Игра от подвала

В подвале темно и сыро — сквозь гнилые доски пробиваются лишь редкие лучи с поверхности. Они падают на Трикстера, что расслабленно стоит на лестнице, на двух людей, которые с непониманием и настороженностью смотрят в сторону своего пленителя, на пылинки, медленно витающие в густом воздухе. Трикстер не двигается, держась в небольшом отдалении к выходу — на случай, если вдруг кому-то захочется испытать судьбу и попытаться сбежать. На его лице новое выражение, которое до этого Леону видеть не приходилось — более холодное и оценивающее. — Ублюдок, — почти не двигая губами, выплёвывает Стив, — я тебе не экспонат в музее. Леон ничего не отвечает, лишь опускается на корточки и ощущает, как в горле тревожно зудит сердцебиение. Он не понаслышке знает, как легко неосторожным действием вывести психа из себя, особенно когда этот самый псих придумал новые правила игры. — Сиди и не рыпайся, — негромко отвечает Леон, — кажется, он идёт на контакт. — Контакт? — Стив кривит рот в ухмылке, дернув привязанными к висельному столпу запястьями, — сколько раз тебя ещё нужно убить, чтобы ты, наконец, понял, что эти, — он небрежно кивает подбородком в сторону лестницы, — не понимают уговоров? Брови Трикстера медленно ползут вверх. — Я сказал не ори, — сквозь зубы медленно произносит Леон, не сводя немигающего взгляда от опасности в полутьме, — если бы он хотел нас убить, то давно бы уже сделал это. — Ну давай, умник, ты же, наверное, дольше моего в этой дыре и точно больше знаешь, — Стив недовольно выдыхает через нос и прикусывает щеку с внутренней стороны. “Ведёт себя как мальчишка в пубертате. Неужели можно относиться к своей жизни так легкомысленно?” Подвал. Из этого места выбраться сложнее всего и его нужно избегать всеми силами. Не один раз именно в подвале Леону приходилось принимать свою незавидную участь — жёсткие лапы Сущности пронзали насквозь форменный бронежилет, ломали рёбра и поднимали останки вверх, заставляя против воли захлёбываться предсмертным криком. Даже переживая подобное раз за разом, Леон уверен, что если есть хоть малейший шанс выбраться из мясорубки живыми, то им непременно нужно воспользоваться. Хотя бы попытаться. Он осторожно поднимается, делает небольшой шаг по направлению к Трикстеру и кладёт свой фонарь на пол, после чего с поднятыми вверх руками возвращается обратно. Убийца щурится и, кажется, о чём-то думает. Рядом разочарованно прыскает и отворачивает лицо в сторону Стив. — Ты этим фонарём мог меня спасти. — Нам всё равно некуда бежать. — Ты даже не попытался. В груди колет едкое чувство вины, и Леон не удерживается от того, чтобы оглянуться украдкой на своего сокомандника. Что же нужно было делать? Побежать с фонарём наперевес прямо под удар биты? Не он взрывал генераторы, не он заставил Стива падать прямо в лачуге и уж точно не на его совести запястья, крепко примотанные к основанию крюка. Трикстер тихо смеётся и делает шаг вперёд, на что Леон стремительно отшатывается назад и напрягается всем телом. Пылинки всё так же продолжают кружиться в тусклых лучах. — Какого?.. — едва слышно произносит Стив. Трикстер уверенно опускает руку на плечо Леона и она, на удивление, смотрится там органично. Если бы они были в другом мире, то восприятие явно изменилось бы — белые костяшки и аккуратные линии пальцев выглядят почти нежно на фоне полицейской формы. И всё же кровавые разводы не дают повода усомниться в том, кому на самом деле стоит опасаться за свою жизнь. Несмотря на фоновую тревожность, полицейский не ощущает исходящее намерение убивать. Неподвижно стоять напротив своего убийцы на расстоянии шага, чувствовать, как плечо сжимают в сильной хватке и не пытаться ничего сделать… Ощущения и впрямь странные. Внутренности почти вибрируют — хочется убежать из этого душного места, ну или хотя бы сбросить руку, словно ядовитую змею, сделать несколько шагов назад, однако кое-кому это явно не понравится. “Решил играть в дружбу — играй до конца”. Когда Трикстер тянет за собой Леона и усилием заставляет его сесть на корточки перед Стивом, оба выживших безмолвно переглядываются. Но больше их удивляет то, что убийца опускается следом, за спиной Леона. — Что он делает? — Стив пытается отползти подальше, но вместо этого ещё больше вжимается в висельный столп. — Я не знаю, — тихо выдыхает Леон, всё так же стремясь лишний раз не двигаться. Это уже совершенно точно не похоже на акт обычного самолюбования, которым иногда грешат убийцы: заманить в глухой угол, постоять над мечущейся в поисках шанса на спасение жертвой и добить одним точным выверенным ударом. Но дыхание Трикстера так близко к