внутри себя и своей скорби. — Миссис Ли, примите наши соболезнования, — подходя ближе, Итык и Енун низко кланяются. — Мальчики, — отстранившись от сына, Ли Кансук обнимает их обоих по очереди, не переставая плакать. — Спасибо, что согласились приехать сюда вместе с ним, — она бросает быстрый взгляд на младшего сына. — Да о чем же вы говорите, миссис Ли?! — возмущенно вскрикивает Чонсу. Вскрикивает и тут же прикусывает язык, когда его руку сжимают чуть повыше локтя. — Он же наш товарищ, друг, почти что брат. Как мы могли отпустить его сюда одного, без поддержки? — печально улыбается. — Хэ-я один из нас. А близкие люди должны поддерживать друг друга в трудную минуту. — Спасибо вам большое за это. Спасибо, — женщины закрывает глаза ладонями. — Донхэ безумно сильно любил своего отца, — говорить становится все труднее. — Не представляю, как он переживет это. Я хоть и мать, но ничего не могу поделать. — Мама, — остановив ее, Донхва протягивает парням руку для пожатия. — Извините. Я знаю, понимаю, что у вас работа и все такое, но, думаю, ему будет лучше остаться на несколько дней в родном доме, — просить о таком неловко, но выбора нет. — Может ли кто-нибудь из вас тоже остаться? — Конечно, — быстро кивает Чонсу. Ну разве могло быть иначе? — К сожалению, Хичолю нужно будет сегодня вечером, а мне завтра после обеда вернуться в Сеул. Но Шивон и Енун обязательно останутся с ним столько, сколько потребуется. — Хорошо, спасибо вам, — Донхва кланяется, еще раз пожимает им обоим руки и возвращается к матери, а Итык с Канином, переглянувшись, возвращаются к оставшейся троице, готовясь снова успокаивать Фиши. А то, что это потребуется, никто не сомневается. *** — «Алло?» Говорят, что чаще всего беда никогда не приходит одна. Такие уж правила этого гребаного мира. Судьба, порой, такая сука. Очень уж любит она преподносить такие неприятные сюрпризы. Особенно тогда, когда совершенно этого не ждешь. Не успевают Супер Джуниор прийти в себя после смерти мистера Ли, как их всех ждет еще один страшный удар: по дороге из Мокпо в Сеул Ким Хичоль, чуть превысив скорость и не справившись с управлением, попал в серьезную аварию. Хорошо, что по трассе в этот момент проезжала женатая пара. Они-то и вызвали скорую и спасателей, увидев, что произошло. Без сознания и в очень плохом состоянии певца доставляют в ближайшую больницу, а потом они, узнав его, сообщают в СМ. Вообще-то по идее врачи должны были сначала позвонить родственникам пострадавшим, но не смогли вскрыть его телефон, чтобы узнать номер. Да уж. Хичоль просто мастер придумывать сложные пароли. Получив звонок от главного врача, менеджер не на шутку перепугался. Ну еще бы. По-другому и быть не могло. Особенно, когда один из его подопечных лежит практически в коме. И ты не знаешь, придет он в себя или нет. Когда менеджер, немного придя в себя и доехав до больницы, звонит Чонсу, чтобы рассказать о том, что произошло, тот бледнеет и с тихим стоном оседает на диван, так кстати оказавшийся рядом. Он чувствует, как впервые где-то внутри него поднимается липкий ужас. Это безумно страшно. Знать, что твой друг лежит в больнице на грани жизни и смерти, и ты ничего не можешь сделать. Да и вообще ты сейчас слишком далеко, чтобы его навестить. И что теперь делать? Как сообщить об этом остальным? Хорошо еще, что тем, кто остался в Сеуле, менеджер сам расскажет. Черт. Пожалуй, именно в этом минус роли лидера. Больше всего Итык переживает за Донхэ. Тот же еще от смерти отца не отошел, а тут такое. У них с Хичолем может и довольно своеобразные, но очень теплые отношения хена и донсена. Да он же просто с ума сойдет. Как бы сам в больницу не загремел, перенервничав. — Чонсу, ты в порядке? — вот в таком состоянии его и находит Енун, от удивления даже забывший добавить заветное «хен». — Эй, — приходится слегка толкнуть его в плечо, чтобы привлечь внимание. — Что еще случилось? — А? Енун-а… — лидер честно