Не говорите мне "прощай".

Будильник прозвенел, когда стрелки показали восемь утра. Солнце залило комнату, проснуться было одновременно приятно и грустно. Минерва оделась, достала из шкафа старенький клетчатый саквояж. Она начала медленно складывать вещи, не очень заморачиваясь над аккуратностью их упаковки. Закончив с вещами и поставив саквояж у двери, Минерва сделала нарочито небрежный узел на затылке, вышла в коридор. Заглядывать к Северусу и звать его не было смысла – он давно в Хогвартсе. Вчера только и сказал, что с самого утра сегодня отправляется в школу, заканчивать с её отстройкой. Вряд ли за последнее время они обменялись больше двух десятков слов. И как плату за проживание, как маленький комплимент, Минерва решила навести колоссальный порядок. Бояться, что хозяин дома вернётся раньше шести вечера, ожидать не стоило, поэтому уборку женщина могла провести основательную, залезть в самые глубокие уголки. Было непривычно работать без помощи магии, и с трудом отыскав швабру с ведром (какой человек в здравом уме будет это прятать в шкаф на кухне?), закатав рукава платья, Минерва спустилась на первый этаж. – М-да, – вздохнула она, оглядываясь масштабы трагедии. Глядя на чистоту в доме с точки зрения аллергика, Минерва поняла, что всё могло быть и лучше. Конечно, если жить одному и бывать, собственно, только в двух комнатах, то слой пыли в полдюйма и не смутит, но почему она этого раньше не замечала? Распахнула окна, избавилась от пыли, вымыла полы первого этажа, довольная собой, упёрлась руками в бока, и упавшая в тишине швабра заставила Минерву испуганно подпрыгнуть и выругаться. Уборка шла полным ходом, пока никто не капал на мозги. Даже роскошную люстру, хоть и с большим трудом, женщина освежила. Дальше по расписанию была лестница и площадка второго этажа, и лестница была самым лёгким. Длинный коридор будто душил своими стенами, о существовании воздуха, такое ощущение, здесь не знали. И Минерва открыла все двери, создавая сквозняк. Уборка, наверное, успокаивала. Пока швабра как ошалелая носилась по лакированному полу, она ни о чём не думала. Совсем ни о чём. И блаженно закрывала глаза, остывая на ветру, рвавшем на окнах занавески. Чувство размеренного, даже какого-то плавающего спокойствия и надёжности отразилось в зеркале, когда Минерва, протирая его, обнаружила себя в своей комнате. Посмотрела на лицо – щёки порозовели, а сама такая живая... Лёгкая, будто воздушная. И резиновые перчатки весёлого жёлтого цвета неожиданно дополняли образ. Так она была похожа на добренькую домохозяйку. Выкинув из головы ненужное, отмахнувшись от самой себя, Минерва окунула половую тряпку в ведро с водой. С ванной она справилась быстро, перешла в другую комнату. Здесь не было ничего, только голые стены. Абсолютно пустая комната Минерву удивила, а когда она подошла к шторам, встряхивая их, увидела на обоях такие царапины, словно в них чем-то кидались. Следующим пунктом был кабинет Северуса. Это было трепетно, и открывая дверь в его кабинет, Минерва чувствовала, что врывается туда, куда лезть не стоит, но ничего не могла с собой поделать. Разные банки с плавающими в них... не самыми приятными выщами оставили неприятный осадок и желание поскорее закончить здесь и уйти восвояси. Старый диван принял на себя Минерву с лёгким скрипом, когда всё помещение буквально бдестело и сияло чистотой, а женщина устало улыбалась. В руках появилась тянущая истома, спина начала побаливать и умолять о перерыве, за время которого можно чайку выпить и попрощаться с домом. Ну, на счёт того, чтобы уйти не попрощавшись с Северусом, Минерва сильно сомневалась, а вот от перерыва она бы не отказалась. Но стоило ей выйти из кабинета, как спиной она напоролась на ручку. Обернулась, но не обнаружила ничего, к чему бы эта ручка могла вести. Смутное сомнение забралось в голову Минервы. Она взялась за ручку, потянула вниз. Как оказалось, Северус тот ещё шифровальщик – заклеенная обоями и сливаясь со стеной, тайная дверь вела в тёмную комнату, из которой сразу повалил затхлый воздух. Ударился в бегство паучок, стоило открыть дверь полностью. На полу лежал слой пыли такой толстый, что и не сравнивался с той грязью, что была по всему дому. Но, присмотревшись, увидела припорошенные следы. Однозначно, Северус ходил только в определённом порядке, наступая на свои собственные следы как на трафарет. И желание последовать по ним было слишком велико, чтобы сделать вид, что ничего