шее, а его грудная клетка буквально прижалась к спине... Нет, так точно не нанести сокрушающий удар. Леон судорожно сглатывает и медленно поворачивает голову. Под длинными ресницами сияют жёлтые радужки, их немигающий взгляд направлен на Леона. Он так близко, что становится не по себе, но почему-то ещё больше не по себе от того, что Стив молча наблюдает со стороны. Есть в этом что-то не для лишних глаз. Леон поспешно отводит взгляд в сторону. Однако длится это недолго. Холодная ладонь хватает своего пленника за челюсть и возвращает его внимание себе. Словно берёт то, что принадлежит Трикстеру по праву. Он произносит что-то на непонятном языке, хоть и совершенно точно рассерженно и предупредительно: его глаза опасно щурятся, а пальцы больно сдавливают нижнюю челюсть. Леон рвано выдыхает и моргает, пытаясь понять свой просчёт. Это потому, что его внимание на какую-то секунду переключилось на что-то иное? Или потому что сделал что-то, что тот не позволяет? Пальцы Трикстера ледяные, на контрасте с горячей кожей нервничающего Леона это ощущается особенно сильно. — Я же говорил, — шипит Стив тихо, — никому не понять, что у него в башке. — Всё хорошо, — отвечает Леон, не прерывая зрительного контакта, — кажется, он успокаивается. Диким животным нельзя смотреть в глаза. Они воспримут это как вызов. Леон помнит это с детства. Но этот хищник явно ведёт себя иначе. Спустя несколько долгих секунд хватка ослабляется. Густой воздух в подвале становится ещё гуще и с трудом заходит в лёгкие. Губы Трикстера растягиваются в довольной ухмылке, а рука покровительственно ложится между лопаток Леона и поглаживает вниз, к пояснице. А в следующий момент он достаёт из рукава небольшой метательный нож и, зажав лезвие между согнутых пальцев, протягивает перед собой. Блестящий, аккуратный и острый как бритва. Леон неуверенно принимает его, не понимая, на чём задержать взгляд подольше — на куске металла в пластике, неожиданно приятно лёгшем в ладонь, на застывшем Трикстере или на Стиве, чьё понимание дальнейшего развития событий расползается по лицу как чернильная клякса. Его немного мутит и не покидает чувство, что всё это странно и не по-настоящему, только если несколько минут назад это чувство было приправлено лёгкой сладостью собственной правоты (всё не зря, он действительно не хочет нас вешать), то сейчас медленное осознание вводит его мышцы в оцепенение. — Твою мать… Да он же псих... — Стив на взводе, он поднимает ногой небольшое облачко пыли — дальше отползать некуда. Смех рядом с ухом — тихий, безумный — дымом развеивает спонтанную мысль попытаться разрезать ножом верёвки на запястьях. — Не нужно, — нетвёрдо говорит Леон, сжав между пальцев рукоять, словно так может раздавить её в пыль и предотвратить то, что Трикстер хочет осуществить. Но разве могут выживший и убийца понять слова друг друга? Правую руку Леона накрывает ладонь Трикстера. Он делает это почти с нежностью, пылко произнося что-то на своём языке совсем рядом с его ухом. Обжигающе близко. По коже Леона ползут непроизвольные мурашки от спины к затылку, пробирающий шепот задевает волосы у виска. — Ты что, правда… Ты же не будешь, да?.. Стив растерянно открывает рот, не в силах подобрать нужных слов, а в следующий момент раздаётся треск ткани и короткий вздох — одно выверенное движение под чутким руководством Трикстера делит синюю матроску спереди на две части, оголяя часть грудной клетки и живот. Стив замирает каменным изваянием, это движение переключает что-то в его восприятии. В его глазах — растерянность, будто одежда была неким подобием оборонительного купола, который не позволял ему дать слабину, и сейчас этот купол треснул. Леон ничего не говорит, только вдруг ощущает, что от долгого напряжения его плечи ноют. Он сводит брови над переносицей. От наплыва противоречивых мыслей хочется отвернуться. Скользить взглядом по торсу Стива — не зазорно, однако Трикстер, находящийся сзади, закрытый подвал, этот метательный нож, горячее дыхание на шее, направляющая рука… Всё это пересекает плоскость борьбы за жизнь с чем-то иным, витающим в воздухе как тягостно-сладкий запах восточных ароматических палочек. Под давлением мыслей и чувств Леон опускается на одно колено в попытке найти более устойчивую опору. Он словно со стороны наблюдает за тем, как его ладонь с зажатым в пальцах острием поднимается вверх, к лицу, надавливает на тонкую кожу щеки, и оставляет быстрый вертикальный порез. Стив издаёт короткий сдавленный звук, сминая в него какое-то ругательство, и с силой жмурится. Он пытается отвернуться, очень некстати открывая шею, при взгляде на которую Леон