пытается сдержаться, но слезы сами собой наворачиваются на глаза. — Ну? Что такое? — несмотря на то, что Итык старше, Канин чувствует свою ответственность за него. Тот ведь приглядывает за тринадцатью детишками. Но кто присмотрит за ним самим? — Что случилось? — настойчиво спрашивает. — Енун-а, — Чонсу выдыхает, обнимает младшего за шею и утыкается мокрым носом ему в плечо. — Только что звонил менеджер-хен и… Хичоль попал в аварию и никто точно не знает, как скоро он придет в себя и, вообще, выживет ли. Услышав эти слова, на пару секунд Енун просто выпадает из реальности. Хичоль? В аварию? Неизвестно выживет ли? Несмотря на то, что со старшим они не совсем в близких отношениях, все равно становится страшно. Он сглатывает, обнимая своего лидера покрепче и не спуская глаз с силуэта в темном коридоре. Хуже и быть не может. Кажется, Донхэ тоже все слышал. Вон, как опирается о стену. Того и гляди свалится на пол. По-хорошему нужно кинуться к нему, чтобы не дать упасть. Но ведь сейчас не разорваться. На его плече все еще лежит всхлипывающий Итык, который тоже человек и не может всегда оставаться сильным. — Шивон! — приходится позвать помощника. Человека, который в любой критической ситуации всегда остается спокойным и рассудительным. — Что случилось? — местный Шисус появляется буквально через несколько секунд и с немым вопросом смотрит на старшего. — Енун-хен? — Хичоль-хен попал в аварию, — объяснять все подробно времени нет. — Налей Донхэ что-нибудь выпить и отведи его спать, — кивок в сторону коридора. — Как он? — охнув, Шивон бросается туда, поднимает младшего на ноги и, поддерживая его за талию, возвращается обратно. — Что произошло? — Плохо. Никто точно не знает, — вздыхает. — Менеджер ничего конкретного не сказал. Иди. Я постараюсь привести нашего бесценного лидера в порядок и, возможно, мы узнаем больше. Однако привести в чувства этих двоих оказывается не так-то просто. То есть почти невозможно. Пока Шивон и, услышавший крики и прибежавший ему на помощь, Донхва пытаются успокоить Донхэ, которого опять накрывает истерика, Канин отпаивает их мамочку валерьянкой, принесенной тем же Донхвой. Да уж. Впервые с Чонсу происходит что-то такое. Будучи самым старшим в группе да еще и лидером, он всегда старается оставаться сильным. Ради своих деток. Потому что если не он, то кто? Хотя, конечно, иногда ему помогают и другие ребята. Например тот же Енун. Или Йесон, который всегда старается взять на себя хотя бы часть этих обязанностей, а также Шивон и Реук. — Чонсу, успокойся и расскажи мне все, пожалуйста, — Енун немного отстраняет от себя лидера, заглядывая в его блестящие глаза. — Слышишь? Ну? Приди в себя! Что с Хичолем? — Не знаю, — где-то через полчаса валерьянка начинает действовать, и Чонсу выдыхает свободнее. — Около часа назад мне позвонил Джонхун-хен и сказал, что по дороге в Сеул произошла страшная авария, что Хичоля доставили в больницу и он сейчас находится на грани жизни и смерти, — он снова утыкается в чужое плечо мокрым носом. — Никто не знает, выкарабкается ли он вообще. Енун-а, я очень сильно боюсь, что… — Все, успокойся, — мягко улыбнувшись, поглаживает его по напряженной спине. — Хичоль-хен сильный. Он справится. Все будет хорошо. — Так, — кажется, Итык постепенно начинает приходить в себя. — Я… Я должен немедленно отправиться в Сеул, — говорит он, вставая с дивана. Вернее пытается. Ноги подводят, и лидер едва не падает. — Мне нужно поехать, да, стоит начаться собираться прямо сейчас. — Ты не можешь ехать один, — Енун тоже встает, поддерживая его под локоть. — Лидер-ши. Несмотря на то, что местный Енот старается держать себя в руках и оставаться сильным, он тоже очень переживает за одного из своих братишек. Да, Хичоль часто бывает язвой, стервой и монстром и, порой, с ним очень тяжело, все они все равно его любят. И он тоже, на самом деле, их любит. Хоть и не очень хорошо умеет это показывать. Поэтому