Ты уезжаешь. Убегаешь. Исчезаешь из этой четырехстенной западни. Скрываешь чувства, делаешь вид, что тебе все равно. Впервые.
Просто устал. Притворяться и банально заебался искать смысл в своем появлении три года назад. Все, что ты мог сделать — уже сделал. Даже больше, чем 'обычный присмотр за маленькой девочкой, Рэд, всего лишь работа'. Но это больше не работа, а уничтожение. Вас обоих и последующих. Ее ребенок, да-да. Здесь все комично.
Снова бросаясь словами о том, что это навсегда, ты хлопаешь дверью. Снова сбивая штукатурку над косяком. Снова оставляя ее наедине с застывшими на щеках слезами и непониманием, кто вы друг другу.
Здесь выбор не между папа/дочка или любовники. Все куда хуже, Матиас, они уже сами не понимают, в какую историю с камасутрой ввязались.
Это уже не повтор событий, а ваш личный ад. Ведь там, если верить нетфликскому Люциферу, каждый день жители наблюдают одну и ту же картину собственной жизни. В вашей ситуации придется поверить фэнтези по тв. И хотелось бы и правда быть в аду. Хотя бы где-нибудь не здесь.
Не с ней.
Не в штате.
Не в моральном абьюзе.
Вообще подальше от совместных трех лет, которые так сильно давят на твою расшатанную психику.
Ты бы мог предложить ей снять с себя ремень, но только для повешения. Сейчас не хочется ровным счетом ничего, кроме этой сладкой смерти. Для истинного любителя жизни — это край. И она тоже видит твое состояние. Психолог в ней все-таки иногда просыпается.
Вы живете в мире ссор, изредка самодовольно улыбаясь, с едким ароматом грубости, слетающей с ваших губ, говорите, что ненавидите друг друга. И здесь сомнений нет — ваша ненависть прекрасно рассыпается на подушках. Как и ее волосы. Как и разбитое стекло на деревянный пол, вонзаясь в мягкую кожу ее голых стоп.
До кровоточащих ран и пластырей.
До ненависти к тебе. И к вашим совместным тоже.
Вы уже не можете существовать без взаимных обид.
Как и ваши отношения, которые с каждой новой встречей все больше становятся похожи на истязание душ. Но менять что-то — не про вас. Вы лишь можете забронировать на вечер новую порцию слез или мести в виде поцелуев с другим. В виде разбитого носа подозреваемого. Пустого магазина. Ты хотел спустить все пули ему в колени, но малыш Донни включил в себе забавного агента, которому очень важна жизнь мелкого вора.
— Ты серьезно хотел нанести вред подозреваемому?!
— Комично, что ты думаешь о том, кому я могу нанести вред, занимаясь этим в данную секунду.
Она молча уходит, бросая взгляд полный презрения. Или отчаяния. Ты еще не решил.
Ей тоже плохо, в вашем непонимании жертва не один ты.
И дело не в нескольких месяцах, которые она провела в бегах.
Дело не в
бывшем муже нынешнем. И даже не в ребенке.
Спихнуть эмоциональную нестабильность на беременность нельзя. Найди ее поведению другое оправдание. Ты любишь этим заниматься.
И на следующий день вы строите из себя улыбчивых коллег, желая застрелиться. В вашей ситуации суицид не самый плохой вариант из представленных.
Вы скрываетесь
тупыми лезвиями за дверью кабинета, изучая материалы дела. Изучая друг друга и оставляя мелкие засосы под воротом. Ведь все-таки приходите к общему знаменателю в виде банального секса, как в любовных мелодрамах в финале.
Ваши отношения — это тоже сплошная банальность с примесью неуважения и лицемерия, но только у вас далеко не финал. И не фильм. Да и отношений-то у вас нет, давайте начистоту.
