У Мобиуса нет короля! Мобиусу не нужен Король!

      Лестница. Сотни широких каменных ступеней, пародирующих одна другую; затертых перил с фигурными столбиками и гладкая поверхность поручня, через который так удобно падать вниз, зацепившись в спешке глупым широким рукавом парадного дублета за декоративный угловатый выступ.       Чертов пестрый ковер слишком жёсток, чтобы пресечь последствия падения со второго этажа, но слишком мягок, чтобы не скрыть досадной оплошности раненого рыцаря.       С колоссальным трудом Шедоу все же отвернулся от пропитанного дорожной пылью половика и, держась за ушибленный бок, с тихим низким стоном прильнул к отделанной мрамором внутренней стене основания винтовой лестницы.       Сбитый во время падения массивный подсвечник, обычно извещавший гостей об окончании пыточного спуска, рассеял вокруг моментально закоптившие воздух угасшие свечи, заполняя душное от жара полуизжаренных сальных огарков помещение коридора едким дымом.       Топот преследователей все ближе. С толикой досады Шедоу сжал в ладони, обтянутой запыленной, липкой от влаги перчаткой, рукоятку фамильного кинжала, украшенную крупным гранатом, блеснувшим в щели тусклого света, исходящего от неплотно зашторенного окна.       Подавляя нахлынувшее чувство боли, Шедоу задержал дыхание, закусывая клыком край губы, зажмурившись в ожидании.       Вниз по лестнице и далее сквозь выложенную мраморными плитами арку пронеслось трое стражников, неловко задевающих в спешке оголенными лезвиями мечей по стенам и каменным перилам узкой винтовой лестницы для гостей средних чинов. Глубоко-красная ткань тяжелого парадного плаща, закрепленного на плечах крупными золотыми заклепками с изображениями фамильного герба наместника, едва шевельнулась от поднятого сквозняка, закручивая мыльный клубок дыма в кривую мутную спираль.       Неглубоко вздохнув, рыцарь выждал несколько мгновений, не надеясь, что гул переполошенного замка хоть на немного утихнет, и, держа наготове свой верный кинжал со слегка искривлённым затемненным лезвием, шагнул в едва заметную щель прохода для слуг, ведущего к выходу на дальний двор к конюшням.       Тусклый, освещенный редкими дешевыми масляными лампами коридор пульсирует и режет глаз копотью. Оперевшись о шершавую давно не беленую стену, Шедоу упорно продолжал путь. Стараясь не терять концентрации, рыцарь отер левый висок тыльной стороной ладони пропитавшейся свежей кровью перчаткой.       Кровь? Чья?       Это та же кровь, что пропитала голенища его сапог, стекая по лезвию прикрепленного к поясу захлебнувшегося в ужасе рыцаря меча?       Висок неприятно кольнуло при прикосновении, глаз все ещё щиплет от инородной влаги, а кровавый развод по веку устремился по черной шерсти вслед за естественной алой полосой.       Его кровь, постепенно и бесповоротно снова захватывая область вокруг глаз, неторопливо и знающе направилась по проторенной борозде, зная, что, сколько бы Шедоу не стремился её убрать, она всегда вернется и заполонит собой его глаз вновь.       Или же это прощальный подарок Марии, заслонившей его своим телом от расправы рыцаря почетного караула, чья кровь теперь капля по капле струится по этому мрачному коридору, изредка брызгая слезами с меча?       «Отец, нет, Айво Роботник, почему все должно было закончиться так? К чему привели все твои дурные амбиции? Пятнадцать лет правления, бесконтрольной власти, и неужели ты до сих пор не пресытился?!»       Узкий коридор резко свернул влево, беглый сын наместника уже совсем рядом с конюшней. Зацепившись о стену покалеченным боком из-за резкого поворота, Шедоу, тихо зашипев от боли, продолжил брести к спасительному выходу.       «Почему, отец, зачем ты начал этот переворот? Почему не дал возможности короне вновь оказаться на законном месте? Зачем ты начал эту кровавую бойню среди знати? Почему я не остановил тебя?!»       Тяжело дыша и слишком усердно сдавливая раненный при падении с лестницы бок, черно-алый еж прислонился к стене, стремясь различить за ветхой деревянной дверью хоть какие-то шорохи.       «Ты тоже хорош, Соник! Что уж говорить, мудрый поступок: схватиться за меч и броситься единолично на врага посреди тронного зала. Будто твои рыцари не начнут проливать без разбору кровь, стремясь хоть краем меча зацепить предателей. Сколько жертв, сколько безумия смерти посреди торжества бала…»       За древесным массивом слышится копошение и недовольное ржание потревоженных лошадей. В конюшне кто-то есть.       Однако прислушавшись, Шедоу понял, что из-за бьющегося о треснувшие ребра сердца не может различить, сколько противников будет ждать его в тесной королевской конюшне. Как и понял то, что это его единственный шанс на побег.       Эггман спланировал все: время, союзников, расстановку сил и путь отхода. Но только не предательство слишком уж миролюбивой дочери. Будучи лишь приемным сыном наместника, Шедоу не имел права выбора. Он никогда не стремился к власти, но участвовал в перевороте, не задавая вопросов и не делая никаких выводов. Он лишь рыцарь при временном титуле, запертый в клетке условностей.       Но Мария была не такой. Проведя большую часть жизни под покровительством королевской семьи, она не смогла не явиться на помощь в трудную минуту. Именно она привела в тронный зал королевскую стражу и первая пала от руки предателей.       Корона спасена, но какой ценой? Ценой жизни девушки, что меньше других выиграла бы от этого неудачного дворцового переворота. Быть дочерью наместника или же дочерью короля – ей разницы не было, ведь судьба все равно одна. Рано или поздно Мария должна была сыграть свою роль, о которой догадывался, но с которой не мог смириться Шедоу.       Он был уверен, что после убийства Соника – единственного наследника короны – Эггман собирался назначить его, Шедоу, своим первым наследником. Таковы традиции, и знати это должно было понравиться. А для этого он должен был стать частью его семьи по крови, и не важно, что они с Марией словно сводные брат и сестра. Политика не любит брезгливых.       Что ж, Мария все же смогла изменить свою судьбу, каким бы горьким не было осознание этого. Ничего, храбрая дева, возможно, твой брат вскоре с тобой встретится.       Придерживая одной рукой вложенный в ножны длинный меч с крупным гранатом и держа наготове острый черный кинжал в другой руке, Шедоу вломился через неприметную дверь для слуг в пространство тускло освещенной конюшни, готовый перерезать глотку любому, кто встанет на его пути к свободе.       Из-за громкого треска выбитой защелки двери разбуженные лошади перепугались и громко заржали, вставая на дыбы и пытаясь выскочить из своих деревянных загонов. Хрупкая розовая ежиха, торопливо ведущая запряженную лошадь к выходу, едва не упала на землю, увлекаемая поводьями, и запутавшись в полах своего длинного праздничного платья. — Принцесса Роуз? — удивился Шедоу, торопливо пряча кинжал в складках плаща.       Что толку? К чему все эти ужимки, когда алый феникс, старательно вышитый на груди твоего дублета едва различим от пропитавшей его жертвенной влаги? Он ведь видел её в тронном зале, во время той энергичной вольты, те несколько мгновений, пока леди в изысканном алом платье, держась за его руку, переходила к следующему партнеру. Он помнил то едва проступившее смущение, такое несхожее с привычным ему стесненным принуждением к танцу с выпавшим в его лице партнером.       — М-милорд? — едва слышно пробормотала слишком бледная для своего насыщенного цветом убранства девушка. — Вы… здесь?       Никаких реверансов, к черту поклоны и этикет. Два шага — и он уже рядом, без извинений и украдок внимательно, но наскоро осмотрел её руки, рваный рукав и оголившееся плечо, обнаженную без сверкающих камней шею и вздымающуюся от тревоги и страха стесненную корсетом грудь. — Ваше платье. Кто посмел Вас коснуться? Это были мои люди? — категорично и гневно спросил Шедоу, все ещё не смея прикоснуться к леди.       Эми потупила взгляд, уводя его в сторону, и стыдливо притянула наверх край разорванного, блестящего в тусклом мигающем свете факела рукава:       — Я… Вы не… За меня вступились, и мне удалось… — пробормотала она, вновь обращая внимание на лошадь, что заволновалась от не столь отдалённого шума суматохи.       