сейчас действительно страшно. Когда один самых дорогих людей лежит в больнице, и врачи борются за его жизнь, будучи не в силах дать никаких прогнозов, становится очень страшно. Тем более если в этот момент ты не можешь оказаться рядом. — Кто-то должен остаться с Донхэ, — Чонсу аккуратно заглядывает в комнату, где спит младший. Вернее должен спать. Ли Донхэ сидит на кровати, укутанный в одеяло, и смотрит в одну точку перед собой. Рядом с ним, словно два охранника, сидят Донхва и Шивон, готовые в случае чего снова поймать его и не дть сорваться в пропасть. Если вдруг ему станет плохо. Что, между прочим, очень может быть. Заметив в дверях лидера, один из главных танцоров внезапно отмирает и, успокаивающе улыбнувшись брату, идет к нему. — Хен, давай завтра вернемся в Сеул? — умоляюще просит, заглядывая в глаза Итыка. — Но… — Наверное, в такой ситуации я должен остаться со своей семьей, но… — Донхэ виновато оборачивается к старшему брату. — Я не могу. Прости, пожалуйста, Хен. — Конечно, — Донхва быстро-быстро кивает, тоже успокаивающе и понимающе улыбаясь. — Езжай. Сейчас там ты нужен больше, чем здесь, — посмеивается, увидев удивление в глазах младшего. — Твой хен любит тебя, — и не понятно, о ком именно он говорит: о себе или о Хичоле. — Надеюсь, все будет хорошо. — Хорошо. Тогда завтра возвращаемся, — говорит Чонсу, кивнув младшему. — А теперь идем, — зовет за собой Енуна и Шивона. — Пусть братья побудут вместе. Правильно. Как бы там ни было, а у семьи Ли горе. И, по-хорошему, кое-кому действительно следовало бы остаться тут еще на какое-то время. Хотя бы на недельку. Или даже две. Чтобы побыть со своей матерью и братом. У них всех ведь большая трагедия. Человек, которого они любили умер, и теперь… Но Донхэ просто не может сидеть на месте, когда один из его хенов умирает. Да, помочь он ничем не может, но все равно. Сердце буквально разрывается на части и снова хочется плакать. Вот только танцор старается сдержать порыв. Хватит. Не стоит больше плакать. Иначе кое-кто будет очень сильно переживать. Донхэ снова возвращается на кровать, чтобы укрыться в объятиях брата, с которым теперь неизвестно, когда они увидятся вновь, и немного отдохнуть. *** Несмотря на то, что состояние Хичоля удалось стабилизировать, оно по-прежнему тяжелое. Очень тяжелое, по правде говоря. Он до сих пор находится в палате реанимации без сознания. Операция на переломанной ноге прошла вполне успешно, но пришлось вставить ему металлический штырь. Или даже парочку. Мемберы Супер Джуниор приходят практически каждый день. Приходят по одному или вдвоем и сидят, пока есть свободное время. Но чаще всего приходят, конечно же, Чонсу, будучи лидером, и Ханген, который, пожалуй, любит эту язву чуть больше, чем друга или брата. Немного больше, чем положено. В тот день, когда директор велел им всем срочно прийти в агентство и сообщил, что произошло, Ханген едва ли не отключился прямо там, на месте. Внутри него все мгновенно холодеет, и перед глазами все плывет. Наверное, если бы не Донхи, он бы точно упал. Они все были ошарашены произошедшим, но только он один чуть не умер от страха. На пару мгновений китаец вдруг представил, что будет, если Хичоль вдруг погибнет, и на глаза сами собой наворачиваются слезы. Хочется сразу броситься в больницу, но он прекрасно знает, что это невозможно. Во-первых, нужно дослушать, а во-вторых, что гораздо важнее, его никто сейчас к нему не пропустит. Так что… Выбора нет. Приходится оставаться на месте, при этом стараясь вслушиваться в чужие слова, призывающие его успокоиться и не волноваться. Но разве можно не пережевать, когда твой любимый вот-вот может умереть. То же самое и сегодня. Отстрелявшись на репетиции, Ханген сразу же несется в больницу, прихватив с собой плитку белого шоколада. Вселенская Звезда очень любит его. Чуть ли не каждый день покупает. Сегодня вместе с ним идет и Донхэ, все еще считающий себя виноватым в