Бумеранг любви

      Одной рукой Синан переключал каналы телевизора, пальцы другой переплёл с пальцами Ишык и, с трудом скрывая блаженную улыбку, гнал от себя всякие мысли. Даже картинки, что мелькали на экране напротив, совсем его не занимали. Чувства перекрывали их напрочь. Ишык с нежностью гладила его запястья и кисть и, вдоволь изучив запутанные линии на внутренней стороне его ладони, вновь поднималась вверх к подушечкам. Синан ответил ей тем же, затем прикрыл глаза и запрокинул голову назад. Как же хорошо!.. С чувством безграничного тепла внутри юноша сравнил все эти движения их пальцев с танцем или… актом любви. И это при том, что ни он, ни она всё ещё не отрывали взора от телевизора!..       В его сумрачном свете молодые люди любили проводить вечера, делая вид, что следили за сюжетом фильма, когда на самом деле их мысли были заняты друг другом. День за днём с тех пор, как Ишык приняла решение «остаться с ним навсегда», проходил похожим образом: девушка гасила везде свет, устраивалась к возлюбленному под бочок и, позволяя ему прижать себя поближе к груди, затаив дыхание, слушала его сердцебиение. Оно учащалось каждый раз, когда её пальцы касались его, и, замечая умиротворение и спокойствие на лице Синана, Ишык безгранично гордилась собой. Она отогрела его!.. Она смогла!       Это, конечно, не было лёгкой задачей. Помнится, когда-то Синан совсем не умел принимать эту любовь. Это сейчас он так спокойно позволял обнимать себя и целовать, зато когда-то!.. Будто ёж с иголками!.. И даже после повторной встречи через многие годы всё ещё оставался подозрителен… Утро того дня, когда Ишык, проснувшись чуть раньше него, отправилась жарить блины на кухню, а он, перепугавшись, забежал туда полчаса спустя, до сих пор не выходило из головы. Сколько облегчения сквозило в его глазах!.. Как радостно он обнял её, как просил больше «так не делать», а то точно «доведёт его до инфаркта»? Ах, ну неужели он подумал, что она оставила его?..       — Я больше не тепличная принцесса, начитавшаяся романов? — спросила она не без лёгкой иронии после того, как он оставил на её лбу очередной поцелуй, а затем соскользнул взглядом вниз и потянулся за ещё одним в губы. Сам ведь захотел, сам!.. — Скажи! Скажи, что нам всем нужна любовь, как бы мы ни сопротивлялись, как бы мы ни отнекивались. Даже тебе. Я ведь была права! Ты тоже сдался.       Девушка накрыла его губы рукой, а он расплылся в улыбке. Спорить не хотелось, хоть и признаться себе в том, что когда-то слишком категорично высказывался о том, в чём испытывал крайнюю нужду, оказалось трудной задачей. Подросткам свойственен максимализм, и, лишь повзрослев, Синан понимал, как мало в этой жизни бывает однозначного. Мало кто, скажем, видел лабораторных бактерий собственными глазами, но, веря на слово научным работникам, что сталкивались с ними каждый день, люди всё равно принимали факт их существования. Так почему же дело не могло обстоять похожим образом и с любовью, и почему человечество принималось так яро её отрицать?..       — Нужна, — прошептал юноша с полной покорностью судьбе и… принятием своей неправоты. — Нужна как воздух, иначе жизнь теряет краски. Без любви… жить можно, но тогда теряется всякий смысл.       Услышав это, Ишык приподнялась на локтях и победоносно улыбнулась. На одном из кабельных каналов шёл «Крестный отец» — излюбленный фильм Керема, — но Синан сознательно уменьшил звук, чтобы клан Карлеоне и его проблемы не мешали ему расслышать возлюбленную. За окном в чьём-то автомобиле завыла сирена, залаяла собака — их ничто из этого не тронуло.       — Ага! — ахнула она, поймав его на полуслове, а он с готовностью кивнул. Да-да, ты не ослышалась! — Так вот ты теперь как считаешь? Ты — новый, исцелённый любовью Синан?..       — Ты думаешь, что мне будет стыдно в этом признаваться? Вовсе нет. Я был категоричен, как и любой подросток. Но, повзрослев, я понял: пока есть такие как ты, этот мир будет жить.       — И такие как я, — заговорила Ишык весьма польщённо, любуясь тем, как красиво лунный свет из окна и почти неоновое освещение от телевизора мерцали в его медовых глазах, — никогда тебя не бросят, знай это. Потому что мы сильнее, чем кажется. Пусть такие как ты и не хотят этого признавать…       Синан отшутился — вы вошли во вкус, Ишык-ханым! Меру тоже надо знать! — но она лишь смеялась. Этот смех, впрочем, вселял в него всё больше и больше жизни. Как странно!.. Откуда внутри этот огонь, это тепло? Это желание свернуть горы, обнять и любить весь мир? И это в нём-то — когда-то апатичном, суицидальном подростке?..       — Знаешь, чего новому Синану не хватает, чтобы окончательно оставить плохое в прошлом? — вдруг игриво начала Ишык и сморщила лоб. Он вопросительно повёл бровями и ласково улыбнулся, будто гладил взглядом её волосы, глаза и лицо. Любовь переполняла его.       — И чего же?       — Ещё одного верного друга. Как Парис.       Улыбка медленно сошла с лица Синана, и он даже отстранился, сложил руки на груди, выключил телевизор. Взор на миг остекленел, устремляясь вниз, на стаканы с недопитым кофе. Ишык терпеливо ждала.       — Я не думаю, что это хорошая идея, — тяжело вздохнул юноша, и, когда она заспорила — ну почему? Ты ведь уже очень давно никого не заводил! — продолжил: — Это было очень больно, Ишык. Я не переживу такой потери ещё раз.       На миг плечи девушки поникли. Она надула губы, откинувшись на спинку дивана вслед за Синаном, и несколько минут молодые люди молча рассматривали бесцветную стену впереди и те рамки с фотографиями на тумбочке, которые Ишык привезла из отчего дома, когда переехала к нему. Синан то и дело наблюдал за ней боковым зрением, и уголки его губ пару раз очень заметно дрогнули, но Ишык оставалась серьёзна.       Наконец она громко ахнула, а затем, сложив брови домиком, дёрнула его за рукав:       — Синан, я прошу тебя, прошу! Ради меня. Давай возьмём собаку. Любую-любую! Какую захочешь!       Колкости, злобные ремарки, раздражительность — всё это и правда осталось в прошлом. Теперь в его сердце накопилось столько любви, он стал таким умиротворённым и даже ласковым, что любое силовое сопротивление покинуло его душу. Хотелось соглашаться. Хотелось слушать пение птиц и любоваться закатом. Гулять по улицам, замедлив шаг и наблюдая за пароходами на Босфоре. Так — действительно, — почему бы и не взять собаку?.. Разве кому-то это будет во вред?       Несмотря на то, что в тот вечер Синан всё-таки дал своё согласие, его всё ещё терзали сомнения, пока Ишык весело размахивала руками, идя с ним бок о бок по набережной Босфора в тот солнечный воскресный день. Солнце слепило глаза, и юноша прикрылся от него ладонью, пока возлюбленная внимала пению чаек в небе. На полпути он вдруг застопорился.       — Ишык, — позвал он жалостливо, будто ребёнок, мать которого всё равно отправляла своё непутёвое чадо в школу, несмотря на невыученное домашнее задание. — Я боюсь. Я не знаю, как справлюсь. Это большая ответственность!       — Уф-ф-ф й-я! Что за глупости! — воскликнула девушка — на миг раздражённо и даже насмешливо, — после чего взгляд её потеплел и налился солнечным светом, точно вода в проливе. — Я поведу тебя. Буду твоим поводырём. Всегда же была, не правда ли?       Припекало. Синан не смог сдержать улыбки, что становилась всё шире на лице, пока он неотрывно наблюдал за тем, как Ишык брала его за руку и вела дальше по мостовой. Пароход в проливе издал неприятный гудящий звук, велосипедист звякнул колокольчиком, из очередного мясного прилавка запахло жаренным. Стамбульская толкотня усиливалась, но Синан смотрел только на Ишык, а она тем временем всё ещё что-то говорила, говорила, говорила… и как же это на неё похоже!..       — А вот и они. — Хозяин приюта для животных встретил их с распростёртыми объятьями, оказался хорошим знакомым матери Ишык и прямо с порога осведомился о следующем: — Как поживают твои родители, джаным? В добром здравии?..       Синан нехотя поплёлся за девушкой следом, словно шёл на казнь, вяло пожал ветеринару руку и, ревнивый от природы, с облегчением подумал о том, что старику, к счастью, за пятьдесят, да и лысина ему не шла.       