И новый ошметок штукатурки вызывает у тебя отвращение. Понимаешь, что еще чуть-чуть и придется делать косметический ремонт в этом дурацком коридоре с лопнувшей лампочкой. И ты ее поддерживаешь, выбрал бы тоже взорваться, чем продолжать получать эти бессмысленные смс с просьбой приехать. Приехать для ссоры и крови на большом пальце, куда впилось стекло. Информативно.
Она смотрит на деревянную дверь, шепотом высказывая ей то, что не смогла сказать тебе. Роняет слезы. Обещания. Надежды.
Борется с желанием спуститься к тебе, наблюдая черную иномарку из окна, но все же выбирает скрыть последствия вашего красноречивого диалога, убираясь в квартире. Все же выбирает красное, но далеко не вино. И уезжает под прикрытием в какой-то клуб, но только ее цель на вечер не выманить информатора, а хорошенько отдохнуть, запивая виски текилой. Безалкогольной. Да и от виски там только бутылка, ведь она на работе. И беременна.
— Давай признаем, Том будет хорошим отцом и мужем. Наши отношения — это ошибка.
— К чему эти слова? Я не твой отец, чтобы запрещать выходить замуж за лжеца.
— Мы идем по кругу. Ты снова нарываешься на скандал.
— Ты хочешь связать свою жизнь с безмозглым преступником, который даже не смог сохранить свою работу в тайне, когда его прижали к стенке.
— Это называется доверие.
— Кажется, сейчас на скандал нарываешься ты.
— Менять одного преступника на другого — это глупо. Я выбираю отца своего ребенка.
— Которого ты хочешь отдать. Глупо сейчас выглядят твои слова.
— Иди к черту.
И ты, кажется, впервые слушаешь ее, уходя. От нее. Из ее жизни. Жизни дочери. И семьи. Обнимая так же редко, как позволяешь себе думать о вас, то есть никогда. Теперь табу на эти мысли. Да и руки на талии тоже не входят в список дозволенного.
Ты медленно заходишь в маленькую комнату, осматриваясь и прислушиваясь. Даже тихие шаги ее пугают, поэтому стараешься не шуметь.
Старался не появляться больше в ее жизни, не следить за ней, не думать о ней, в конце концов, занявшись собой. Просто выкинуть из головы все воспоминания, ее руки и глаза, что снятся в кошмарах. Желал не причинять боль обоим. Но в который раз стоишь на пороге снятого ею накануне номера.
Она сидела на полу за кроватью, упираясь лопатками в дерево. Держала в руке бутылку вина. И ты хотел списать красные капли на ламинате и ее запястье на него. Но понимал, что будешь врать самому себе.
Она роняла слезы, периодически всхлипывая, бросала взгляд на руку и нож.
Ее состояние где-то между
я умер и
я умер. Морально. В душе, если она существует. Ее мир давно рухнул, а ты не понимаешь, что делать дальше. Не можешь придумать причину, из-за которой она бы просыпалась по утрам. Из-за которой она бы хотела заснуть, чтобы проснуться, а не отключалась, напоив себя всеми возможными алкогольными.
Ты боялся того, к чему пришли. Ее изрезанные руки, тянувшие в рот очередную сигарету.
Она смеется, видя как на оголенные бедра капает кровь, а ты стоишь. Молча. С желанием захлебнуться в крови или этой безысходности. С желанием просто обнять ее, а не стоять как истукан. Успокоить и увезти к себе. Где не будет ножей и вина, прошлого и этого настоящего. Куда-то в свой мир, где ей будет еще хуже, но твое желание помочь вскоре выведет ее из этого состояния. Но ты не можешь.
Ты не можешь даже вдохнуть, смотря на нее сейчас.
Она двигается, как бы приглашая тебя сесть, роняя пепел на новые раны, и шипит от боли. Заставляет тебя предпринять хоть что-то. И ты садишься, снимая пальто и бросая его на кровать. Видишь, что кровь не останавливается, и хочешь вызвать помощь, но она убирает твой телефон.