этом. Потому что… Хичоль ведь сначала не хотел ехать в Мокпо, но, наверное, впервые поддавшись умоляющим слезящимся глазам, поехал. Несмотря на то, что у него было много дел. А что теперь? Старший умирает в больнице и никто не знает, когда он придет в себя. И придет ли вообще. Оставив Донхэ снаружи, Ханген проходит в палату, кладет очередную плитку шоколада, садится на стул и берет чужую холодную руку в свою — теплую. Обычно он сразу начинает что-то говорить, просить, умолять очнуться. Но сейчас китаец просто молчит, внимательно вглядываясь в бледное застывшее лицо. Только бы все обошлось. Впрочем, даже если будет так, вряд ли Хичоль в дальнейшем сможет выступать на сцене. С его-то травмой ноги. Ханген вздыхает и роняет голову на его грудь. — Хичоль-хен, Хичоль-и, — едва слышно шепчет парень. — Не бросай меня, пожалуйста, я ведь не смогу без тебя, — слезы все-таки срываются с подрагивающих ресниц. — Я люблю тебя, очень люблю. Вообще-то фамильярничать с Вселенской Звездой не позволено никому. Если Хичоль узнает, будет верещать. Но сейчас… Тот ведь спит и ничего не слышит. Молчит. Интересно, как долго он еще пробудет в таком состоянии? А потом китаец чувствует легкое прикосновение пальцев к своей ладони. Вскинув голову, Ханген внимательно и с надеждой всматривается в его лицо, пытаясь найти хоть какие-то признаки жизни. Хиним пытается открыть глаза, но у него не получается. Ну оно и не удивительно. Столько времени пролежать без сознания. Наверное, стоит позвать врача, но Ханген остается на месте, боясь пошевелиться. — Ханген-а? — голос Хичоля едва слышен. — Что произошло? Больно. Очень больно. Все тело безумно сильно болит, особенно нога, а голова кажется и вовсе сейчас взорвется. По правде говоря, Хичоль очень плохо помнит, что именно произошло. Помнит, как утром попрощался с одногруппниками, как сел в машину, поехал. Нужно было торопиться в Сеул. Именно поэтому он гнал слишком быстро. А потом… Внезапный свет фар на пути, удар и ничего. Хочется снова заснуть и не просыпаться еще как минимум пару месяцев. Чтобы ничего не чувствовать. Потому что боль эта просто невыносимая. — Где я? — шепчет. — Ты в больнице, — Ханген осторожно обнимает старшего, стараясь сильно его не тревожить, но все равно слышит болезненный стон. — Прости, Хен. Потерпи чуть-чуть, я сбегаю за врачом. Пожалуй, действительно стоит кого-нибудь позвать. Хотя бы для того, чтобы кое-кого осмотрели и поставили ему капельницу с обезболивающим и какими-нибудь еще лекарствами. Хичолю ведь, похоже, очень плохо. Как бы он от боли в обморок не хлопнулся. А, между прочим, это очень даже возможно. Такой бледный… Примчавшийся на его зов врач, внимательно осматривает парня, меряет ему температуру, давление, действительно ставит капельницу и просит Хангена некоторое время не беспокоить пациента. Не хочется, но приходится подчиниться. Все-таки этому человеку виднее. Поэтому китаец кивает, слегка касается руки Хинима своей и выходит из палаты, спеша в общежитие, чтобы обрадовать ребят. *** — Хэ-я, Хэ-я, ну все, хорош, успокойся. Несмотря на то, что некоторое время назад Вселенская Звезда пришла в себя и сейчас ему значительно лучше, Донхэ до сих пор не может прийти в себя. Слишком много всего навалилось. Сначала безумно дикие тренировки при подготовке к камбеку, потом внезапная смерть отца, а теперь вот эта вот авария и изломанный Хичоль. Конечно, в этом никто не виноват, но… Не стоило просить их местную Диву поехать. Если бы не это, все бы с ним было в порядке. Хорошо еще, что брат с матерью очень понимающие. А могли ведь и не отпустить. Все-таки их отец и муж только что умер. Что бы не происходило в жизни артиста, а репетиции должны продолжаться. Никто не должен видеть, как ему сейчас плохо и больно. Даже если умер близкий человек. Но сейчас… Из-за всего, что произошло, Донхэ просто не может ничего есть. Он не чувствует ни вкуса, ни запаха еды и его сразу же