Исповедь самому себе

3.17       Вспышка.       За которой следует быстрое открывание глаз и моргание и приходит осознание, что эта ночь будет долгой и достаточно болезненной.       Ещё одна вспышка, казалось, что она ещё ярче и насыщеннее, чем предыдущая. Опять эти чёртовы воспоминания, которые заставляют чувствовать Маринетт ещё хуже.       Это вообще возможно?       Именно в этот момент ей кажется, что она достигла того самого момента невозврата и сдвинуться с него уже точно невозможно. Она забыла, что значит улыбаться, что значит быть в хорошем настроении, быть собой, без тошнотворного притворства в виде игры в весёлую и беззаботную супергероиню, для которой аккуматизация является пустяком. Она просто хочет, чтобы всё было как раньше, чтобы они с Котом мило болтали на её маленьком балкончике, чтобы он давал ей то, что ей было так необходимо.       Но маленький жучок просто устал…       Моменты из прошлого вгоняют её в тоску. Не эти эмоции хотелось бы чувствовать. Маринетт переворачивается на другой, накрывшись одеялом с головой в попытке уснуть, хотя понимает, что она будет тщетна. Совершены безрезультатные попытки внушения спокойствия, она не знает, как долго это продолжается: крутится с бока на бок. От Мастера Фу ей известно, что квами создают что-то вроде барьера для Бражника, этот барьер растушёвывает негативные эмоции, но у всего есть предел, чем сильнее носитель испытывает эмоции, тем слабее происходит растушёвка. Также она знает, что чем сильнее квами, тем сильнее барьер и наоборот, хоть все квами воистину сильны, но самые могущественные это камель созидания и разрушения. Зная эту информацию, ей становится легче, но она боится, что в один прекрасный день не справится даже Тикки, тогда действительно наступит их поражение с Котом.        — Я должна быть ею, безупречной, — мысль, которую Маринетт вдалбливает себя часто, порой кажется, что она её читает словно мантру или молитву в надежде, что она укоренится в её голове и будет работать.       Но дальше идёт она.       Вспышка, яркая до тошноты. Это воспоминание вызывает лишь желание: закричать, что есть мочи, но нет сил, чтобы издавать хоть какие-то звуки, хочется плакать, но нельзя, иначе не сможет остановиться, да и не хочется тревожить Тикки, она и так слишком за меня переживает. Вместо того, чтобы поддаться желанию, она сглатывает, оно встаёт комом в горле, максимально противным, приносящим дискомфорт.       Эмоции. О них никто не должен знать, они раскрывают человека, обнажают его сущность, показывают слабые стороны.       Они — чёртовы предатели! Дают людям читать тебя как открытую книгу, показывают всю подноготную, и у тебя в итоге не остается ничего сокровенного и личного. Такими понятиями живёт Маринетт, убеждаясь в этом который раз, когда кричит заветные «чудесная Леди Баг!».       Так было не всегда, так стало после того как Бражник поменял свою тактику аккуматизирования, когда он понял, как лучше будет для него, когда заметил, какую это боль причиняет нашим славным и неопытным героям на тот момент. Ох, как он был доволен собой, в момент осознания он даже забыл свою главную причину своих злодеяний. Для него это стало новым пунктом в его личных целях на жизнь, хоть он и прикрывался воскрешением своей любимой.       Слышен звук расчёса и с каждой секундой он становился сильнее и громче, после обнаружения Маринетт видит небольшие, но глубокие и с кровью расчёсы, это был её одним из немногих способов успокоиться.       Но в этот раз не помогло, ведь наступила ещё одна серия вспышек: «Убейся, умри! — удар, — Чёртова тварь! — ещё один удар». «И ты называешь себя героиней? Какой же будет позор, когда люди узнают, что из себя представляет их любимая Леди».       В попытке избавиться от них, мотает головой и быстро моргает в попытке вернуться в реальность. Перед глазами больше не стоит та картинка, но происходит осознание, что уснуть уже не получится. Нужно чем-то заняться, убить время.       