Чары

Настроение у Арамиса было испорчено: некто, руководствуясь своим злым расчетом, подло оклеветал его перед знатной дамой, и та, ожесточившись сердцем, которое прежде было столь податливо и столь нежно в отношении Арамиса, сегодня отказалась его принимать. Конечно же, этим вечером в довершении к этому унижению и позору хлынул сильный дождь. Щегольской костюм и не менее щегольской плащ нисколько не спасали Арамиса от ненастья, а шляпа и вовсе стала быстро терять форму, будто тая под холодным ливнем. Так как в такую погоду никому не придет в голову добровольно выходить из дому, оглядевшись, в красивых черных глазах Арамиса забрезжила надежда - он узнал улицу Могильщиков и гостиницу, где снимал комнату его любезный друг д'Артаньян. Настроение его тотчас сменилось и, чем ближе он подступал к гостинице, тем дальше отступали от него мысли о своей неудаче. Поднявшись по лестнице сразу на второй этаж, он к своему удовольствию увидел приятно удивлённое лицо своего друга, когда тот отворил ему дверь. - Как вы здесь очутились, мой милый Арамис? - воскликнул он, хватая его за мокрые холодные руки и втягивая в комнату. Тот смущённо улыбнулся и спросил, может ли он переждать дождь у него, а Д'Артаньян заверил, что почтит за великое счастье его присутствие в своем доме и даже покраснел от удовольствия. Шел только первый месяц его пребывания в Париже, и гасконец был в большом восторге от своих старших товарищей. Перед Атосом он благоговел, Портосом восхищался, а на Арамиса не мог наглядеться: Арамис был красив и миловиден, как девушка, изящен и скромен, как ангел - все в нем было проникнуто поэзией и одухотворенностью. Вот и сейчас, пока Арамис снимал со своих прекрасных белых рук мокрые замшевые перчатки, каждое его движение было проникнуто элегантностью вкупе с особой, неясной, но ощущаемой красотой. После некоторого колебания, Д'Артаньян помог ему снять плащ - шляпу Арамис снял сам, и длинные завитые кудри завораживающе рассыпались водопадом по его плечам. - Надеюсь, я вас не потесню, - сказал Арамис скромно, слегка краснея от внимания гасконца. - Ни в коем случае, мой дорогой друг, - ответил тот и, взяв его под руку, провел глубже в комнату. В комнате, что снимал молодой человек из мебели, на которой можно сидеть, были только кровать и стул. Так, как уверенности в довольно ветхом стуле у д'Артаньяна не было, он предложил Арамису располагаться на кровати. - Может, для начала поухаживаете за мной? - кокетливо улыбнувшись, машинально пошутил тот, но тут же спохватился и поджал губы. Д'Артаньян удивлённо посмотрел на своего миловидного гостя, но, как гостеприимный хозяин стремясь устранить любой признак неловкости, не стал заострять на этом внимание. - Как насчёт вина, любезный Арамис? - спросил он, единовременно раздумывая, как бы стянуть пару бутылок из запасов Бонасье. Арамис успел расположиться на кровати, тотчас приняв задумчиво-меланхоличную позу, красиво держа спину и заложив ногу на ногу. Вряд ли он намеренно старался принять такой картинный вид - гасконец склонялся к мысли, что это происходило с Арамисом неосознанно, особенно, когда на нем сосредоточивалось слишком много внимания. На его предложение Арамис загадочно улыбнулся и слегка покраснел, и изменение в краске, залившей щеки мушкетёра, не укрылось от глаз д'Артаньяна - хоть он не знал, чем этот румянец был вызван, но все равно ощутил смутное волнение. - С удовольствием, - сказал Арамис, отводя в сторону глаза и томно прикрывая их густыми ресницами. Пить Арамис не умел, и перебрав, если он не лез под юбку женщине, то лез на колени мужчине. Если в такой вечер он оказывался в компании Атоса и