начинает тошнить. Уже несколько дней танцор сидит только на воде. Парни, все без исключения, периодически пытаются в него что-нибудь впихнуть, но тот ничего не берет. Единственное, у Хекджэ один раз получилось скормить ему шоколадный батончик. Младшего потом так полоскало, что теперь он совсем ничего в рот не берет. Того и гляди свалится без сознания. Впрочем, может, это было бы и к лучшему. В больнице за ним бы присмотрели. Мысли в голове с катастрофической скоростью сменяют друг друга, и слезы жгут глаза. Надо бы успокоиться, но не прекращающаяся тошнота ни капли этому не способствует. Желудок, кажется, переваривает сам себя. Неприятное чувство. Хочется упасть и отрубиться на ближайшие несколько дней. Чтобы вообще ничего не чувствовать. Да, Хичоль пришел в себя, но его состояние оставляет желать лучшего. Донхэ так и не решился навестить его. Во-первых, потому что неимоверно страшно, что тот обвинит его в произошедшем. А во-вторых, безумно стыдно за свой внешний вид. Ну еще бы. Все это время он и не думал заниматься собой, не пренебрегая только необходимыми гигиеническими процедурами. И сегодня, когда остальные мемберы уходят на радио, тяжелые мысли снова захватывают Донхэ. Сначала все, вроде как, нормально. Оставаться одному в последнее время стало для него привычным делом. Это даже хорошо. Есть время спокойно посидеть и подумать обо всем. Главное не скатится в не нужные мысли. Например, как сейчас. Донхэ и сам не понимает, как, каким образом, голову снова заполняют воспоминания, которые он старался загнать как можно дальше. Не получилось. В этих воспоминаниях отец улыбается ему, держит его за руку, просит следовать за своей мечтой и стать великим артистом. Но есть еще кое-что. Фиши чувствует, как кожу на его щеках снова стягивают соленые дорожки слез. Его отец ведь так сам мечтал стать артистом и мечтал увидеть своего сына на сцене. К сожалению, не успел, болезнь свалила его раньше. И теперь уже никогда не увидит. Кажется, новая истерика не за горами. Ему плохо. Очень плохо. Хочется чего-нибудь выпить. Желательно чего-то покрепче. Или оказаться в чужих теплых объятиях. Интересно, когда ребята вернуться? Без Хекджэ совсем тоскливо. Пожалуй, пока есть свободное время, нужно сходить навестить Хичоля в больнице. Донхэ единственный, кто еще не был у него. А надо бы. Это ведь все случилось отчасти по его вине. Если бы он так не плакал, не кричал, старший бы не поехал с ним в Мокпо. У Хинима были и свои дела, из которых тому и пришлось сорваться раньше. Черт. Надо, надо, но Хэ не может пойти туда один. Тем более в больнице скорее всего находится Ханген. Он вообще оттуда не вылезает. Целыми днями сидит рядом, держит за руку и говорит говорит, говорит. Вообще-то танцор не знает наверняка, но почему-то ему кажется, что Ханген во всем обвинит именно его. Глупо, конечно, но Донхэ никак не может убедить себя в обратном. Впрочем, все это совсем неважно. Нужно все-таки зайти в больницу. — Хэ-я, как ты? Правда в том, что один из главных танцоров никак не ожидал, что Ханген внезапно вернется в общежитие и сам с ним заговорит. Тот ведь должен сейчас быть в больнице. С того самого дня он там проводит практически все свободное время. Иногда и не свободное тоже. Или там, или на репетиции. Так что не совсем понятно, как и почему он вдруг тут оказался. Корейский Хангена все еще оставляет желать лучшего, но он правда очень старается. И о своих младших и старших товарищах хорошо заботится. По крайней мере, старается. Особенно о Хичоле. Со Вселенской Звездой у них вообще своеобразные, но очень теплые отношения. — Ханген-хен? — удивленно вскидывает голову Фиши. — Что ты здесь делаешь? — Разумеется, пришел попроведовать тебя, — тепло улыбается китаец. — Хичоль-хен очень беспокоится о тебе. — Хичоль-хен? — Донхэ тут же немного оживает и в порыве чувств, вскочив, хватает старшего за руку. — Как он там? Что говорят врачи? С ним все будет