— Если буду терять сознание, ты увидишь, — смеется, вытирая слезы, оставляя красные следы на щеках. — Я устала. Это не может продолжаться дальше, но я не могу отказаться.
— Ты должна.
Ты хочешь рассмеяться вместе с ней, слушая свой бред.
Она любит тебя, пожалуй, сильнее всех, после дочери, но не сможет даже ради тебя прекратить разрушать свою жизнь. И данные действия лишь одни из составляющих разрушение.
Ты записываешь ее к психологу в надежде, что это поможет, но она и сама психолог. Два психолога не смогут выстроить конструктивный диалог. Она перечит тебе, а с ней и вовсе выйдет наружу ее надменность. Стервозность и фальшь.
— Хочу уехать, — она делает затяжку, передавая сигарету тебе, — куда-нибудь далеко. Бросить работу. Начать заново. Это граничит с желанием убить себя, на самом деле, — вновь смеется, уже тише, глотая слезы, — поэтому не знаю, что может из этого выйти. Ты бы поехал со мной? Только ты, Агнес и я. Смог бы?
Ты знаешь ответ, но не понимаешь, хочет ли услышать его она. Тушишь сигарету после пары затяжек, убирая нож подальше от нее.
— Пойдем. Тебе нужно перевязать руку.
Ты поднимаешься, протягивая ей ладонь.
— Нет. Ответь.
— Тебе нужно умыться.
Она поднимается без твоей помощи, вытаскивая из сумки новую пачку бинтов, и скрывается в ванной, закрываясь там.
— Я жду тебя через десять минут, — шепчешь ты, упираясь лбом в дверь.
Забираешь ее сумку, прячешь в пальто нож, выбрасывая его на улице. Тихо закрываешь дверь и спускаешься вниз, вдыхая свежий воздух и обреченно выдыхая его. В твоих глазах стоят слезы. И эта безысходность уже надоела. Достала по самые гланды. Но ты молча оплачиваешь номер, глазея на неоновую вывеску с названием мотеля. Ждешь ее возле машины, бросая второй окурок под ноги.
— Мы можем уехать прямо сейчас. Я не думаю, что смена штата или просто переезд в другой город мне поможет, но с тобой готова попробовать.
Она встает напротив тебя, забирая сигарету.
— И мы оба можем начать бросать. Совершенствоваться. Просто начать жить, наконец, вспомнить, что это и как это делается. Ты тоже устал, — она проводит по твоей щеке кончиками пальцев, цепляясь за щетину.
— Тебе нужны вещи?
— Кроме денег на неправильную еду мне, пожалуй, ничего не нужно.
— Я куплю тебе правильную.
Ты оставляешь поцелуй на ее губах, закатывая рукав водолазки.
— Все в порядке, успокойся. Она остановится через время.
— Мы можем постараться избавиться от всех пагубных привычек. Но постараться не значит забыть об этом навсегда. Я не хочу тебя потерять. Агнес не хочет.
— Ты уже меня потерял. Еще несколько лет назад. Сейчас мы просто можем найти смысл своего существования друг в друге, не более. Я не хочу с тобой семью. Просто завтракать вместе и засыпать. Если ты готов, то вперед. А если нет, то просто отпусти. Раз и навсегда.
И так продолжалось достаточно долго. Твоя отстраненность с любовью во взгляде.
Ее не отстраненность и ненависть. От любви до ненависти один шаг, но у вас стоит знак серпантина. Или он не стоит. Рабочие забыли поставить, предупредить и вас, и окружающих, что за поворотом настолько виляет трасса, что аж до рвоты.
Ты поднимаешься на восьмой этаж, вспоминая, когда в последний раз приходилось делать это без помощи лифта. Проклиная ремонтные работы. Вчерашний шербет на ужин. Две сигареты. И ее.
