Transition

Чеботарёв сам недоумевал, что его разбудило посреди ночи, но как только он открыл глаза и привык к темноте, то понял, что именно не так. — Серый, ты в порядке? — Серёжа лежал, будто парализованный, в одном, кажется, не совсем удобном положении. Взгляд его неотрывно был устремлен в стену, он не моргал. Даже когда Дима его позвал, Горошко не пошевелился. — Серёж? — Чеботарёв аккуратно, но с нажимом провел ладонью от Серёжиного плеча до предплечья, чтобы привлечь внимание. Горошко медленно моргнул. Дима вспомнил: Серёжа как-то рассказывал, что может впадать в трансовое состояние, но использует это исключительно для погружения в роль, про повседневную жизнь ничего сказано не было, однако Чеботарёв смог сложить два и два. — Я думал, ты это контролируешь, — спокойно поделился Дима. — Я тоже, — с трудом выдавил из себя Серёжа. — До сегодняшнего дня, — вдобавок просипел он. — Что-то я могу сделать? Попить чего-то тёплого принести? — поинтересовался Чеботарёв. — Вообще-то… , — немного потупился Горошко, — ты не мог бы меня размять? Я не то чтобы хорошо чувствую своё тело. Несмотря на то, что с Димой они неплохо и довольно быстро сошлись, как в общении, так и в работе, и даже могли отрубиться вместе на одной кровати, о таком все равно было неловко просить. — Настолько заклинило? — искренне удивился Чеботарёв. Горошко лишь несчастно вздохнул в ответ. — Есть какие-то личные границы, о которых я должен знать? — Дима принял полусидячее положение, облокотившись на спинку кровати. Серёжа, как получилось лёжа, помотал головой. — Хорошо. Чеботарёв подтянул его и облокотил спиной себе на грудь, устроив так, что голова Горошко оказалась у Димы на правом плече. Сергей чуть нахмурился и прикрыл глаза. Его реакцию поняли моментально. — Серёж, это не стыдно. Расслабься, — мягко проговорил Дима. — Если бы это было так легко, — почти вернув себе обладание голосом хмыкнул Горошко. Они оба были одеты (после выматывающего дня с кучей интервью в рамках промо-компании фильма их хватило только на то, чтобы добраться до квартиры Сергея, стянуть с себя верхнюю одежду и рухнуть на кровать), оба были актёрами — их учили принятию своего тела со всеми его возможностями и недостатками, учили быть материалом, из которого можно вылепить всё, что заблагорассудится — и тем не менее Серёжа чувствовал себя не в своей тарелке. — Ты всё ещё зажат, — так же мягко, как и до этого, без укора, послышалось над ухом. Одновременно с этим на шею Горошко легла тёплая ладонь. Под большим пальцем Дима ощущал участившийся пульс. Он недолго подержал так ладонь, давая Серёже время пообвыкнуться, затем плавно провел ею до солнечного сплетения и вернулся выше, тщательно размяв надлопаточную область и плечевые суставы. Эти несколько минут Горошко сохранял молчание, когда же Чеботарёв перешёл к его рукам, он услышал, как сбоку невпопад пробормотали: — Разумовский не отпускает. — Но мы же давно не на съёмках, — возразил Дима, поочерёдно массируя фаланги пальцев. — Да, но, видимо, все эти интервью как триггер… Я слишком погрузился тогда, все-таки такой персонаж, и моя первая роль… Кстати, уже лучше, спасибо, — в благодарности послышалась слабая улыбка, и Чеботарёв остановился. — Дальше сам? — он повернул голову, пытаясь заглянуть Серёже в лицо, и упёрся щекой в висок. — Ага. Ты, наверное, из-за меня проснулся. Извини, — отстранясь, сказал Горошко. — Забей, Серый, — отмахнулся Дима и поддержал Серёжу, чтоб тот не завалился назад. — Приходи в себя и ложись. Завтра тоже напряжённый день. Горошко кивнул и начал разминать ноги.