хорошо? Вздохнув, Ханген аккуратно отцепляет от себя чужие пальцы, заставляет корейца снова опуститься на кровать, а сам присаживается рядом. Похоже этот пацан действительно сильно переживает. Правда пока что немного непонятно, почему тогда он в таком случае он до сих пор не наведался в больницу? Хотя… Ему ведь сейчас чуть ли не тяжелее всех. Бедный парень. Хангену и правда жаль его. Очень и очень жаль. И в том, что произошло с Хичолем, он его ни капли не винит. В этом никто не виноват. По крайней мере, точно не местная Рыбка и гроза техники. — Для начала, пожалуйста, успокойся, — на губах его по-прежнему держится легкая улыбка. — Не нервничай, Хэ, — заметив, как начинают подрагивать руки младшего, Ханген осторожно сжимает их. — Послушай, почему бы тебе не навестить Хи? — Я не знаю, захочет ли хен меня видеть? Ну что за глупая Рыба в самом деле?! Вот интересно, с чего это он вдруг решил, что Хичоль не должен хотеть его увидеть? Неужели чувствует свою вину из-за аварии? Но это же глупо. Да, старший ехал из Мокпо, куда смог вырваться всего на полтора дня из-за плотного графика. И, да, поехал туда он исключительно ради Донхэ, которому требовалась помощь и поддержка. Вот только в том, что случилось, виноват точно не один из главных танцоров. Такого ведь никто не мог предвидеть. А тем временем Хи, все еще беспокоясь, продолжает спрашивать о нем. — Пойдем, — Ханген резко подрывается с места, заставив младшего вздрогнуть. — Хи будет рад тебя видеть, так что идем скорее. Ты должен сходить к нему. Тем более, если чувствуешь вину. И почему-то Донхэ вдруг не находит слов, чтобы отвертеться от похода. Старший ведь прав. Во всем прав. Сейчас Хичоль лежит в больнице и до сих пор неизвестно, сможет ли когда-нибудь вернуться к групповой деятельности. Вдруг он больше не сможет танцевать. Судя по рассказам парней травма ноги у него довольно серьезная. Кажется, Чонсу говорил, что ему в ногу должны вставить железный штырь. Чтобы кости правильно срослись. И даже это не дает полноценной гарантии. Кто знает, чем все это закончится. Именно поэтому Фиши все-таки решается последовать предложению, надеясь только на то, что Ханген прав, и его не попросят уйти из палаты. *** — Хэ-я, ну наконец-то! Когда Ли Донхэ, подталкиваем сзади китайцем, осторожно приоткрывает дверь и заглядывает в палату, Вселенская Звезда, которая до этого, кажется, немного задремала, резко распахивает глаза. На его лице гримаса боли, смешанная с беспокойством. Увидев младшего, Хичоль облегченно выдыхает и тепло улыбается. Это редкость на самом деле. Ни для кого не секрет, что тот в принципе не большой любитель за кого-то так сильно переживать. Только за Кибома, за которым нужен глаз да глаз, пару раз. — Хичоль-хен, как ты себя чувствуешь? — пряча глаза, спрашивает Хэ. — Прости, что так долго не приходил. — Все хорошо, — попытки привстать оказываются тщетны. — Присядь-ка, пожалуйста, — Хиним похлопывает ладонью по кровати около себя. — Как ты? Все нормально? — Да, хен, все хорошо, — решившись, Донхэ наконец-то вскидывает голову. — А мне тут одна птичка напела, что ты не посещаешь репетиции и вообще не выходишь из общежития, — усмехается. — Что такое? — Хичоль не сразу замечает потухший взгляд. — Хэ-я? Ну? — Ну да, — младший обреченно вздыхает. — Я не мог найти в себе сил, чтобы куда-то пойти, — признается. — Мне было страшно. И больно. Да и танцевать и петь сейчас настроения нет, — в носу начинает свербеть. — Сначала отец, а потом… Ты ведь попал в аварию, возвращаясь из Мокпо. Если бы не это, то… Поскольку авария произошла не так давно, Вселенская Звезда действительно чувствует себя неважно. Голова раскалывается и немного подташнивает от боли. Не помогают даже обезболивающие. И морфин. Ну еще бы. С такими-то травмами и переломами. Удивительно, как он еще в сознании после такого. Видимо слишком сильно хочет жить и выступать. По правде говоря, общаться с кем бы то ни было