Встав с кровати, непроизвольно идёт к зеркалу. Глаза привыкли к темноте, поэтому всё отчетливо видно. Кончики пальцев прикасаются к тонкой шее в направлении сверху вниз при этом немного надавливая, затем очередь доходит и до ключиц, поднимаясь вверх, к подбородку, таких циклов было несколько, но с каждым разом давление усиливалось. В последний раз кисли остановились на гортани, недолго думая происходит удушение из-за этого на мгновение становится трудно дышать, глаза наливаются кровью. Ей всё равно. Это неважно.       Смотрит себе в глаза, и видит них какую-то ярость и злость, их становится всё больше и больше, присутствует ощущение, что голубые глаза попросту стали черные, что смоль, как его костюм, осознание этого сравнения вгоняет в ещё в большую ярость. Надо считать, это должно помочь, надо думать о приятном: раз, два, запах круассанов, три, четыре, бодрящий вкус лимона с водой, пять, шесть...       Спокойствие не длится долго. Вспышка.       «Ты думаешь, что это было правдой? Ты глупая и наивная девочка, которая порядком мне надоела. Просто пустая, никому ненужная игрушка. Если тебя поменять на кого-нибудь другого, никто и не заметит».       Опять он. Не хочется вспоминать именно этот момент. Поэтому в попытке забыть и забыться избиение, сомкнув кулак, что есть мочи, затем последовало несколько ударов. Испытывается нестерпимая боль, которая, кажется, дала свои плоды: вспышек больше нет.       Спустя минуту она просто смотрит в своё отражение и видит довольно мрачную картину в зеркале: волосы спутаны и растрёпаны, лицо бледное и исхудавшее, глаза красные от слез, а взгляд слишком пустой и безжизненный, что казалось, что он принадлежит уже мертвому человеку.       Потерян счёт времени, возможно прошла минута, десять, а возможно и час, но она с упорством смотрит и не отводит взгляд и практически не моргает. Что касается мыслей, они распирают мозги.       Будь жучок обычным человеком, была бы лакомым кусочком для Бражника. «Как убого. Что ты делаешь? Зачем? Думаешь, что эти слёзы, эти раны, эти истерики — они кому-то нужны? Глупая и наивная.       Жалость — это ущербно, а жалость к себе — вдвойне.       Лицемерие. Социум пропитан им, каждый страдает этим недугом, даже ты! Ради чего я сражаюсь? Чтобы быть кому-то нужной? Это чистой воды ложь!». Мысли то и дело путаются.       Замечает, что её внутренний монолог происходит не в голове, а наяву. Маринетт говорит со своим отражением, снова, и это приводит в ужас.       А ведь её предупреждал Нуар, что её состояние вопрос времени, что ей неплохо бы научиться с этим справляться, Мастер говорил ей тоже самое.       Она понимала это, но совладать очень сложно, но были ли произведены хоть какие-то попытки кроме игнорирования? Маринетт знает ответ, знает, что он отрицательный, но она также знает, что так дальше продолжаться не может, но она также не может с этим совладать. Происходит замкнутый круг, который ей не под силу разомкнуть самостоятельно, как это сделал Нуар, по крайне мере он ей так сказал, при чём не Леди, а ей, обычной, Маринетт, что кажется задело и обрадовало одновременно. Но она лишилась этой поддержки с его стороны и винить можно только одного человека — себя. Она так считала, даже нет, она была уверенна в этой мысли на сто процентов.       Незаметно для себя она оказалась в одной тонкой пижаме на своём маленьком балкончике и начала произносить его имя, в надежде, что он где-то рядом. С каждой попыткой его имя произносилось громче и громче, но всё было безрезультатно, она догадывалась, что так будет, ведь где он, а где она. Была стойкая уверенность того, что она не одна принцесса у него, но даже этого ей хватало, пока она сама его не прогнала. Собравшись идти в свою постель, чтобы убить время до момента собирания в школу, она услышала его приятный и низкий голос, который не спутает ни с чем.       — Я ждал этого.