напивался, а потом отправлялся флиртовать с представителями мужского пола, то дело всегда принимало нешуточный оборот - глаза Атоса загорались дьявольским огнем, он подходил к несчастному, который минуту назад чувствовал себя счастливцем, и тогда неизменно начиналась драка. Это случалось очень редко, поскольку в большинстве случаев Арамис пил мало - не до пьяну - особенно в присутствии Атоса... Д'Артаньян еще не знал об этой особенности его друга, поэтому в его предложении не было никакого тайного расчета. Он, крадучись, пробрался вниз, стараясь не шуметь, достиг шкафа, где хозяин держал вино и, затаив дыхание, потянул за ручку дверцы. Вселенная улыбалась в этот вечер д'Артаньяну - старые засовы не заскрипели. Он вынул две бутылки, потом подумал и вытащил ещё одну, а две кружки в его комнате должны были найтись. Если бы Планше сегодня не отпросился, чтобы этот непогожий вечер, в который он никак не смог бы услужить своему хозяину, провести со своей подружкой, д'Артаньян отправил бы его за сыром и фруктами к трактирщику - разумеется, взять их в долг, поскольку денег у гасконца не водилось, но, пока шел его первый месяц в Париже, никто еще не отказывал отпускать товар. Когда уже в комнате д'Артаньян разлил вино по кружкам и поднял свою, чтобы возгласить тост за своего дорогого Арамиса, тот польщенно улыбнулся и кокетливо оправил свои чудесные, хоть все ещё заметно мокрые, волосы. Молодой гасконец был в самом деле очень рад его визиту - на прошлой неделе он дважды просил Арамиса уделить ему часок времени, но каждый раз тот был слишком занят и не находил на друга времени - точно так же, надо сказать, поступали и Портос, и Атос, которых гасконец тоже не смог уговорить на личную беседу. Теперь Арамис был у него в гостях и, хочет он этого или нет, но д'Артаньян выпытает у него все, что его интересует. Тем более что вино оказалось крепленым, а такое вино развязывало язык и намного более крепко сложенным мужчинам, чем Арамис. Не забывая подливать вино, гасконец расспрашивал мушкетера о службе, об обязанностях и о нюансах, о которых не принято было говорить, потом от общих перешёл к более личным вопросам. Будучи зачислен в гвардейцы короля, д'Артаньян был уверен, что в скором будущем тоже непременно перейдет в ряды мушкетеров, предоставься ему такой случай, и, на примере Арамиса хотел узнать, как бы его подгадать. Только он не узнал той хитрости, на которую рассчитывал - Арамис, по его словам, так же отслужил с полгода в гвардейцах и только потом, по протекции своих старших товарищей, пользовавшихся всеобщим уважением, был переведен в мушкетеры. Кроме того крепленое вино хорошо ударило молодому человеку в голову - так, что ему теперь приходилось опираться руками на кровать. Но, так как Арамиса все равно клонило в сторону, д'Артаньян подсел сбоку и предоставил ему свое плечо. - Похоже, вам уже хватит, мой дорогой, - сказал он, мягко касаясь его руки, держащей кружку, - иначе вы вообще домой не доберётесь, и тогда вам придется остаться у меня. В ответ на это Арамис слегка повернулся к нему и кокетливо взглянул из-под ресниц: - А вам бы этого хотелось? Его прекрасные черные глаза заволокло мечтательной поволокой, но, несмотря на это, их воздействие оказалось таким же неотразимым, как и действие самого ясного и остро направленного взгляда. Д'Артаньян отпрянул и стремительно покраснел. - Разумеется, я не против, если вы задержитесь. - Вот как, - довольно хмыкнул Арамис и отвернулся от него, чтобы сделать ещё глоток вина. Д'Артаньян, с чьего лица так и не сошла краска, смутился и почувствовал себя много неувереннее, чем прежде. Он вдруг стал ясно ощущать свою руку