не видела. Комната без окон (ну, окно было, конечно, правда, настолько грязное и занавешенное старыми тряпками, что его отсутствия никто бы и не заметил) была до самого потолка завалена ветхими коробками, поставленными друг на друга наподобие пазла. Из них виднелись книги, продырявленные котлы, какие-то железки, в общем – хлам. Пол под ногами Минервы заскрипел, поднимая в воздух сизые облачка, когда она подошла к единственному участку, являвшему признаки не заброшенности. Выцветший почти в белый стул, дряхлая лампа, не понятно как работающая в своих летах (наверное, второе дыхание ещё не кончилось), осветила Минерве участок комнаты. На столе тоже стояли коробки, и пыль не ложилась на определённый его кусочек, образовывая прямоугольник и непонятный контур. И ко взгляду приклеилась чернильница и ещё не запечатанное письмо под ней. Ну точно, Северус пишет здесь письма. Представляя, как мужчина, нагнувшись над письмом, вздыхает эту тяжёлую пыль, Минерва невольно поёжилась, но нагнулась сама. Ну... нельзя... это же чужое пространство, её правила и принципы...  "Знаешь, я теперь тебя понимаю. Должен был понять ещё тогда, когда впервые увидел тебя, идущей под руку с Джеймсом, но дошло только сейчас. Действительно – человек должен выбирать сам, с кем ему будет комфортно. Тот, кого он будет любить. Тот, ради которого будет совершать такие поступки, на совершение каких адекватного человека и силой не затащить. Ты счастлива была с Поттером, значит, так и должно было случиться. Я просил тебя выбрать меня, но ты этого не слышала. Может, и к лучшему.   И письма тебе посылал, с признаниями. Но когда тебя уже не стало... Я любил тебя, Лили, а ты не замечала. Ты была моим другом, не больше, но я и этого был недостоин, а ты заботилась обо мне. Единственная поздравляла с днём Рождения... Ты нашла своего мужчину, с которым тебе было хорошо, и чтобы... не важно, я отпускаю тебя. Это моё последнее письмо. Я тоже нашёл своего человека. " Что же... прекрасно. Северус нашёл кого-то, кого назвал своим человеком. Минерва вдруг почувствовала себя ужасно. Тряхнув головой, она сложила письмо, как оно было, погасила лампу, вышла, плотно закрыв за собой дверь поплотнее. Как теперь забыть то, о чём она узнала? Наверное, и забвение не поможет. Она закрыла лицо ладонями, зажмурилась. Пара секунд тишины не мешали. Правду говорят – меньше знаешь, крепче спишь. На кой чёрт она полезла туда? И только сейчас Минерва поняла, что на кухне хозяйствует Северус, кроме него некому. Чудный остро-сладкий аромат забился в ноздри и в животе благоговейно заурчало. Северус всегда хорошо готовил, по крайней мере, пока Минерва была здесь. Но она зашла к себе в комнату, упала на кровать. Подумать на досуге казалось самым лучшим решением. "На тупи на горло нраву, МакГонагалл. Или он задушит тебя. Итак – Минерва сложила руки на животе – пришло время подвести итоги проживания здесь. Это был... интересный опыт, нечего сказать. Порой даже увлекательно, когда они сидели вместе, и она наблюдала, как ловко Северус управляется с зельями. Интереснее и загадочнее собеседника она не находила, такого не по годам образованного и начитанного. В нём было, по большому счёту всё, что надо успешному человеку – воспитанный, сдержанный, чертовски умный. И это, пожалуй, Минерва в нём ценила больше всего. Да, не самый лёгкий кадр, но он оступился однажды. Она его понимала, пусть не до конца, но искренне хотела это сделать. И то, с какой осторожностью и рвением он отнёсся к её здоровью, мог похвастаться далеко не каждый. С ней он словно стал другим, размяк в хорошем смысле. Но потом между ними пробежала чёрная кошка – на этой мысли Минерва горько вздохнула, прикрывая глаза. Но ведь две ночи вместе ничего не значат? Они же должны остаться хорошими приятелями? Вряд ли, надо быть честным. Один раз она была опьянённая и обманутая бывшим мужем, а потом она сама его попросила. Попросила только потому, что ей стало лучше. Морально. Легче. И вот с этого момента он отдалился. Будто боялся прикоснуться к ней. Даже лечебные сеансы он перестал проводить, доверив это занятие ей скорее всего именно из-за этого. Но проклятие ушло, хоть Северус и не сказал, ни что это было, ни как он его вывел. Но один момент, действительно её волнующий, так и остался без ответа. Духи. В красивой упаковке, не тронутые, они лежали в саквояже. Так почему он решил их подарить это? Кажется, тогда на берегу он говорил что-то, но Минерва была