Отродье

      «Абонент временно недоступен» — слышится по ту сторону вызова, и он в очередной раз откладывает телефон на стол. Тяжёлый, хотя, наверное, правильнее сказать «Нервный», выдох. Пять минут и снова попытка дозвониться. Двадцать вторая по счёту. Никто из них не мог себе представить, что эта «игра-однодневка» выльется в такое. Казалось, всё шло идеально ровно: вот Дазай, пьяный в хлам, набирает номер Огая; рыдая, изливает ему душу и молит пустить его на ночь; до утра ведёт себя «Как положено». Мори широко улыбается, прикрывая эту улыбку рукой и не смея даже думать о лишнем движении в помощь Осаму; он просто наблюдатель, ждущий, когда же начнётся самое главное шоу этого вечера. — Пожалуйста, — хрипло выбивает из себя Осаму, стоя на четвереньках и упав головой в ноги Огая. — Твоя взяла.       Брюнет изо всех сил старается сдерживать лишние хлюпающие звуки, сделать всё «Как нужно». Так, как хочется именно Огаю. Дазай прекрасно знает, что в голове Мори, но не может представить, как ему это выполнить. Театр молящего о пощаде Дазая, не решающегося действовать, со временем, конечно же, наскучил Мори. — Встань, отродье, и повтори всё то же самое, но с улыбкой на лице, — Огай поддевает лицо Осаму кончиком туфли и заставляет его поднять голову вверх. Прежняя улыбка Огая сменилась на подступающую злость. — Ну же. — Я хочу остаться с тобой, — губы Дазая дрожат, глаза начинает жечь от слёз. Перед глазами, кажется, начинает проноситься вся жизнь, жаль только, что не его, но не менее родная и близкая. Дазай чётко понимает: не сделает сейчас самостоятельно, сделает другой через силу, а позже всё равно заставят и Дазая. — Господин…       Мори ждёт терпеливо, когда Осаму выдавит из себя эти три блядских слова, которые он ждёт от брюнета который год подряд. Терпеливо только потому, что понимает, в какое положение он вогнал Дазая и помнит, в каком положении был сам. — Почему именно я? — Дазай срывается с пути. Ему не то, что не хочется это произносить, ему мерзко. Как никогда мерзко от обстановки, от себя, от него. — Угадай, — Огай наклоняется ближе к Дазаю, мягко касаясь ладонью тёмных волос на макушке, запуская в них пальцы. Старается быть нежным, но туфлю из-под подбородка Осаму так и не убрал; наклоняет голову чуть вбок и внимательно наблюдает. — Не ответишь, я прикажу выбить ему все зубы до единого.       Мори говорит нежно, будто Осаму уже произнёс те самые слова, что он так жаждал услышать, а после стирает с щеки Осаму слёзы. — Или выдавить глаза, — приближается почти вплотную к губам Осаму, выдыхая и поглаживая младшего по волосам. — Представь: от них не останется ничего, никто никогда не сможет в них заглянуть. И он тоже ничего…       Осаму резко подрывается, сокращая расстояние между собой и Мори, заставляя Огая заткнуться хотя бы на минуту. Поцелуй получается мерзким для Дазая и желанным для Огая; Мори осторожно, как в благодарность за смелость Дазая, обхватывает его лицо двумя руками, лишь бы только он не отстранялся, и углубляет поцелуй. На удивление, Мори нежен. Но Осаму знает: дёрнется и полетит к чёрту вся эта доброта. — Вот видишь, — Мори отстраняется, как только Осаму дёрнул рукой в попытке отстранить от себя Огая. Пока что заслужил. — А теперь, повторим ранние команды.       По шее Дазая пробежалась неприятная дрожь, как только Мори коснулся её, притягивая Осаму ближе к себе. Хотелось плюнуть ему в лицо, но Осаму сдержал свой порыв, только послушно выпрямляя спину и кладя руки на колени старшего. — Снимай, — Мори протянул Дазаю свободную руку, поднося ту ко рту младшего. — Всё-таки, ты заслуживаешь.       Осаму закрывает глаза, представляя на месте Мори другого человека, после зубами цепляет край перчатки на запястье и осторожно стягивает с чужой руки ткань; после этого не смеет выпустить её изо рта, но и глаз не поднимает наверх. Ждать пощады бесполезно. Огай сразу же проводит ладонью по щеке Дазая, медленно отпуская чужую шею. — А теперь принеси мне во-о-он ту коробку, — Мори кивает в сторону своего стола. Всё было известно и рассчитано заранее, поэтому к приезду Осаму Огай был готов. — Молодец.       Из коробки Мори извлёк чёрный ошейник с замком, который вскоре надел на Осаму; за послушание брюнета потрепали по волосам, напоминая о том, какой же Дазай умница. — Можешь принять душ и идти в мою спальню, — Огай не намеревается сегодня принуждать Дазая к чему-то большему, чем поцелуи и сон в одной кровати, хотя в мыслях вертится только одно: как бы красиво извивался под ним Осаму, выгибая спинку и раз за разом простанывая имя Огая. Ах, мечты, которые, если всё пойдёт по плану Мори, не за горами.       Мафиози спокойно лёг в постель, но не засыпал: ждал Осаму, который, ровно по часикам, пришёл в комнату; Огай заранее оставил младшему сменную одежду, зная, что тот сам поймёт всё необходимое. — Спокойной ночи, — Дазай, конечно, рядом лёг, но повернулся к Огаю спиной, сразу же накрываясь одеялом с головой; Мори долго думать не стал, сразу же обнимая Дазая и со спокойствием засыпая.       «Абонент…» — на сорок пятый звонок телефон полетел в стену с громким грохотом. Кажется, разбился. — Сука, — процедил сквозь зубы Мори, до боли сжимая руки в кулаки. Дыхание участилось и казалось, с каждым отказом звонка, воздуха в комнате становится всё меньше и меньше. Огай бы даже был рад спросить, что он не так сделал, но это он и так знал. Знал с самого начала, чем всё кончится. Чем должно было кончиться. Мори заранее знал, на что надавить, чтобы заставить Осаму прогнуться и, хотя бы фальшиво, но сказать, что он его любит. — Найдите его.       Огай, когда уже не оставалось никаких шансов дозвониться и решить проблему самостоятельно, приказал искать Осаму чуть не всем, кого встретил на пути; последующий путь был туда, куда бы Осаму просто так не попал, туда, куда дорогу ему надо было «Заработать» — в заточение Чуи.       Стоит ли говорить, что Мори хотел бы уничтожить своё прошлое именно сейчас? Вряд ли. Увиденная им картина говорила всё сама: лежащие на полу, мёртвые «Двойной чёрный»; может, Огай и предугадал, что за Чую Дазай отдаст всё, но не предвидел, что со временем Дазай всё-таки попадёт сюда. Да даже если Огай и знал такой исход, он точно не мог и подумать о том, что найдёт их мёртвыми. Вдвоём.       «Я люблю тебя, Чуя» — предсмертная записка Осаму добивала Мори ещё сильнее. Всё бы ничего, вот только под именем Чуи было написано «Мори-сан», зачёркнутое крестом. — Я тебя ненавижу…