вокруг узкой спины Арамиса - простая поддержка, ничего больше, но как жарко теперь было его руке! - Не в том смысле, - зачем-то сказал д'Артаньян, будто убеждая себя, а не гостя. Тогда Арамис, искоса сощурив на него свои глаза, словно целясь, спросил: - О чем это вы? - Я не против, если из-за дождя вы вынуждены будете задержаться, - промямлил д'Артаньян, не глядя на него, а глядя зачем-то на свои колени. По красивым губам Арамиса проскользнула улыбка. Он сделал ещё глоток из своей кружки - последний, что оставался на дне, и поставил ее подле кровати. - Вы не против, если я немножко прилягу?.. Моя одежда совсем не промокла, можете не беспокоиться на этот счёт. Это было явно не по этикету, но возражать д'Артаньян, разумеется, не стал - Арамис был пьян, да и гостеприимство требовало уважать просьбу гостя. Тогда Арамис снял сапоги, обнажая свои прекрасные обтянутые шелковыми чулками икры, развернулся вдоль и лег на кровати, издав нежное "ах", когда его спина коснулась постели - видно, весь этот день он провёл на ногах и горизонтальное положение тела было для него особенно долгожданным. Д'Артаньян какое-то время бездумно смотрел на совершенные и плавные линии, которые делали икры Арамиса похожими на соблазнительные женские, затем неслышно сглотнул и насилу отвёл глаза. Но отвёл глаза не от Арамиса, а потому и малоудачно - его медленный любопытный взгляд бесстыдно заскользил по распластанному на его кровати телу бесспорно красивого мушкетёра - от его прекрасных икр наверх, наверняка, по столь же прекрасным стройным бёдрам, животу, груди, которые скрывала от глаз роскошная ткань костюма - к ещё более прекрасному миловидному лицу и - насмешливым знающим глазам. Встретившись с ними взглядом д'Артаньян, мгновенно вспыхнул и отшатнулся. Он попытался поскорее подняться, но изящная ручка Арамиса успела поймать его за запястье. - Посидите со мной, - попросил он с невинной улыбкой, на которую тот просто не мог сказать "нет" и вынужден был смириться со своей неопределенной участью. Арамис, тем временем, освободил его запястье от нежного захвата и обратил свое внимание на потолок. - Милый д'Артаньян, по праву сильно опьяневшего смею спросить, вы воспользовались моим советом? - услышал гасконец и слегка покраснел, подумав о госпоже Бонасье, которая все не отвечала на его заигрывания. Он не сразу нашелся, что сказать, затруднившись с ответом. - Пока нет, - выдавил он из себя, пристыженный, поскольку, в отличие от него, Арамису явно было чем похвастать в этом плане. - Странно, вы ведь такой симпатичный, - сказал Арамис с особой ноткой в голосе. Д'Артаньян и сам не считал себя уродом, но от слов и тона Арамиса его щеки загорелись польщенным румянцем. - У вас такой благородный профиль, - продолжал Арамис, незаметно взяв его за руку, - и такие черные пронзительные глаза, которыми вы будто заглядываете в душу, и вы так замечательно сложены, что для любой девушки вы составите прекрасную партию. Несмотря на то, что комплименты были простые, сказаны они были таким сладким и обволакивающим голосом, что д'Артаньян совсем потерялся и, чтобы отвлечь внимание от себя, он повернулся к гостю и начал отвечать, не задумываясь и машинально пользуясь словарем какого-то сборника романтических стихов, который, видимо, прочел однажды на свою голову: - Но мне не сравниться с вами, милый Арамис, ведь вы сплошное очарование. Ваши чудесные глаза сверкающие золотыми отблесками на солнце! Что уж говорить, их взгляд поражает любую цель. А ваша белая кожа - бархатная на ощупь, какое блаженство до нее дотронуться! А ваши аккуратные губы, которые вы несправедливо много держите сомкнутыми, лишая