Записка, полученная тобою вчера, лежит в нагрудном кармане, как бы намекая, что ты не сошел с ума. Еще нет. Что она хочет встретиться. Убить тебя, скорее всего, но об этом ты предпочитаешь не думать, поэтому пошел один, даже никого не поставив в известность. Ведь помните, что смерть не самый худший вариант из предложенных этой жизнью и данными реалиями.
Вы давно не виделись. За последнее время ты получил лишь запах ее духов на белом листе и ночные кошмары. Лишь разочарование в себе. В своих поступках. И ты не можешь сказать, что рад этой встрече. Рад, что, наконец, сможешь увидеть ее. Ты думаешь совсем о другом. И смерть здесь не на первом месте.
Она изменилась. Стала похожа на тебя. А ты не любишь свое отражение в зеркале. Не хотел создавать копию себя, но она решила иначе. Поддалась обстоятельствам и встала на твою сторону, оказываясь все равно очень далеко. Ее граница хорошей девочки и безжалостной убийцы стерлась. Размазалась, как тушь по скулам. Если эта граница вообще была. Она не агент. Не та девочка, которую ты поклялся оберегать.
Она — новый консьерж преступности. И ты даже знаешь, кто ее этому научил.
Глухо стучишься, слушая эхо на этаже. Здесь настолько тихо, что хочется застрелиться.
Повторяешь попытку. Но дверь не открывают.
Обхватываешь холодный метал, опуская ручку вниз, и толкаешь дверь вовнутрь.
Ее аромат летает в воздухе, заставляя твое сердце биться чаще.
Слышишь стихающий звук воды и ее тихие ругательства. Видимо, здесь проблемы не только с тишиной вокруг. А ты и забыл…
Замечаешь на столе разряженный глок и таблетки от головы. Два бокала и закрытое вино. И свое фото. Забавно.
Пару детской обуви. Парик. И фото. На этот раз дочери. Неудивительно.
Она тихо покидает ванную, сжимая руками волосы под полотенцем на макушке. Думаешь, что хочет их быстрее высушить. Она же ничего не думает, нервно зажимая его между пальцев раненой руки. В любом другом случае ты бы поинтересовался, что случилось, но помнишь, с кем накануне дрался Чак. Из плюсов ее новой жизни — она смогла победить его и Ми-4 за его спиной.
— Я могу предложить вино.
— Соглашусь, только если там яд.
Ты делаешь вид, что смеешься. Шутишь шутки. Оцениваешь ее вид и расстояние между ее правой и столешницей с оружием. Примерно ноль равно нулю. Она села за стол, крутя в руках магазин.
— Там нет яда. Он только в наших отношениях.
Она тоже пытается шутить шутки. Играть в игрушки. С пистолетом и твоим сердцем.
Приглашает сесть за стол, и ты соглашаешься, не понимая ее намерения. Ты в принципе уже давно перестал ее понимать.
— Я устала.
От бегства. Не встреч с тобой. Вранья дочери. Игр с пистолетом и малышом Донни.
Она просто умело проебала этот год еще в прошлом, когда не загадала в двенадцать счастливую жизнь в двадцать двадцать один.
— Я тоже.
От поисков. Ее секса с малышом Донни. Ее доверия другим. Злости и разочарования. В первую очередь в самом себе.
— Диалог не построится.
— А ты хочешь?
— Хочу. Тебя.
Вы снова возвращаетесь в постель. Не то, что бы были там недавно. Нет. Уже как взрослую дочь нет. Просто ваши отношения теперь снова будут смешить всех, кто вас знает. После стольких лет они и правда будут выглядеть смешно. До жути.
— Мне нужна рядом Агнес, ты ведь можешь мне помочь?
— Твой любовник провалил миссию?
— Он не мой.
И ты, конечно, не провалил. Разве что свою жизнь, как в гта, забыв ввести код на бессмертие.
Вы живете в этом подобие квартиры втроем. Как семья, которая на грани распада, но делает вид перед ребенком, что все ок. Как бывшие любовники. Агенты. Пьяницы с разбитой душой. Не бывшие.