Вот она цена вашей борьбы, вот он этот дар безнаказанности во время битвы, даже битвы господ. Если даже первая леди, названная принцесса и будущая королева Мобиуса чудом смогла избежать наихудшего, то что говорить о других вовсе не замешанных в борьбе за власть? Герцоги или князья, графини, виконты и маркизы? Все те, кто не посмел явиться на бал в честь коронации с обнаженным мечом. Кому удалось спастись из них?       «Отец, неужели ты хотел этого? Не имеет значения, кто бы победил, в суматохе не видно лиц, безнаказанность и своеволие застилает глаза самым преданным. Этого безумства ты желал?»       Через скольких рыцарей королевства ему пришлось пробиться, через сколько трупов противников и соратников переступить во время бегства по бесконечным коридорам замка? Сколько стонов раненых и женских криков о помощи он слышал по дороге сюда? Как долго он не сможет смотреть на свое отражение, ожидая увидеть в нем обагренное кровью Марии лицо?       Услышав скрипящий хруст ткани своей перчатки, Шедоу очнулся от раздумий и перехватил из рук Роуз поводья беспокойной лошади. Скакун сначала всхрапнул, но поняв, что теперь поводья в сильной уверенной хватке, успокоился и покорился. Эми с благодарностью перевела дух, вновь поправляя свое некогда роскошное платье.       Она хотела бежать, как и он, она добралась сюда, лелея надежду скрыться от преследователей с противной стороны. Она еле спаслась от позорной смерти. Она ещё не знает, что её принц победил.       Пытаясь подавить гримасу боли, Шедоу вновь вытащил из-за спины свой верный фамильный кинжал сына наместника и вложил его в тронутые мелкой дрожью ладони принцессы:       — Если они снова найдут Вас… этот кинжал остановит их, — успокоил Шедоу спутницу и мельком оглядел помещение.       Обернувшись вместе с ним, Эми тоже обратила внимание на небольшую каморку для конюхов, которая поможет ей скрыться от всей этой суматохи.       Вновь держась за поврежденный бок, еж отвернулся к лошади, намереваясь покинуть Эми прежде, чем кто-нибудь увидит их вместе, но принцесса мягко положила на его плечо ладонь в тонкой шелковой перчатке.       Обратив на себя его внимание, леди одним жестом вытянула из своих розовых игл, уложенных в едва державшуюся прическу, тонкую шелковую ленту. В свете лампы блеснуло алым, а на пол высыпалось несколько блестящих заколок, беспомощно выскочивших из объемных локонов. С толикой грусти в глазах Эми загадочным для любого мужчины жестом закрепила ленту у застежки плаща Шедоу.       — На удачу, — тихо и испуганно прошептала она.       Их взгляды встретились, но времени не оставалось. Крики слышатся все ближе, враги уже рядом.       Вставив ногу в стремя и больно хлестнув лошадь, Шедоу, не прощаясь, выскочил через открытые ворота загона в темноту двора, уже на ходу залезая в седло.       — Лови его, он здесь!       — Перекройте выходы! Не дайте ему уйти!       — Стреляй!       — Стой, сын предателя!       Оторвавшись от преследователей и больше не слыша за собой криков погони, Шедоу свернул на неприметную тропу, ведущую прочь от охваченного суматохой битвы замка. Направляясь в дом своего приемного отца, рыцарь, почти падая из седла от отбирающей последние силы боли в груди, трепетно сжимал в руке край тонкой шелковой алой ленты, струящейся под складками тяжелого, пропитавшегося кровью плаща.       «Это не конец, это лишь начало. Вы не остановитесь. Нет, ничто не заставит вас отступить с этого пути: ни боль, ни страдания, ни смерть. Ни своя, ни чужая, ни ваших близких. Это будет продолжаться и продолжаться, и каждый раз кто-то будет страдать от вашего тщеславия.       Но кто позаботится о народе? Король – это не трон, меч и корона, хоть без них и не обойтись. Нет! Король – это его народ, люди, не боящиеся своих господ, любящие свою жизнь и не страшащиеся незнакомого стука копыт. Это всё королевство, его земли, пашни, замки и крепости, его поместья и монастыри.       И раз вы оба, гнусные заигравшиеся тираны, готовы равнодушно взирать на то, как будет страдать и гибнуть Ваш народ, Мобиусу не познать мира. А значит до тех пор у Мобиуса нет короля! Мобиусу не нужен такой король!»       Подстегнув ногами утомленную бешеной скачкой лошадь, предатель, изгой, оказавшись на развилке, резко сменил курс, наверное, впервые прислушиваясь зову сердца, скрытого под алой шелковой лентой.