нас своего чудесного мелодичного голоса из одной своей ангельской скромности - ваши губы, кто может противостоять их прелести? Как хочется... На этом моменте д'Артаньян остановился и осознал, что сказал слишком много - также ошарашенно смотрел на него и сам Арамис. Но тот справился с потрясением быстрее, как если бы подобные признания не были для него сильно в новинку. Не высвобождая руки, которую, не замечая этого, так трепетно сжимал в своих пальцах д'Артаньян, он приподнялся в кровати и спросил слегка застенчиво: - Так я вам нравлюсь, д'Артаньян? - Во мне говорит вино, - со стыдом стал оправдываться тот, - простите меня, Арамис, я не хотел вас оскорбить. - Я не сержусь, - улыбнулся мушкетер, и, прикоснувшись ладонью к его лицу спросил уже тише, словно выспрашивая секрет, - уж не обо мне ли вы думали, когда я спросил, воспользовались ли вы моим советом?.. - Нет, не о вас, - признался д'Артаньян и почувствовал себя виноватым, когда увидел слегка разочарованное лицо Арамиса. Тот с печальным видом вздохнул, потом снова обратил на него взгляд и ласково улыбнулся: - Тем не менее, я разрешаю вам поцеловать себя, - и, пододвинувшись к д'Артаньяну, подставил лицо и замер в ожидании - (насколько это было возможно, поскольку его слегка качало). Гасконец в очередной раз за этот вечер вспыхнул как спичка. Арамис находился в опасной близости от него, и его чары были слишком сильны, чтобы им противиться. Он чувствовал опьяняющий жар его тела, чувствовал его мягкое дыхание, смешивавшееся с запахом вина, слышал его собственный пленительный запах... - Не стоит, мой милый, - попробовал уговорить его (и себя) д'Артаньян, как заворожённый неотрывно глядя на эти красивые и такие сейчас доступные до поцелуя губы, - нам завтра и без того будет стыдно этого разговора... - Мы оба пьяны, д'Артаньян, - ответил ему сладким голосом Арамис и, ресницами поймав его мечтательный взгляд, заставил посмотреть в свои чарующие глаза, - и, раз завтра нам все равно будет стыдно, пусть будет хотя бы за что. И тогда, покорившись этой логике, а скорее - не имея желания спорить с ней, чуть ли не со стоном вдохновенного счастья, д'Артаньян приник поцелуем к этим манящим губам, так долго и открыто влекущим его, обнимая прекрасное лицо своими дрожащими пальцами и ладонями, и испытывая ни на что не похожее волнение. Арамис обвил нежными руками его за шею и позволил углубить этот будто пропитанный вином поцелуй, от чего тот превратился во влажный, страстный и перемежающийся жадными мелкими поцелуями губ, в то же время руки гасконца принялись - поначалу несмело, но быстро входя в азарт, гладить и ласкать красивое тело. Целовать Арамиса и ощущать его в своих руках было неизъяснимое блаженство, которого д'Артаньян ни до, ни после ни с кем не испытывал, и этого блаженства ему становилось с каждым мгновением все более недостаточно. В какой-то момент д'Артаньян повалил Арамиса на постель и принялся осыпать торопливыми поцелуями его шею и подбородок, руками скользить по бедрам мушкетера, но тут вдруг Арамис упер руки в его плечи и произнес: - Вам не кажется, что дождь закончился? Недоумевающий, д'Артаньян прислушался - дождь и правда смолк, и темная улица обратилась в ночную тишину. - Он и правда закончился, - ответил он. Арамис поднялся и, ещё раз коротко поцеловав его напоследок, спустил ноги с кровати и стал надевать сапоги: - Я тогда пойду, - сказал мушкетер, не обращая внимания на донельзя удивленный взгляд гасконца. Тот не нашел ничего лучше, чем возразить только: - Вы же пьяны, Арамис. - Бывало и хуже, - посмеялся тот какому-то своему воспоминанию, - не беспокойтесь, я как-нибудь дойду. Сказав