шумно выдыхает. Кожа поддалась с пугающей лёгкостью. Пара багровых бусин незамедлительно вздулась над полосой пореза. “Это ведь лучше, чем крюк?..” Леон быстро облизывает пересохшие губы. Рука Трикстера, настойчиво требующая продолжения банкета, тянет послушную ладонь с острым краем лезвия и прочерчивает вниз от центра ключиц к солнечному сплетению. Стив не выдерживает, ещё когда порез не превышает нескольких сантиметров — он громко болезненно вскрикивает, а тело его изгибается прочь от кроящего плоть ножа. От такого ёрзания разрезанные части матроски скользят по плечам до локтей. Леон расфокусирован, он ведёт свой взгляд выше. Стив растрёпанный и беспомощный. В тусклом освещении подвала его кожа выглядит мягкой и молочной на контрасте с бурой кровью, которая тонкими потёками устремляется вниз по вздымающейся от поверхностного дыхания груди и подтянутому животу. Леон закусывает губу, чтобы подавить аффектное желание ощутить эту кровь на вкус, как вдруг тёплый, мокрый язык проходится по кромке его уха. Дыхание спирает, гортань пробивает электрическим разрядом, и он поспешно поворачивается лицом в сторону Трикстера. “Нравится?” Убийца не говорит ни слова, но Леон готов поклясться, что в безднах его безумных с покрасневшими уголками глаз застыл именно этот вопрос. Потому что Трикстеру точно нравится. “Здесь нет никого, кроме нас”. Потому что Трикстер — это тот, кто получает удовольствие от массовых убийств, кто ощущает абсолютную власть над чужими телом и жизнью, упивается своим могуществом, кто каждый день слышит стоны боли, отзывающиеся (и Леон не может этого отрицать) внизу живота рябью на глади воды. Холодная рука с длинными пальцами скользит по груди Стива наискось, задевая пальцами кровь и оставляя за собой красные полосы, смазывает их к концу. Леон завороженно наблюдает за этим со стороны, и даже шипение Стива, которое доносится к нему словно сквозь вату, не выхватывает из сладкого дурмана. Но вот пальцы Трикстера небрежно мажут по лицу Леона, и характерный резкий запах свежей раны наполняет лёгкие. Кровь липкая. Кровь склеивает пересохшие губы и стягивает кожу. Он рефлекторно облизывается. — Эй?... Полицейский оборачивается и упирается взглядом в Стива. Если бы он всё же ответил, то его голос был бы хриплым и низким, однако зрачки, почти поглотившие радужку, уже говорят сами за себя. Стив не сводит настороженных глаз с сокомандника и прижимает колени плотно друг к другу, возводя последнюю и единственную преграду из доступных. Почему не кричит? Не брыкается? Леон смотрит в упор на голые острые коленки и думает, что они, возможно, лучше смотрелись бы с несколькими ссадинами. Трикстер любуется со стороны. Он усмехается ещё шире, подрагивая плечами в беззвучном смехе, а после резко хватает лицо Леона по обе стороны и поворачивает к себе, чтобы припечатать грубым требовательным поцелуем. От такого дикого напора Леон ошалело заваливается назад и упирается рукой в пол за своей спиной, пока Трикстер зарывается в волосы на его затылке ладонью и прижимает плотнее к себе. Внутренности Леона делают кувырок и сжимаются плотным узлом внизу живота, пока язык умело орудует в его рту, и Леон уже не осознает, чью кровь ловят рецепторы — Стива или его собственную. — Мнг… — тянет Леон сквозь поцелуй, который больше походит на истязание. Он сгребает плащ на спине Трикстера, сердцебиение, кажется, отдаётся во всём теле, а лишь одно осознание, что за этим всем ошарашенно наблюдает Стив, побуждает тихо постанывать в чужой горячий рот. Кто бы мог сказать, что такое может взбудоражить Леона Кеннеди? Никто, даже сам Леон Кеннеди. Спустя долгие мгновения Трикстер всё же отстраняется и удовлетворённо улыбается окровавленным уголком рта. Судя по всему, ему нравится увиденное зрелище, особенно глаза с поволокой и отблёскивающие влажным припухшие губы. “Твоя очередь, не сдерживай своих демонов”. Холодная ладонь в волосах Леона властно тянет и целенаправленно толкает вперёд к Стиву. Полицейский, ещё не отошедший от пережитого, не сопротивляется, и потому сталкивается с баррикадой в виде угловатых колен, непроизвольно хватается за них, чтобы не потерять равновесие. Снизу вверх на него смотрят карие глаза, в которых отражается клубок нечитаемых эмоций. — Господи, только что… Это уже даже не смешно, только не говори мне, что ты реально собираешься… Сделать то, что собираешься, — говорит Стив остро и настороженно; он вжимает голову в шею и кривит уголки рта вниз, как оскорблённый подросток. Хочется стереть эти уголки большим пальцем. Что ж… Ещё один раз можно попытаться. — Воспринимай это как игру, — через секунд десять с