Пепельно-голубым

Чуя рисует пепельно-голубым шрамы на руках и пеплом пачкает руки. Осаму обещает, что вернётся следующим дождливым утром, но безбожно врёт. Чуя не удивлён. Осень туманом дышит на стекла окон и гнилью пачкает листья, которые Осаму вместо цветов дарит Чуе. Чуя думает, что это достойно их непонятно+странной недо-любви, которая без любви и с одним единственным не-. Чуя уверен, что иначе быть не должно, потому что он с Осаму, а это уже конец света. Они живут вместе примерно две с половиной недели и Чуя считает, что это удивительно много — он готов был выпнуть Дазая в первой же день и до сих пор не знает, почему не сделал этого. Он просто заявился на порог с небольшим чемоданчиком, затаскивая на своем плаще дождливую сырость и по-осеннему серую тоску в теплую квартиру, как будто так и надо, как будто все так и должно быть. Чуя бы поспорил И за все это время он не знает, сколько раз молча забирал у Осаму из рук нож и перебинтовывал его запястья заново. Молча забирал, молча и с непонятной злостью рвал бинты и почти заботливо завязывал новые неаккуратным бантиком. Это Дазай, а значит слова значения не имеют, но это не значит, что Чуе всё равно. Чую это бесит, как и то, что Осаму до сих пор играется с ножами. Стылой осенью Чуе холодно, он пытается согреться последней сигаретой, тлеющей пепельным и ярко-оранжевым, тонет в растянутом сером свитере и жалеет, что у него нет щенка. Его бы тогда любил хоть кто-то, и да, он уверен, что Осаму лжёт. Чуя думает, что щенок теплый и будет его любить. Осаму вечерами шатается по барам и приносит с собой усталость вперемешку с потухающим весельем. Он проливает виски на пальто и Чуя морщится от резкого запаха. Он до сих пор незнаком с неким Одасаку. Осаму непостоянен как ветер и также непредсказуемо вваливается в квартиру Чуи вновь и вновь. Он там живет-не-живет-приходит-в-гости-ночует и ему никак не мешает непостоянство. Чуя против почти, потому шлёт куда подальше и Осаму, конечно, не слушает. Чуя говорит про личное пространство и то, что Осаму бесит, а тот молча признаёт, что с таким понятием не знаком. Он достает из кармана и протягивает Чуе бледно-жёлтый помятый кленовый лист. Чуя не понимает, зачем. Он говорит, что выкинет его к чертовой матери как и все остальные, но на самом деле прячет все подаренные листья в книгу и не скажет, зачем, потому что не знает сам. Во всем виновата осень. Чуя говорит прямо, что ненавидит Осаму, потому что это (почти) правда. Осаму об этом вообще не думает и в очередной раз пьёт крепкий чай без сахара в квартире Накахары. Чуе кажется это неправильным, как и то, что вместе с ненавистью чувствует к Осаму ещё хоть что-то. Осаму пытается чувствовать и делает вид, что получается. Их осень пахнет сырыми листьями, выглядывающими острыми уголками из страниц книг, а ещё чаем без сахара. Ещё сыростью и туманом, недо-любовью, которая, вообще-то, любовью зваться не смеет, и пеплом, что пачкает кончики пальцев. Осаму ненавидит сигаретный дым, а Чуя делает вид, что его это не волнует. Осаму говорит, что приходит согреться и выпить чая, хотя чай не любит и вообще приходит он к Чуе. Они до сих пор играют в молчанку, когда дело доходит до чувств, потому никто так и не сказал вслух, что чувства вообще имеют место быть. Слова развеиваются пеплом и тлеют на кончике сигареты.