не очень хочется. Разговаривать тоже больно. И с кем другим Хичоль не стал бы. Просто попросил бы уйти или выгнал бы. Разумеется, всех кроме Хангена. Этого китайца он готов видеть хоть каждую минуту. Его присутствие рядом немного, но помогает не скатываться в депрессию. — Все нормально, Хэ-я, — от недавно влитого снотворного хочется спать, но Хичоль всеми силами старается держать глаза открытыми. — Не переживай ни о чем, пожалуйста. От судьбы не убежишь, — Хиним устало вздыхает. — Я жив, и это главное. — Но ты ведь так сильно пострадал! — вскрикивает Донхэ, закрывая глаза ладонями и всхлипывая. — Успокойся, Ли Донхэ! — несмотря на боль, приходится повысить голос. — Успокойся. Все в порядке. Главное, я остался жив. А все остальное неважно, — Хичоль поудобнее укладывается на подушки. — Хэ, извини, пожалуйста, я очень устал. — Да, конечно, — только сейчас младший спохватывается и вспоминает, что находится в больнице возле тяжело раненного товарища. — Прости, хен, я уже ухожу, — он начинает быстро собираться. — Если ты не против, я загляну еще на днях? И за меня не переживай. Со мной все будет в порядке. Хоть Донхэ и говорит так, его взгляд утверждает обратное. Он пытается через силу улыбнуться, но получается так себе. Выходит какой-то кривой оскал. Впрочем, оно и не удивительно. В такой ситуации едва ли возможно продолжать улыбаться. Сначала пусть и не внезапная, но смерть отца. А потом еще и эта трагедия с Хичолем. Хорошо хоть жив остался. Если бы с ним что-то случилось, Фиши вряд ли бы выдержал. Точно бы оказался в больнице с каким-нибудь сердечным приступом. Или в дурке. С жестокой депрессией например. — Все, хен, пока, — уже взявшись за ручку двери, Хэ снова оборачивается. — Увидимся позже. Дня через два-три я снова зайду. Можно? — Заходи, конечно, — Хичоль снова едва заметно улыбается. — Хэ-я, подожди, пожалуйста, пару минут в коридоре. Не уходи один. Как бы не хотелось Диве остаться один на один со своим любимым китайцем, отпускать Донхэ одного немного страшновато. Мало ли что с ним может произойти по дороге. Он, конечно, уже не маленький мальчик, но все же. В последнее время на него столько всего навалилось. Вдруг что-нибудь еще произойдет, и у их Рыбки сдадут нервы. Снова. Нет. Нельзя его пока что оставлять одного. Удивительно, как еще мемберы не побоялись оставлять в общежитии без присмотра. — Ген-а, — когда Донхэ, кивнув, выходит за дверь, внутрь тут же просачивается Ханген. — я бы хотел, чтобы ты остался тут на подольше, но у меня к тебе есть маленькая просьба: проводи, пожалуйста, Хэ обратно. Я беспокоюсь за него. — Хорошо, — младший осторожно целует его в лоб. — Я отвезу его. Не переживай за него и сам хорошенько отдохни. Я завтра еще зайду, — улыбнувшись, он кивает, прикасается губами к чужим сухим губам и тоже скрывается за дверями палаты. *** — «Значит, ты все-таки решил вернуться в строй?» Не зря говорят, что первый раз самый трудный. Это касается абсолютно всего. Стоило только один раз пересилить себя и прийти в больницу, стало гораздо легче. Тренировки он правда все равно посещать отказывался, не находя в себе для этого достаточно сил. Но хотя бы стал периодически выбираться из общежития. Да и в принципе стал немного повеселее. Это уже хорошо. Впрочем, через пару месяцев, кажется, все начинает совсем налаживаться. Поначалу Донхэ просто приходит в компанию, не принимая участия в тренировках. Потом постепенно в один из дней во время перерыва включает музыку и начинает двигаться под нее. Ну а на следующий день вдруг внезапно занимает свою позицию в танце. Ну а вечером ему звонит Хичоль, которого не так давно все-таки отпустили из больницы домой. — «Да, хен. Я решил, что уже пора. Сколько можно отдыхать?» — «Ну и хорошо. Я рад, что ты принял такое решение. Будь осторожнее на тренировках». — «Обязательно, хен. Не переживай за меня и отдыхай побольше. Теперь все будет хорошо». — «Да. Все будет хорошо».