трудом выговаривает Леон и тянется осуществлять задуманное (в самом деле, что терять?). Он замечает боковым зрением силуэт, который переместился подальше в полутьму для наблюдения. Сердце всё ещё бьётся чуть ниже кадыка, даже выходит с трудом. Чёрт. — Блять, да какую игру?! Где твои мозги? Ты совсем поехал с этими попытками изображения дружбы с киллером, делать всё, что он хочет, тебе мало того, что только что произ…! — хлёсткая пощёчина перебивает словесный поток Стива. Тот давится словами, и Леон незамедлительно хватает его за подбородок, вздёргивает вверх, с силой впечатывая в металлический столб затылком. — Сколько можно ныть, — в словах Леона нет напряжённости или агрессии, лишь толика раздражения. Он неподвижен, смотрит сверху вниз, — помнишь, чьими усилиями мы оказались здесь? Ответом ему становится молчание, прерываемое лишь оскорблённым дыханием. Леон почти физически чувствует, как внутри него выбило предохранитель и что больше он может не сжимать зубы для того, чтобы не сболтнуть лишнего. — Ты решил устроить фейерверк на генераторе прямо в лачуге, а потом не продержался против убийцы и минуты. Я мог бы уйти в люк — мы оба его видели, я мог оставить тебя подыхать, но всё равно не бросил, — Леон наклоняет голову в сторону и тихонько смеётся, — и даже сейчас вместо слов благодарности или, по крайней мере, раскаянного молчания я слышу лишь обвинения и твоё сраное нытьё. Стив выглядит поражённо, но почему-то не кидается себя защищать. Может, наконец, понял своё положение? Трикстер доволен. Это можно почувствовать даже спиной. Он наблюдает незаметно, подмечает каждую деталь, и увиденное — именно то, чего он хочет и жаждет. Осознание этого приятно щекочет внутри. — Так почему бы тебе хотя бы сейчас не искупить свою провинность небольшой игрой? — Леон ведёт боковой плоскостью ножа по побледневшей щеке и спокойно продолжает: — Я могу делать с тобой всё, что захочу, сам понимаешь. Буквально всё. Но если будешь хорошо себя вести, я попытаюсь сделать так, чтобы было не очень больно. А может, тебе даже понравится… Лучше бы тебе понравилось, — лезвие без лишних усилий откидывает прядь каштановых волос в сторону. Стив безмолвен, и даже так не составляет особого труда догадаться, о чём он думает. Он — открытая книга, в которой строки чаще всего написаны самолюбованием и раздражением, только вот сейчас он не спешит недовольно фыркать. Даже толком не шевелится. — Ну так что, побудешь для меня сегодня послушным мальчиком? — Леон чуть протягивает два последних слова. Он спокойно поправляет форменную перчатку без пальцев, будто собирается всего-то разрезать индейку к праздничному столу, и всё же фоном видит, как Стив меняется в лице, а его шея мигом покрывается красными пятнами. Выбрал ли он эту формулировку специально? Да. Знал ли он, что его сокомандник трактует это так грязно? Догадывался. Но стоит признать, что видеть результат довольно приятно. — У тебя есть ещё несколько секунд для ответа. Стив кусает нижнюю губу изнутри, пока Леон отмечает, что редкие лучи с потолка красиво блестят на его ресницах, особенно — когда тот хмурится. — Мгм… — сдавленное и зажатое, словно вытребованное под пытками. На самом деле это неважно. Пусть отводит взгляд куда-то в угол или изображает оскорблённую невинность, всё равно у него нет другого выбора. — Отлично. Первым делом Леон решает расправиться с раздражающей преградой, которая стоит последней границей между ним и полной властью над Стивом, поэтому сжимает его колени и с усилием разводит их по обе стороны. — Сопротивляешься, — с металлом в голосе констатирует Леон и сразу же мысленно отмечает, что по ногам идет редкая дрожь. Забавно. Всё же решил подчиниться, но бунтарский характер берёт своё? Так даже интереснее. Подвал отрезан от всего остального мира, людей и событий. То, что происходит в этот момент, оторвётся от обыденного неровным клочком бумаги, который так или иначе забудется в памяти мироздания, так почему бы не разрешить себе чуть больше, чем обычно? Убийцы позволяют себе всё, что хотят. Это закон природы туманного мира. И если сегодня Трикстер захотел дать ему небольшую вольность и подтолкнул к тому, чтобы открыть свою тёмную сторону, то точно стоит поддаться искушению. Леон одурманенно улыбается полутьме. Он точно не разочарует. — ...