Poison

      — Проходите, пожалуйста.       — Благодарю, синьор Периколо.       Дверь бесшумно закрывается.       Бруно Буччеллати изящно выпрямляется из вежливого поклона и тут же осматривается в новом месте. Он в просторном кабинете, но кроме него нет ни единой души. На кожаной столешнице широкого стола лежит несколько папок, обложка верхней чиста, а трогать остальные Бруно не собирается. Здесь богатая библиотека, так что будет лучше отойти от двери и окна и пробежаться взглядом по корешкам. Усмехнувшись обложке Кодекса Серафини, Бруно изучает соседние полки и задерживается напротив собрания медицинских атласов.       Разглядывая фолианты, Бруно пытается понять, что же здесь не так. Комната тиха и спокойна, но сам он отнюдь не расслаблен. В руках и ногах ощущается легкое покалывание. Это волнение? Это станд? Вряд ли его пригласили сюда для расправы, так что сейчас нужно просто собраться и успокоиться.       Он прошёл через многое, Польпо всегда был доволен его исполнительностью и уверенностью в действиях, наверняка и сейчас ему предстоит сложное, но выполнимое задание. Для начала просто беседа… вот только с кем беседовать?       Блик на отполированной дверце шкафчика рядом с книжными полками мимолётом перекрывает лёгкая тень, и Бруно резко поворачивается.       Второй гость возникает ниоткуда, и теперь возле окна возвышается человек в тёмной одежде. Бруно щурится, прикидывая дальнейшие варианты, и пока их не очень много…       — Бруно Буччеллати? Добрый день. Ризотто Неро.       Ризотто Неро! От всеведающего Польпо Бруно знает, что перед ним настоящая машина для убийств. Жестокий, безжалостный, расчетливый… Если бы Бруно не доверял Польпо и Периколо, которые предупреждали о том, что его ждёт всего лишь беседа, возможно он бы почувствовал страх. Но вместо этого им овладевает азарт и любопытство: о чём же с ним будет говорить этот опасный человек?       Покалывание в теле усиливается. Может так проявляет себя интуиция, напряжение или адреналин, но Бруно не боится. Бежать глупо. Бить пока тоже. Значит — замереть и изучать ситуацию, и самого собеседника в частности.       Пока Ризотто стоял напротив окна, свет очерчивал только его фигуру. Теперь он поднимает лицо и делает несколько шагов навстречу. Он сохраняет дистанцию, но даёт Бруно себя рассмотреть и показывает, что настроен он мирно.       Бруно поражен: с виду Ризотто холоден. Этот огромный мужчина кажется вылитым из металла, впечатление усиливают заклепки на ремнях его одежды, металлические шарики, украшающие его головной убор, и виднеющиеся из-под него светло-серые, с металлическим же блеском волосы. В те короткие моменты, когда Ризотто движется, он словно ртуть, и удивительно, что такая махина перемещается так грациозно. Когда же он стоит, внимательно прищурившись, то кажется стальным.       И какой же контраст этому молчаливому спокойствию составляют его глаза! В густой кайме светлых ресниц на фоне черных склер расцветают красные ирисы, и Бруно кажется, что горящий в них огонь может сжечь всё.       Даже его решимость оставаться храбрым и невозмутимым.       Глаза по-прежнему непробиваемого Ризотто словно мечут искры, и Бруно думает — не от этого ли взгляда пробегают мурашки по спине (Соберись! Не показывай!)? Нет, не похоже, что Ризотто собирается причинять ему вред, скорее изучает. И… и ему нравится то, что он видит?       Бруно чувствует себя участником странного эксперимента. Он словно загипнотизирован пламенем в глазах Ризотто, этой скалы… нет, вулкана! Сейчас он спокоен, но Бруно понимает, что за этим хладнокровием скрывается сила. Этот человек опасен, но как же он восхитителен! Природная, звериная мощь, подчиненная разуму, вызывает у Бруно уважение и …желание?       Быть как Ризотто. Быть невозмутимым. Прятать эмоции. Не показывать, что внутри тоже разгорается пламя… пламя другого сорта. Бруно столько следил за собой, так старался контролировать свои слабости, что теперь, встретив человека, овладевшего, как ему кажется, этим умением в совершенстве, он восхищен.       Бруно знает, что может собраться и заставить себя сохранить трезвый рассудок. Но как остро покалывание во всем теле, как хочется сделать шаг вперед и склонить голову перед силой Ризотто! Выставить напоказ беззащитную шею, признавая его лидерство... Он несомненный вожак, и инстинкты толкают Бруно показать свою покорность. Возможно это еще одно испытание на доверие, и да — он доверяет Ризотто Неро!       Остатки разума еще держат его на месте и пытаются сопротивляться пронизывающему алому взгляду, но как же сильно желание шагнуть навстречу. По старой привычке Бруно прикусывает губу, чтобы отвлечься на боль, пусть и несильную. Это его испытанный способ глушить неуместные эмоции.       Бесполезно. Его бросает в жар, по коже стекает пот, а губы пересыхают. Он хочет ответить, спросить, что же тут происходит на самом деле, но не может даже обратиться к Неро. А уж призвать станд для Бруно сейчас задача немыслимой сложности.       Что за отрава завладела его телом, и почему несмотря ни на что Бруно нравится это ощущение?..       