Как те, кто готов был еще пару месяцев назад убить тебя.
У вас вообще все плохо, ребят. Даже штукатурка уже не падает, но лишь потому, что ты ее всю уже сбил.
Боишься в один день вернуться в пустую квартиру, где не будет мягких игрушек и обуви в прихожей. Таблеток от мигрени. Ее разбитого тела.
Где ты будешь чувствовать себя идиотом, который решил, что может быть рядом с ней.
— Мы уезжаем.
Кинула она вместе с вещами дочери в сумку. А ты подавился кофе. Ладно, не ври, там уже как полтора месяца от кофе только принт зерен на кружке. Для ребенка.
— Ты ведь едешь с нами?
В последнее время она любит не договаривать, а ты не дослушивать, поэтому у вас возникают такие неловкие ситуации. Паузы. Непонимание.
— Позволь узнать, куда?
Она пожала плечами, ведь и правда не знала, куда. Ей нужен был отдых. И ты с дочерью. Потом бы отдых затянулся. На годы. Вечность, пока биология не разлучила бы вас. Вы не давали клятвы у алтаря, но тоже неплохо могли бы жить вместе до конца дней, если бы того захотели. А она захотела. И Агнес была не против. Решение было только за тобой.
И ты решил.
Конечно, ты выбрал смену штата. Завтрак. И белые простыни без крови. Конечно, ты выбрал ее, ведь всегда поступал именно так. Конечно же, ты желаешь ей счастья и два часа в день у психотерапевта.
Вы могли бы записаться на прием, как семейная пара, у которой проблемы в отношениях, но только ваши отношения это связь на белых простынях. Но теперь хотя бы с зажившими порезами.
Ты проводишь вдоль по ее рукам, крепко сжимая ее плечи в объятиях, предотвращая попытку рассказать ей о своих чувствах. Рассказать, как сильно она тебе важна. Дорога. Необходима. Рассказать, что без нее ты не сможешь жить. Буквально свихнешься, поэтому ей стоит прекратить заниматься самоуничтожением. И уничтожением
вас. Прекратить капать ядом на незажившее сердце и сломанную психику. И все-таки записаться на прием. Хотя бы попытаться. ПоПытка.
— В один день я скажу тебе, что привязалась, но только ты не отвечай взаимностью. Ты слишком прекрасен, чтобы не влюбиться в тебя, но слишком преданный, чтобы отпустить меня после. У нас с тобой не отношения, а уничтожение. Своей любовью мы уничтожаем друг друга лучше пуль, пролетающих над нашими головами.
— Я тоже скажу тебе в один день, что сильно люблю тебя, но ты не принимай мои слова всерьез, так как я преступник, а все преступники неисправимые лжецы.
— Но ты мне никогда не врал.
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.
Ты оставил криминал мэн в штате, собрав все костюмы с собой. Сжег фальшивые паспорта. Связи с фбр, снова числясь в списке тех, кого им нужно найти. Сев на любимый лайнер вместе с ними, улетел. Куда — знаете только вы. Это, может, Америка, а может любая другая страна. Юг или север. Запад или восток.
Может, купили дом. С двумя детскими. И собственным пляжем.
Может, маленькую квартиру с обвалившейся штукатуркой в коридоре. Без детской и кофеварки.
Может, вы вообще никуда не уехали, решив расстаться в аэропорту. Каждый по себе. По своим делам. Штатам/городам/странам.
Может, у вас хеппи энд с двумя детьми и собственный бизнес. Светящиеся глаза. Кофеварка. Бассейн на заднем дворе. Дэмбе без оружия за спиной и чашкой кофе у воды. Маленький мальчик. Взрослая дочь.
Может, в этом не хэппи энде вы нашли реально счастливый конец, где оба не хотите утопиться в кипятке или запить обезболы алкоголем.