а это обязательно? — сдавленно, на выдохе задаёт вопрос Стив и поджимает плечи в тщетной попытке ими закрыться. Что ж, его можно понять — после фразы о послушном мальчике быть связанным по рукам, обнажённым по пояс, ещё и в таком положении… Мысль об этом будоражит Леона. Но он хочет больше, поэтому прочно подхватывает Стива под коленями и грубо тянет на себя прямо по грязному металлическому полу. Тот же хватает ртом воздух и напрягается всем телом, не справившись с контролем над мимикой. Боится. Как же это, черт возьми, приятно. После стольких компромиссов, сдерживаний себя в руках, решений “не заметить” едких комментариев в свою сторону во имя победы команды. “Ему не дано знать, насколько далеко я могу зайти”. Леон всё ещё нависает сверху, только догадываясь, как выглядит со стороны — судя по зашуганному выражению лица Стива, изменения заметные. Он не отказывает себе во внезапном желании скользнуть ладонями под тонкую ткань шорт и сжать ладонями бёдра, а после прочертить пальцами длинные белые полосы от “боксёров” до колен. Стив растерянно всхлипывает и хватается настороженным взглядом за действия Леона. Несмотря на ежедневные испытания, его кожа удивительно приятная на ощупь. — Леон... — Почти жалобно произносит Стив, — ну может как-то… Обойдёмся… Леон не может сдержать смешок. Так вот как трогательно выглядят загнанные в угол выжившие, которые просят пощады. Тонкое лезвие проходит чуть ниже ключицы, и сырой подвал наполняется болезненным вскриком. В это же мгновение два жёлтых уголька вспыхивают среди темноты новым огнём, внимательно вгрызаясь в происходящее. Это не укрывается от Леона. Ему нравятся стоны боли... Хорошо. Чтобы окончательно убедиться в своей правоте, он делает ещё один поперечный надрез на животе. — Кхааа!... Прекрати! — протяжно взвывает сквозь сжатые зубы Стив. Трикстер следит, не моргая, и лишь края его глаз изогнуты в сытой улыбке. Кажется, он подмечает всё, ни одной детали не скрыться от его внимания. Леон едва заметно кивает и коротко поправляет лямку бронежилета, а после наклоняется ниже к шее и, помедлив всего секунду в нерешительности, широко проводит влажным языком по следам крови от пореза на щеке. Почти сладкая. Металлическая. Как попытки этого мальчишки оставаться гордым до конца. Резко вдохнув, Стив замирает от внезапности и решается выдохнуть, лишь когда Леон прихватывает его ладонью под ухом и поворачивает к себе. От слюны успевшая слегка засохнуть кровь размазывается по белой щеке, отпечатывается на терзающих её губах. Леон запускает ладонь в волосы на виске Стива и поднимается мокрыми поцелуями по кромке уха, чтобы на самой верхней точке с удовольствием прикусить. — Аххг! — ноги Стива рефлекторно на мгновение сжимают бедра Леона, а хриплый и томный стон вынуждает Леона удивленно остановиться. Вау?.. Заинтересованность наблюдателя из темноты не уменьшилась, хотя это явно не был стон боли. “Стало быть, подойдёт не только боль”. — Пожалуйста… — Стив жмурится и опускает голову. Если бы в его власти сейчас были руки, то он бы наверняка закрыл лицо предплечьем. — Надо же, а ведь минуту назад просил меня “обойтись”, — не без насмешки комментирует Леон, мягкими укусами опускаясь к мочке и ниже. Эти “кошки-мышки” нравятся ему всё больше. — Пожалуйста, — просяще, сдавленно повторяет Стив, всё ещё не решаясь открыть глаза, но умело переводит тему в другое русло. Отвечать без привычной колкости наверняка даётся ему с трудом, — я же умру от кровопотери. — Это случится явно не скоро, — с удовольствием отвечает Леон, обжигая дыханием мокрый участок шеи. “Когда спадает маска, то мальчишка становится очень мягким и податливым. Ему бы взять это на вооружение в обычной жизни”. Стив ёрзает на месте и нервно кусает щеку изнутри, что у него на уме… Даже думать не хочется. Всё же пересилив себя, он осторожно поднимает взгляд и заглядывает в глаза. — Ты правда делаешь всё, только чтобы задобрить… Этого…? — в его голосе слышится то, чего Леон никак не ожидал, поэтому он в неверии щурится. — А что бы ты хотел услышать? На случай встречного вопроса у Стива нет подготовленного ответа. Он растерянно моргает в попытке придумать что-то внятное и наблюдает, как лезвие перекатывается между пальцами, но в конечном итоге отбрасывает лишние сомнения. Поначалу Леон даже не понимает что произошло. Хотя нет, он сразу понимает, но слёту принять, что Стив, потянувшись как можно выше, достигает его губ для отчаянного поцелуя-тычка, всё же не может. Спустя несколько секунд “прощупывания почвы”, не встретив хотя бы какой-нибудь реакции, он растерянно отстраняется и поджимает губы. “Вау”, — думает Леон уже второй раз за день, и этот показатель явно превышает привычную норму. Тишину подвала разбивает только напряжённое дыхание. — Серьёзно? — коротко осведомляется Леон, и Стив ещё сильнее поджимает плечи. Ну, а почему бы, собственно, и нет.... Полицейский оценивающе наклоняет голову в сторону и без стеснения оглаживает