не в состоянии воспринять его слова должным образом. Она подошла к саквояжу и достала подарок так резко, что голова закружилась. В коробке лежала крохотная записка, где Северус просил прощения. Минерва улыбнулась. – Глупый, – нежно сказала она, поднося флакон в виде бутылки коньяка к носу. Духи действительно пахли коньяком, дорогим и вкусным, с послевкусием сливок и цветов. Совершенно невероятно. Этот во всех смыслах дорогой подарок она будет беречь. Это тронуло её сердце. – Профессор! Минерва вздрогнула, и тут же облегчённо вздохнула – Северус последнее время так звал к обеду и ужину. Минимум слов, минимум взглядов. И лишь щемящее чувство по полной. Окна на кухне были до сих пор открыты, шторы колыхались, Северус сидел на диване, в саму Минерву на столе ждал обед. Жаркое – дёшево и сердито. Мысленно передав благодарность мужчине, она села за стол. От тарелки валил ароматный густой пар и желудок вновь блаженно отозвался. На вкус – как всегда, бесподобно. Борясь с желанием вылизать тарелку, Минерва огляделась. В раковине стояло посуды не так чтобы много, но жирный в разводах сотейник заставил её поморщиться. Но если бы она не вымыла посуду, её миссия довести дом до идеальной чистоты была бы провалена. Поэтому она встала, нанесла на губку моющее средство, включила воду. В целом, она справилась быстро, только вот с сотейником пришлось повозиться. Как видно, Северус готовил что-то помимо жаркого – жаркое такие следы при любых условиях оставить просто не может. Кто-то говорил, что мойка посуды, да и уборка в целом, успокаивают. Что-то правдиво в этом есть. Взяв со стола полотенце, Минерва принялась вытирать тарелки и ставить их в шкафчик. За этим незамысловатым занятием она глядела то на улицу, где ходили чайки, то на занавески, то на интерьер в целом, но взгляд не хотел замечать красоты, он всё время устремлялся к Северусу. Он до сих пор сидел на диване и читал газету. С каких это пор он читает магловские газеты? Но, как Минерва поняла, это ему вполне нравилось. Если он и садился читать, то от корки до корки. И иногда хмыкая и вздыхая, что означало или свойственный ему скептицизм, или неизменно присуще раньше в школе насмешливое неверие. Может даже уничижительное. Минерву так и подмывало спросить. Спросить о том, что её мучило уже давно, когда между ними доверительные отношения только ещё складывались. Не в силах противостоять более желанию, растущее с каждой секундой, она сделала глубокий вдох. Нет, конечно, ответит только если захочет. – Северус, я могу спросить? Мужчина продолжал штудировать магловский материал, даже ухом не повёл. В этой мёртвой тишине Минерва застыла с тарелкой в руках, ожидая ответа. Но зельевар молчал, и женщина расценила это как разрешение всё-таки спросить. – Из-за чего вы поссорились с Лили? Она пожалела сразу, что вообще открыла рот, начав эту тему. Как только с её губ сорвалось имя Лили, державшие газету пальцы Северуса заметно дрогнули. Он замер, и не двигался секунд двадцать, а когда "ожил", медленно, но не до конца, повернул лицо. Глядя на Минерву через плечо, он вновь несколько секунд молчал, потом отвернулся и скрестил пальцы на колене, прижав газету. – Я назвал её, – он замолчал. Замер, словно обдумывая, стоит ли говорить. – Грязнокровкой. И резко встал, оборачиваясь к женщине. Теперь настала её очередь стоять молча, трепетать от приближающихся шагов. А когда Северус остановился рядом, её будто обдало ледяным душем – на лице было чётко написано, как он сожалеет о том, чего уже не исправить. – Какое вам дело, Минерва? И голос изменился в корне. Теперь Северус будто умолял. За него, казалось, говорил другой человек, до того это был другой голос, не Снейпа. – Если хотите, я могу вам помочь, – тихо проговорила Минерва. На это мужчина лишь скривил губы. – Я живу, и думаю каждый день о событиях двадцатилетней давности. И приторных обещаний, слов, пустых клятв, которые мне причиняли только вред, я глотал как рыба крючок, – он с остервенением задрал рукав и её глазам предстала метка. Уже выцветающая, но всё ещё читаемая. – Я – злодей. Я – Чёрный рыцарь. Я творил ужасные вещи. Я убивал! И вследствие – вот это, – он прижал сжатую ладонь к сердцу, – там пустой камень. О, а каких усилий мне стоило уговорить Тёмного Лорда, чтобы вас он не тронул... И вы действительно думаете, что мне можно помочь? А что говорить? Минерва смотрела на него стыдливым взглядом, и, не в силах больше выносить пытку этими чёрными