это и очень скоро надев свой плащ и шляпу, Арамис поспешил откланяться, но д'Артаньян поймал его за руку. - Вы смеялись надо мной? - спросил он серьезно и даже угрожающе. Красивые темные брови взметнулись в удивлении вверх: - Боже упаси, разумеется нет, как вы можете так думать? - Я вообще не знаю, что думать, - растерянно признался тогда гасконец, и Арамис сочувственно и ласково одними подушечками пальцев коснулся его щеки: - Не берите в голову. Я увижу вас завтра, мой милый, - сказал он вместо прощания и вышел за дверь, чтобы затем, держась за перила и осторожно переступая, спуститься по лестнице и уйти по направлению к Лувру - его улица Вожирар была на том же пути. Д'Артаньян же какое-то время опустошено смотрел вслед своему несостоявшемуся возлюбленному и сосредоточенно размышлял, что только что случилось. В ту ночь понять ему это было не дано. Впоследствии ему никак не удавалось объясниться с Арамисом - всегда у того находились дела и обстоятельства, требующие его присутствия, или же совершенно другие, более насущные вещи, занимавшие его ум. На просьбу д'Артаньяна с ним поговорить, на то, как тот брал его нежно за руку, даже на его личные визиты к нему, Арамис неизменно улыбался своей очаровательной улыбкой, но не поддерживал этот разговор, находя способ увильнуть - для этого ему достаточно было найти свидетеля - кого-нибудь из знакомых, кого он случайно видел и окликал, или Базена, который стоял в комнате, ожидая, когда понадобится хозяину. Вскоре д'Артаньян бросил никуда не ведущие попытки устроить новые отношения с Арамисом и примирился со старыми. Только память его хранила неизменно ярким воспоминание о том, каким нежным, податливым и откровенно прелестным был Арамис в его руках в тот короткий дождливый вечер, а сердце постоянно подсказывало, как ему хотелось бы вновь это испытать. "Мы оба были пьяны, д'Артаньян, тут не о чем говорить", - только единожды - на следующий день после произошедшего обмолвился Арамис, когда тот подошёл к нему за объяснениями, и д'Артаньян не нашелся, что возразить. Лишь спустя полторы недели, когда друзья вновь собрались в трактире за весёлым столом, уставленным выпивкой, Арамис выпил больше положенного и стал заигрывать с мужчинами, Атос, едва тот остановил свой выбор на ком-то одном, поднялся и угрожающе стал приближаться к незнакомцу, который прижимал к себе Арамиса, с довольным видом расположившегося на его коленях - д'Артаньян поймал себя на ощущении той же самой ревности, что, по-видимому, руководила Атосом... Надо ли говорить, что Арамис в тот вечер вынужденно сменил свои планы и, в конечном счёте, оказался в постели с хорошенькой девицей, а не с тем симпатичным лейтенантом с очень умелыми руками. Глядя на Атоса, который, сильно выпив, при виде Арамиса даже не пытался скрывать любовную тоску в своем взгляде, Д'Артаньян, наконец, осознал, зачем Арамис приходил к нему в тот вечер - он приходил заворожить его, влюбить в себя и лишить его воли. Может, даже не специально, может - просто между прочим. По-видимому, все это давно произошло и с Атосом. Зачаровав, показав, что может быть между ними, пообещав сразу много, Арамис оставлял свою жертву томиться неразделёнными чувствами, подпитывая силу своего заклятия случайно-неслучайными касаниями, многозначительными улыбками, откровенным флиртом, а совсем иногда - коротким и, вероятно, ничего не значащим поцелуем... Пока эти чувства не оказывали на него того разрушительного эффекта, как это происходило с Атосом, но то, как замирало в восхищении и благодарности его сердце от одного ласкового взгляда Арамиса, подсказывало д'Артаньяну, что и его очередь на подходе.