Моей рабочей почте посвящается.
— И короч, этот мудак шлёт мне мыло, типа, добрый молодец Антоша, а где расходники, почему документы не по уставу? И шесть восклицательных знаков, прикинь, мудло, да? — Антон лежит на спине, усталый и поверженный боец, бездарно проигравший последний бой корпоративному булшиту и едким емейлам от руководства. Раскинутые широко в стороны руки, невидящий взгляд в потолок, для полноты картины только дуба за спиной не хватает. На месте дуба, видимо, Миша, который на моменте его появления как раз на кухне заканчивал готовить ужин. В принципе, замена равноценная, Антону сейчас явно похуй на весь мир, ему что Миша, что дерево — просто надо выговориться, и Миша мудро молчит, позволяя бурному потоку ругательств течь своим чередом. — Я сначала взвился, какой я ему Антоша, да? Нашёл мальчика на побегушках. Да и вообще, весь пакет документов ему Аня ещё в конце той недели на почту отправила, кто виноват, что он в технологиях хуже моего деда разбирается? Миша мычит, якобы понимающе, и прикручивает газовую конфорку, чтобы ужин не подгорел. Антоново появление ему как всегда все карты спутало, но Миша готов, у него богатый опыт и безграничные запасы терпения — сбережённые им за день только для одного Антона. Он садится рядом на кровать, кладёт ему под голову ладонь, чтобы удобнее было, и понимающе поддакивает в нужных местах, готовый разделить его боль, гнев и возмущение. Антону сейчас в принципе собеседники лишние, но, видно, что Мишкино тёплое прикосновение ему приятно. Он довольно жмурится, смешной, гневливый, похожий на агрессивного ёжика, и без запинки продолжает свой рассказ. — Но главная хуета не в этом, ты слушай, — Миша кивает — мол, слушаю, слушаю, а сам наклоняется ближе, тычет носом ему в висок и улыбается, замерев там на секундочку и вдыхая его запах: здравствуй, мой сердитый человек, я здесь и я тебя очень люблю. Антон фыркает, как от щекотки, но поезд его ярости всё ещё не готов сойти с рельс, так что он продолжает, не растеряв воодушевления и запала: — Мне Жека, а он в копии, там дохуища человек в копии стояло, я особо не вчитался сначала... А зря. В общем, Жека вдруг говорит: типа, Антон, Антон, смотри, кого он цц-снул. Я чуть не поседел в этот момент, вот те крест! Там в переписке Бурмейстр с замом и ещё хуева туча каких-то посторонних людей, которые эти документы ждут, прикинь? И он при них всех собак на меня вешает! А что не сам Качалов, спрашивается? Или сразу всё министерство обороны? У Антона краснеют от ярости щёки, и Миша не может удержаться, пробует этот румянец губами, целует ухо, скулу, полный удовольствия от его близости прикрывает глаза и продолжает покрывать его лицо нежными поцелуями практически по памяти: дёргающуюся венку на лбу у самой брови, кромку коротко подстриженного ёжика, горячую, наливающуюся праведным негодованием, щеку. Он водит сжатыми губами по напряжённой линии челюсти — вверх, вниз — и Антон, сам того не замечая, расслабляется вместе с его движениями, заворожённо приоткрывает рот, облизывая порозовевшие губы, и шумно втягивает в лёгкие воздух. — Все орут, Анечка собирается на тропу войны вместе с этими документами, откуда у неё копии вообще, ну золото-девочка, уволится от нас, мы по миру пойдём. И тут в кабинет влетает Завалишин, по виду готовый убивать: то ли нас, то ли этого мудака из главка — сразу и не скажешь ведь. Ему за те пять минут, пока мы гиенили и письмо по ролям читали, уже дважды позвонить успели. Он замолкает на полуслове, но Миша не останавливается, сползая ниже, выцеловывает ему шею, под подбородком, проводит мокрую линию языком от угла челюсти до кадыка. Антон выдыхает резко, запрокидывает голову и выгибает шею, подставляясь ласке, кажется, реально не понимает, что творит. В нём всё ещё бурлит эта бешеная энергия, он сжимает и разжимает в кулаки руки, сжимая между пальцами покрывало, он взмок, мелкие бисеринки пота проступили над его верхней губой — но это уже не ярость, Миша узнаёт все нужные признаки, сменяющие друг друга один за другим. Это возбуждение, и Миша прикусывает нежную кожу над кадыком зубами, небольно, просто чтобы привлечь к себе внимание и зафиксировать завоёванную победу. Антон выдыхает второй раз, уже громче, и этот звук больше не напоминает рык негодования. Теперь это определённо похоже на стон. — Ты что творишь? — жалуется он, по-прежнему не сводя глаз с потолка. Он улыбается, Миша даже не смотрит на него, спрятав лицо в его шее, но он знает, он всегда знает. Миша продолжает держать его голову одной рукой, будто пытается убаюкать. Затылок Антона в отместку впивается ему в мякоть ладони, жёсткий и неприступный, как и его владелец, но он помещается в ней идеально, будто под Мишу создавали. Второй рукой Миша плавно спускается к его плечам, легонько проводя линии вдоль них, забираясь длинными пальцами за воротник, оттягивая светлую ткань, дразня и согревая своими движениями. — Учу тебя отпускать кнопку баттхёрт. Антон фыркает, взрываясь в руках радостью и смехом, и последние остатки гнева испаряются вместе с концовкой его истории (все они заканчиваются примерно одинаково, у Миши самого таких десяток на дню). — Сперва научи меня не пропускать ужины, ладно? У тебя там пахло чем-то зачудительным, не сгорит? — начинает беспокоиться о действительно важных вещах Антон. И когда Миша качает головой, поднимаясь над кроватью, он перехватывает его руку и подносит её ко рту, чтобы поцеловать самые кончики пальцев. Благодарно и немного проказливо. — А потом, что ты там говорил про мою задницу? После ужина можете прочитать мне лекцию и на эту тему, профессор Бестужев.💢
12 октября 2021 г. в 00:41