глазами, опустила голову. – Я не настолько глуп, профессор, чтобы так, без раздумий, верить людям, как это делаете вы. Ведь и я в любой момент могу предать... и вы проснётесь завтра одна, в горящем доме, без палочки. И что же тогда? И тогда вы поймёте, что верить людям, помогать им из чистой вежливости – неблагодарное и бесполезное дело. – Простите... – Оставьте посуду. Я сам домою. И это не просьба для усвоения урока, а приказ. Милости просим. Круто обернувшись, мужчина вышел через заднюю дверь. Минерва прикрыла глаза, успокаивая разыгравшуюся внутри бурю, затем быстро развернулась, поспешила к себе. Чудесный денёк, чтобы расстаться! Она распылила духи на себя, вдохнула. Коньяк, сливки... Это слишком красиво, чтобы быть явью. Защёлкнув саквояж, она остервенело ощутила, что не хочет и двигаться с места, но усилием воли заставила себя выйти. А когда спустилась, наткнулась Северуса, что стоял у дверей и – тут Минерва почувствовала жжение – в руках он держал огромный букет пурпурных роз. – Что происходит? – поинтересовался он. – О, Северус, – Минерва натянуто улыбнулась ему, переступая последнюю ступеньку. – Наверное, повезло кому-то. – Что вы несёте? – Ну я же вижу, – она кивнула на букет, – кому цветочки? – Вам. – С какой радости? – А обязательно должна быть причина? Без повода. – Бросьте, – отмахнулась Минерва, направляясь к двери. – Я рада, что у вас всё хорошо, а теперь прошу меня извинить. – Куда это вы пёрышки начистили? – У вас личная жизнь налаживается, вон, даже шикарный букет купили, не хочу мешать. – МакГонагалл! – рявкнул Северус, загораживая ей проход. Он выдернул из её рук саквояж и бросил его к камину. – Хорошо. В письме вы говорили, что нашли пару. Северус помрачнел. Ох, зря сказала, зря... Она не имела права. Он сузил глаза на мгновение, хмыкнул. Она лазила в его вещах. В его святилище, если можно так сказать. Похоже, он её недооценил. "Приверженка правил", ну-ну. А сейчас стушевалась, но он и не думал поднимать на неё руку, как Минерва всем свои видом показывала. В письме ведь говориться не о ком-то... – Я виновата, но вы мне сделать ничего не сможете, прощайте, – да, не так она себе представляла их последнюю встречу, не так... Слишком грубо, по обоюдной вине. – Вы никуда не пойдёте. – Почему это? – прикрикнула Минерва, возмущённо поднимая брови. – Я не хочу, чтобы вы уходили, –вот так просто, без прилюлий. Он подошёл к ней, остановился всего в нескольких дюймах. Настолько близко, что если кто-то из них вдохнёт чуть глубже, то коснётся груди другого. Его лицо выразило грусть и внутреннюю борьбу, о смысле которой Минерва и не догадывалась. Она смотрела на него и не могла понять, чего он добивается. Чего хочет. – Что? – её голос, сейчас тихий и тонкий, слегка дрогнул. – Не уходите. И он сократил это мизерное расстояние, разделявшее их. Коснувшись её ладони, Северус переплёл их пальцы. Потянул женщину на себя осторожно, так же трепетно убрал с её лица чёрные прядки. Она сама трепещет, даже озадаченно смотрит на него, в его глаза, и всё осознаёт. Да... Он не хочет её отпускать. Поцелуй нежный и лёгкий, почти не весомый, с ароматом цветов. Минерва поддалась вперёд, обнимая его за спину. Его руки обхватили её талию, она никогда бы не подумала, что это будет так приятно. Ненавязчиво, даже робко, и эта по истине юношеская неловкость и нерешительность покупала. Так... трогательно. Северус отстранился первым. Улыбнулся тому, что почувствовал духи. Для него это было важно. Всего лишь духи, да, но для кого. Для Минервы. Минервы МакГонагалл. Для перечницы-самодура, как он раньше выразился. Скорее, самодуры. Как вообще можно было такое подумать, сейчас он не мог представить. – То письмо о вас, – зачем-то говорит он, повинуясь непонятному желанию поцеловать Минерву в закрытые глаза, – вы это не поняли, и поэтому решили увильнуть, – утвердил он, закрывая собственные глаза, едва касаясь губами глаз женщины. – Теперь не отделаетесь от меня двумя ночами, – улыбается она, пряча лицо в мужской груди. В это тихое, бесконечно долгое мгновение они не могли представить чего-то более прелестного, более близкого сердцу. Она спокойно дышала ему в шею, он прижался щекой к её волосам, чувствуя, что в это время с души спадает громадная ноша. Что он словно он освобождается от всего грязного и омерзительно, что занимало большую часть его жизни. И сейчас, в этой тишине и окружившем их аромате цветов, они понимали, что... – Всё будет хорошо...