рукой грудную клетку, которая вздрагивает от одного только прикосновения его пальцев, впадинку на животе, рёбра, затвердевшие от холода соски; им он уделяет особое внимание — поглаживает, сжимает большим и указательным, слегка перекатывает между подушечками и неспешно массирует, не забывая при этом следить за изменениями в лице Стива, и это в итоге приносит свои плоды. На смену оскорблённому кряхтению приходит тихий стон; если закрыть глаза, то его с лёгкостью можно спутать со звуками, которые характерны для человека, потягивающегося с утра в кровати. И всё же разница была ощутима — вряд ли у кого-то от утренних звуков по спине шли мурашки. Через пару минут Стив, кажется, уже отпускает ситуацию, позволяя себе поскуливать с полуприкрытыми глазами. Леон улыбается. Это даже лучше, чем изводить порезами. Вряд ли после этих реакций он сможет себе позволить высмеять попытки полицейского организовать выживших в более эффективный отряд, не поблагодарить за одолженный предмет или отказаться выполнять заданную роль в команде, гордо свалив чинить угловой генератор. — Неужели я тебе так насолил… — произносит Стив и измождённо стонет громче. Леон ухмыляется, а после, заключив его лицо в чашу ладоней, сокращает дистанцию. Безусловно, этот поцелуй не похож на то, что произошло ранее. Он более напористый, бескомпромиссный и похотливый — Леон не делает поблажек и наступает вместе с языком, старательно исследующим чужой горячий рот, рукой, которая сжимает бока Стива до белых следов; полицейский даже не отказывает себе в стремлении наконец стянуть дурацкую бескозырку с надписью “AHOY” и швырнуть куда-то подальше в тёмный угол, этим волосам куда больше идет растрёпанность и его ладонь, властно сжимающая между пальцев пряди, чем глупый головной убор мороженщика. В своих действиях он почти также непреклонен, как и Трикстер. — Кхаааа… — забывшись, бесстыдно стонет Стив прямо в рот Леона и сжимает его бёдрами, будто перед ним не просто человек, а обломки спасательной лодки в шторм. — Мм… У тебя хороший голос, особенно когда не сдерживаешься. — Да пошёл ты, — беззлобно парирует Стив больше для проформы, чем действительно из-за того, что задет, и закидывает голову назад, подставляя шею под укусы. Леону нравится оставлять на его теле отметины, и он делает это с искренним удовольствием. Ещё Леону нравится, что Стив так или иначе прогнулся под его касаниями. Он не может не согласиться с Трикстером, что слышать чужие звуки, которые сам вызываешь, до дрожи приятно. Укусить ключицу, зажать между зубами сосок, оставить влажный след до пупка, обжечь кожу своим дыханием, опуститься ниже, коснуться подбородком линии шорт и многозначительно стрельнуть взглядом вверх, прямо на озадаченного Стива, чьи колени снова инстинктивно сводятся. — Ты не будешь этого делать, — с предельным нажимом, на который способен человек в его положении, заверяет Стив. Его взгляд достаточно красноречив, и всё же Леон на это лишь насмешливо улыбается и припадает губами к выступающему бугорку на синей ткани, чтобы с выдохом передать тепло своего рта. Полувозмущённое “Мнххг!..” всколыхивает пустоту комнаты. — За нами наблюдают, забыл?!.. — Харрингтон, очевидно, что тебе это нравится, — рука в перчатке с нажимом трёт стояк сквозь ткань. — Не трогай… Не здесь… У всего же предел есть, — Стив снова нервничает, и на это хочется сказать многое, но Леон решает не тратить воздух на праздные разговоры, а взять от момента всё, что хочет. Хотя бы сегодня. Хотя бы в этом тёмном подвале, который наполняет треск разрезаемой ткани — реверанс в сторону идеи Трикстера об оперативном избавлении от одежды. Таким обнажённым и распахнутым Стив предстаёт перед Леоном впервые. Удержаться от того, чтобы не подразниться, практически невозможно. Полицейский наслаждается явной настороженностью, когда лезвие в его руке скользит холодной линией от паха по чувствительному бедру и от этого член Стива напряженно подрагивает, когда мягкие губы покрывают засосами внутреннюю часть непроизвольно расслабившегося под ласками бедра, опускаясь всё ниже и ниже, к месту сгиба между ногой и тазом; когда кончик ножа невзначай идёт от мошонки прямой линией по ровному стволу до розовой головки, и хнычущий звук срывается с губ Стива. К сожалению, его лица не видно из-за запрокинутой назад головы, но ключицы так соблазнительно выпирают, а мышцы живота непроизвольно сокращаются, что Леон с трудом сглатывает густую от возбуждения слюну и, опустив ресницы, утыкается лицом в пах. Этот запах щекочет рецепторы, дурманит и сводит с ума. Он трётся щекой о короткие жёсткие волосы и горячо выдыхает рядом с