Ризотто Неро вступил в Пассионе пару лет назад. Одним из первых его заданий стало устранение небольшой, но ретивой группы молодчиков, вообразивших, что они могут кинуть вызов могущественному боссу Пассионе и ухватить кусок из кормушки наркотраффика. Кроме того, эти ребята несколько лет точили зуб на одного способного парнишку, работавшего на Польпо. Вроде как он убил их корешей… или поставку сорвал… Не важно. Преданных людей Пассионе не бросает. Звёзды сошлись, и в центре их путей мрачным жнецом смерти встал Ризотто Неро.       Тот заказ Ризотто выполнил, и зарекомендовал себя прекрасным исполнителем: не только устранил дерзкую цель, но и сделал это так, чтобы было ясно — с Пассионе шутки плохи. Потом были ещё заказы, и ещё, и снова… Со временем ему даже предложили собрать собственную команду. Польпо, по каким-то своим личным причинам заинтересованный в зарождающемся отряде, помог в подборе кадров с подходящими стандами, дипломат Периколо с благословения Босса организовал место, и вот оно, собеседование…       Ризотто исполнитель, и прежде всегда работал в одиночку — но влияние Пассионе растет, и один он уже не справляется. Что ж, возможно поддержка ему и не помешает. Нужно познакомиться с предложенными кандидатами и выбрать того — или тех — кто станет его командой. Опыта отбора у Ризотто нет, но он полагается на опыт хитрого Польпо и на свои инстинкты. Раньше они его не подводили.       Итак, маскировка сброшена. Юноша тоже изучает его, и, похоже потрясен: застыл на месте и только сверкает ярко-синими глазами. Ризотто знает, какое впечатление может производить: даже посторонние люди частенько смотрят на него с ужасом, либо избегают даже заглянуть в черно-алые зеркала его души. Но во взгляде Бруно Буччеллати Ризотто не видит ни страха, ни отвращения. Бруно глядит на него с искренним интересом. Ризотто трудно подобрать название для чувства, которое излучают его глаза, но он чувствует, что проникается симпатией к юноше.       Молодой, способный. Периколо врать не будет и приукрашивать тоже. Ризотто прибыл первым и, прикрывшись стандом, немного понаблюдал за Бруно. Тот огляделся, прикинул обстановку, начал изучать книжные полки. Многие названия с разноцветных корешков ничего не говорили Ризотто, но вот Буччеллати, похоже, понимает, что собрано в этих шкафах.       Худощав, но скорее всего еще раздастся, а вот руки с мощными ладонями и крепкими пальцами уже сейчас выглядят сильными. Ризотто не сомневается — Бруно может убить, и убьёт, не раз.       Сейчас, когда они стоят лицом к лицу, Ризотто может рассмотреть его в деталях. Глаза ярко-синего цвета, который так ему нравится, сверкают из-под гладкой темной челки, но внимание Ризотто приковано к припухшим губам, которые словно пытаются произнести… его имя?       Ризотто не понимает, как его мир сужается до этой точки. Губы человека, с которым он общается первый раз в жизни, губы, с которых ни звука еще не сорвалось. Верхняя чётко очерчена, нижняя пухлая, с маленьким пятнышком чуть более тёмного оттенка справа — наверное, Буччеллати часто закусывает её с этой стороны. Можно представить, что же способно довести его до такого состояния.       Нет, так смотреть просто неприлично, и Ризотто переводит взгляд, но всё, от неяркого блеска золота в темных волосах до тонких черных вензелей на груди, притягивает внимание и крепко вбивается в его память. Между кружевными линиями дрожит капелька пота — Бруно взволнован, да и самому Ризотто не легче. В комнате становится жарко, и этот жар расходится волнами, растекается по телу, заполняет собой. Одежда становится тесной...       — Ну же, — думает Ризотто, — скажи хоть слово! Сними наваждение!       — Ризотто Неро…       Последний звук Бруно выдыхает так, что Ризотто ощущает себя расплавленным драконьим пламенем. Весь его станд словно рвётся на звук этого голоса, заполняя кровь множеством иголочек. Больше Бруно ничего не говорит, и Ризотто не может понять, почему он молчит. Что сделать, чтобы снова услышать свое имя на таком волнующем выдохе? На секунду мелькает мысль наслать Металлику на Бруно, ведь тот стоит так близко… Пусть кровь маленькими колючими стимулами подгонит его еще ближе, пусть заставит его выдыхать, выкрикивать, стонать имя Ризотто снова.       О Мадонна, да что же это с ним такое? Что превратило его кровь в струящийся по венам яд? Почему его мысли крутятся вокруг юноши с сапфировым взглядом и притягательными губами? Ризотто должен думать о задании, о своей будущей команде, но дальше дуэта с Буччеллати, причем в весьма недвусмысленных ситуациях, его мысли идти отказываются. Вот тебе и хладнокровный ликвидатор! Растёкся как воск, расплылся как мороженое в жаркий день!       И все же Ризотто заставляет себя собраться: выдержка — друг убийцы, а разум — лучший антидот. Он подавляет разбушевавшуюся Металлику, с усилием отправляет на задворки сознания мысли о предполагаемом ощущении от поцелуя Буччеллати и том, во что это может перерасти. Делает глубокий вдох, так, что ремни на груди врезаются в кожу — как будто так же, одним движением тренированных мышц, можно разорвать незримые цепи. И когда он снова говорит, его низкий голос звучит как всегда спокойно и невозмутимо:       — Расскажи мне о том, как ты убивал, Бруно Буччеллати.