Старый знакомый отличался словоохотливостью и, наконец заполучив благодарного слушателя, засыпал дочь друзей различными подробностями о том, как часто волнистые попугаи линяли по осени и весне или как какаду бывали говорливы. К их клеткам только подойди — в прямом смысле откусят палец! Ишык — ах, его милая, вежливая и приветливая Ишык! — внимательно слушала причитания старика и даже ахала в нужный момент, когда тот ожидал именно такой реакции. Ответив на дежурный вопрос о погоде, Синан тем временем оказался предоставлен самому себе и поэтому принялся с интересом разглядывать клетки.       Пахло тут и правда ужасно, да и шум стоял неизмеримый: что чириканье, что лай. Возлюбленная давно мечтала о шпице или королевском корги, и он даже не смел с ней спорить, а посему быстро миновал клетки с чересчур резвыми какаду и еле-еле уберёг палец, умудрившись пару раз постучать по клетке кулаком.       — Ничего себе! И правда враждебные.       — Синан! Не трогай их лучше. Эмре-аби же предупреждал…       Синан поднял руки в примирительном жесте — кто же, его, мол, слушал! — после чего, в надежде остаться незамеченным, засеменил дальше по рядам. Взгляды животных в клетке даже пугали — совсем как человеческие! — а сердце защемило в груди юноши. Когда-то ведь… у него был точно такой же взгляд.       Ушастый рыжий кокер-спаниель, устроившийся в самом незаметном углу своей клетки, оказался единственным из своих собратьев, кто не поднялся Синану навстречу, когда тот проходил мимо. Собака как будто и вовсе его не замечала и продолжала вяло хлебать воду из своей миски. И только глаза — большие и чёрные как омуты — смотрели перед собой как-то по-особенному.       Что-то кольнуло в районе рёбер, и юношу словно пригвоздили к месту. В голове мелькнули тысячи воспоминаний, отозвавшиеся во всём теле тупой, ноющей болью. Он припал к клетке лбом, и заметил, как спаниель вяло зевнул и отвернулся. Улыбка тронула губы парня.       — Ты устал от такой жизни, малой, — прошептал Синан, улыбаясь со знанием дела. — Когда-то я тоже был таким. Все тебя бросили, а ты и не надеешься на счастливый исход. Думаешь: когда-нибудь всё это обязательно закончится. Мне надо просто потерпеть, и я наконец перестану видеть этот ужасный, бренный мир, этих мерзких людей и их пороки… Кто, если не я, видит их насквозь?       Вдруг спаниель поднял на своего «собеседника» глаза, и по телу человека как будто пропустили электрический заряд. Собака издала звук, отдалённо напоминавший смех: «Вот как, значит? Ты знаешь, что такое голод, холод, страх? Знаешь, каково это, когда тебе негде жить, когда ты никому не нужен? Что ты можешь знать о моей доле!».       — Знаю, — хрипло произнёс Синан вслух. — Знаю, малой, поверь мне. Никто лучше меня не поймёт тебя.       Спаниель апатично отвернулся, сложив под себя лапы — не поверил!.. Синан ещё шире улыбнулся. Когда-то он повёл бы себя так же!.. Сложно поверить словам, когда ты уже изрядно устал от неудач. Однако что-то же всё-таки заставило его переменить своё мнение?       Любовь! Любовь, которую Ишык с недавних пор дарила ему каждый день. Что в этом зазорного? Теперь он знал, что это такое, и мог бы передать её другому. Мог бы осчастливить другое божье создание, как это когда-то удалось сделать с ним, дать тому кров, обогреть и приголубить… Круговорот любви в природе! Как хорошо это сошлось бы с философией буддистов, так почитаемой им когда-то?       — Джаным. — Ишык почти невесомо коснулась его рубашки со спины, и Синан даже вздрогнул. — Ты кого-то всё-таки выбрал?       Возлюбленный улыбнулся ей так, что его глаза, казалось, засияли, после чего взял её ладони в свои и, не отрывая взора от её губ и шеи, поцеловал запястья девушки.       — Что с тобой? — спросила она удивлённо. Эмре-аби как раз показался за поворотом и спросил, будут ли они брать кого-то в питомцы.       — Кажется, ты научила меня большему, чем думаешь, — отвечал он ей, не откликаясь на зов ветеринара, и кивнул на спаниеля. — И теперь я готов это доказать.