мошонкой, обхватывает член у основания ладонью и отодвигает крайнюю плоть, чтобы сразу же вобрать в себя головку и несколько раз огладить её языком по кругу, посасывая. Жёлтые угольки в темноте упоённо щурятся, когда Стив захлёбывается собственным звучным стоном и переходит в неразборчивый шёпот, понятный лишь ему одному. Его запястья уже стёрты до красноты, но, кажется, Стив этого не ощущает, полностью концентрируясь на ощущениях внизу живота. Леон умело управляется с членом, на полную используя потенциал собственных рук и рта, хотя и не может назвать себя в этом деле хоть сколько-нибудь подкованным, поэтому делает так, как по его мнению должно быть — расслабляет горло и вбирает почти до самого конца, ласкает уздечку языком, осторожно втягивает, толкает головку во внутреннюю часть щеки. — Лео-о-он… — хрипло скулит Стив, безуспешно борясь с очередным порывом свести бёдра вместе, и Леон с силой перехватывает его левую ногу под коленом, чтобы одним движением закинуть наверх к рёбрам. Стив тихо ругается сквозь зубы, но не сопротивляется, оставаясь в этой абсолютно открытой позе. Возбуждённый и измотанный. Таким зрелищем нельзя не насладиться. — На что пялишься? — хрипло спрашивает он и хмурится. — Вряд ли по эту сторону Тумана есть кто-то, кто видел то же. — Откуда тебе знать? Может и есть… Ау! — Стив дёргается, когда по его заднице приходится размашистый шлепок, за ним второй и третий. — И кто же это? — следующий удар ладонью по покрасневшей ягодице. — Никто, я пошутил! Пошутил! — поспешно признаётся Стив, но всё же получает ещё один шлепок. В насмешливых глазах читается чёткое: ”Потому что заслужил” — а после Леон как-то странно улыбается и вновь наклоняется вниз. Расфокусированные глаза Стива ошарашенно расширяются, когда тот осознает, где именно находится язык Леона, и его мгновенно прошибает пот. “Такого точно никто тебе не делал”, — мысленно хмыкает полицейский и сам удивлённо отмечает, что решился на подобное с невообразимой легкостью. Он косит взглядом в сторону, в полутьме подвала виднеется лишь отдающая розовым свечением бита, в лучах которой заметны нечёткие линии силуэта и, кажется, лёгкая заинтересованная улыбка. “Интересно, что он думает об этом всём сейчас? Мы кажемся ему жалкими, смелыми или, может, ему просто нравится происходящее без каких-либо оценочных суждений? Знать бы, происходит такое впервые или… Если нет, то сколько выживших уже побывало на этом месте? Но если никто не говорит о произошедшем, значит, круговая порука работает безупречно”. Леон представляет, что может почувствовать Стив, если Нэнси узнает о том, что здесь происходило. Это заставляет его невольно улыбнуться, а в следующую секунду в тугое кольцо мышц вторгается его влажный палец. Стив взвизгивает и дёргается всем телом. — Расслабься, отпустит. “По крайней мере, так должно быть”. — Мне не больно, — горячечно отвечает он, и всё же пальцы на ногах поджимает. Внутри Стива туго, скользко и горячо. Хоть перчатки и позволяют углубляться немногим больше, чем на две фаланги, всё равно тяжело проникать туда снова и снова в то время, как Леон уже на пределе, перед глазами плывёт, а в паху — пульсирует. Он почти уверен, что если поменять палец и его член местами, то окончание настигнет постыдно быстро. Будто мстя за свои временные страдания, Леон резко вводит второй и прихватывает губами основание члена. По телу Стива проходится волна дрожи, и из горла вырывается обрывистый полувздох-полустон, который тоже отдаётся болезненным возбуждением внизу живота Леона, на что тот терпеливо и шумно выдыхает через ноздри. Ко времени, когда в Стива с легкостью заходят три пальца, полицейский уже покрыт испариной. “Если Трикстер повесит нас на крюк сейчас, то я ему этого никогда не прощу”. — Не смотри на меня так, будто я тебя казнить собираюсь. Всё честно, — Леон не понимает, как в этом человеке могут сочетаться возбуждённый румянец, блестящие глаза и такое оцепенение. — Ну конечно честно, ещё скажи справедливо по отношению к нам обоим. Леон щурится, быстро расправляясь с ширинкой. — Ты выбираешь нож? Отрицательно мотает головой. Леон хмыкает и упирается руками по обе стороны его туловища, нависает чуть сверху и отмечает едва заметное подрагивание мышц. Стоит признать, что Стив оказался хорош не только в своей покладистости. Уже само то чувство, когда член входит в тугое и тёплое, когда скользкая теснота сжимается вокруг тебя, побуждает закусывать губу и закатывать глаза. Леон двигает бёдрами вперёд и с влажным хлюпаньем входит до упора, заодно вырвав из горла Стива первый гортанный всхлип. Они смотрятся чертовски непристойно хотя бы