Дневник

«Дорогой дневник, я давно не вёл записи, точнее… Прошло уже более 10 лет, с момента последней. Многое произошло, что и в трёх словах не опишешь. Но в любом случае, сути это не особо меняет, тем более, если то, чего я боялся- случилось...» Пальцы плавно выводили на итальянском языке то, что творилось сейчас на душе у Иллюзиониста. Он действительно давно забросил дневник. А ведь вёл его именно по той причине, по которой вновь решил вести записи. Смерть. И нет, не смерть кого-то, а приближение собственного конца. Рокудо прервался, посмотрев на свою последнюю запись ещё детским подчерком: «… Я благодарен от части эксперементам, они смогли отсрочить неизбежное. Пока мой глаз горит алым, я живу. Я буду жить. И жизнь проживу с одной целью: очистить мир от грязи.» Синие глаза померкли, а губы дрогнули в полуулыбке. Мукуро посмотрел на своё отражение, глядя в привычные с детства глаза того, кто готов к смерти. Он родился в семье Эстранэо сильнейшим иллюзионистом, но при этом со смертельной болезнью. Каждое использование пламени причиняло немыслимую боль. И так было, пока не случился переворот и благородная семья не стала гнилой на столько, что использовала детей, как подопытных крыс. «Проклятый глаз уничтожен, точнее, пламя полностью его сожрало, вновь восстановив родной мой глаз. Я вновь слеп. И вновь ощущаю боль. На 20 лет дольше положенного прожил, но так и не достиг своей цели. Мафия до сих пор повелевает, простые смертные до сих пор страдают от воин. Даже Вонгола не в силах вернуть мир.» Мукуро закрыл дневник и убрал его в ящик стола, откуда достал повязку на глаз. Никто не знал, что все силы хранителя Тумана вновь вышли наружу. Мало кто знал, на сколько он силен и что не контролирует бушующую энергию внутри себя, что с каждой минутой пожирает его тело. Скоро он станет фантомом, призраком, которого невозможно остановить. Чтобы этого избежать, нужно умереть от руки самого близкого человека, ибо самого себя убить он не сможет. Таково его проклятье, такова его болезнь. Сложно было не заметить изменения в состоянии хранителя тумана. Да и вообще, от Савады невозможно было что-то утаить. Он уже заподозрил, неладное, как только увидел повязку на глазу иллюзиониста. Но допытываться касаемо данной вещи Вонгола не стал. Он ждал, когда иллюзионист сам подойдёт к нему и скажет, в чём же дело. Хотя такой исход был маловероятен. Все же, как ни крути хранитель тумана все еще не доверял мафии. — Мукуро, можно тебя на пару слов? Иллюзионист с привычной усмешкой на лице вошёл в кабинет босса следуя за ним, а после сел в кресло, в привычной манере закинув ноги на столик под журналы. — Только не говори, что опять нет никого, кому хочешь дать задание? — Он со скучающим видом взял со стола ручку и стал её крутить между пальцев. Тсунаеши облокотился поясницей о собственный стол, молча смотря на своего хранителя, он не знал как начать, да и вообще будет ли Рокудо говорить о подобном. — Савада...? -Туман внимательно смотрел в лицо босса, улыбка с лица медленно исчезла, — Что случилось? На тебе лица нет. — Я хотел поговорить на счет тебя… Ты в последние время вовсе не появляешься на глаза, да и все стал делать через Хроме. Нет, ты не подумай, у меня нет претензий к твоей работе, но… Что с тобой происходит? Иллюзионист хмыкнул, мягко при этом улыбнувшись, вставая с места, после чего положил ручку на стол. Он понял, что Тсунаеши все заметил, но не может понять пока, что точно творится с Рокудо. — Не беспокойся, придет время, все встанет на свои места. — Мукуро! — Савада резко сорвался с места, хватая Иллюзиониста за рукав плаща, не давая ему уйти, но тот резко отдернул руку, тут же мрачно посмотрев. — Не надо, прошу… . Тсунаеши встал, как вкопанный с беспокойством смотря на своего хранителя, на лице которого он увидел боль. Как будто его только что пронзили ножом насквозь. Вонгола надеялся, что ему это показалось. А показалось ли... ?

***

« ...Сегодня он чуть не заметил, чуть не развеял иллюзию прикосновением. Мне нельзя находиться рядом с Небом. Нельзя давать себя тронуть, и так трудно скрывать то, что со мной происходит. Остаётся лишь терпеть и ждать, когда либо я сойду с ума, либо когда мне вонзят нож в сердце.»