оттого, что Леон полностью одет, а на Стиве из одежды лишь высокие белые гольфы и кеды, которые закинуты полицейскому на плечи. Ритм понемногу нарастает и Леон ловит себя на крамольной мысли, что отдал бы многое, только чтобы посмотреть на то, как они выглядят со стороны. Пульс в висках становится громче, а упругие бока Стива и его голос, который загнанно и хрипло звучит совсем рядом, лишь побуждают ускорить темп… И кто придумал привязать его к этому чёртовому столбу! Совсем ведь неудобный угол проникновения. Была бы воля Леона, он бы прислонил Стива к стене или распластал на полу, заставив изогнуться в спине. Дурацкое решение! Полицейский скользит под поясницу с раздражённым рыком и одним движением поднимает его выше. Сразу же следует удивлённое и немного расфокусированное: — Агх… Кеннеди, блять, я не акробат! — Заткнись, я... Всё сделаю. Леон стоит на коленях и сильными руками удерживает Стива на весу, в то время как сам наращивает темп и едва не вторит его звукам. До одури потрясающе. Всё же достаточно долгое воздержание сделает кого угодно голодным, нетерпеливо вбивающимся в чужое тело зверем. — Нравится ощущение члена в заднице? — неожиданно подаёт голос Леон, и Стив едва не теряет равновесие, но тот неумолимо продолжает, — Может быть, тебе не придётся с ним расставаться. — Что ты… — Посмотри на Трикстера. Знаешь почему он, мнг… — Леон горячо выдыхает и резко ведёт головой, чтобы убрать прилипшие ко лбу пряди, — улыбается? Потому что мы полностью в его власти. Стив поджимает губы, но всё же не без труда переводит взгляд туда, откуда за ним внимательно наблюдают. — Если он захочет, то это будет повторяться раз за разом, потому что, — Леон хищно и широко улыбается, — ты — лишь блюдо, которое готовят по его велению, а пока он просто хочет понаблюдать, как его десерт наполнят кремом. — Замолчи! — сквозь густую пелену перед глазами Леон всё же видит, что сказанное производит необходимый эффект — Стив возбуждён до предела. Дерзкий, извращённый мальчишка, пошло сжимающийся внутри и стонущий, как портовая девка. — Это... Правда, — продолжает давить полицейский, пока подвал наполняется ускоряющимися звуками влажных шлепков и всхлипами, — или ты хотел, чтобы на моём месте оказался он?.. Стив затихает, жмурясь и отчаянно сжимая зубы, и Леон понимает, что финал уже близко, поэтому вбивается в него, не сдерживаясь, пока они оба не содрогаются и обессиленно опускаются на пол. Стук в ушах, кажется, не проходит целую вечность. Лишь когда их громкое дыхание перебивает звук приближающихся шагов, Леон поднимает голову с груди Стива и поворачивается в сторону Трикстера. Тяжёлые берцы останавливаются в полуметре от его лица, а бита неопределённо покачивается. Леон даже не поднимает взгляд выше — силы на пределе, а ленность бесповоротно овладела мышцами. “Даже если убить захочешь, не встану”, — отрешённо думает он и снова опускается на тяжело вздымающуюся грудь Стива. Но Трикстер лишь вертит своё оружие в руках, безумно посмеивается и разворачивается на пятках, чтобы неспешно направиться в сторону выхода. Вы можете жить. *** — Нэнси хочет на следующем испытании сбежать через люк, у тебя нет ключа? — Стив не ловит взгляд, он смотрит на раскидистый куст, скрестив руки, будто ему вовсе ничего и не надо. — Зелёный, — отстранённо отвечает Леон, — нужен? Он знает, что Стив на это лишь цокнет языком и, хмурясь, как можно скорее попытается убежать. “Не очень-то и хотелось подходить ко мне впервые после подвала спустя неделю, да? Ведь Нэнси сама сделать этого, конечно же, не может”. — Погоди, — Леон хватает Стива за рукав зелёного свитшота в последний момент и тот, на удивление, не вырывается, а лишь замирает в ожидании, хотя глаз по-прежнему не поднимает. — Есть. Держи. — Красный?.. — Мгм. Стив кашляет в сжатый кулак, бросая быстрый взгляд на лицо Леона. — Он же очень редкий. Лучше бы для себя приберёг. Леон неопределённо пожимает плечами. — Раз так, то ты мог бы предложить мне кое-что взамен. Растерянность в глазах Стива настолько забавна, что едва удаётся сдержаться от улыбки. — Но… Но здесь же другие выжившие… — мямлит он и прячет руки в карманы джинс, пока к его щекам предательски приливает кровь. — О чём ты? Я имел в виду аптечку или что-то в таком духе, — Леон не без удовольствия наблюдает за тем, как Стив внутренне бьёт себя по лбу со всей силы, и поэтому поспешно добавляет, — но на этот раз можно обойтись и твоей искренней благодарностью. — Спасибо, — цедит Стив почти не обиженно, а затем поджимает губы и быстро уходит с ключом в руке, не оборачиваясь. Леон сдержанно улыбается сам себе и, щурясь, смотрит ему вслед.