Кабинет

      Ночной мрак стучался в окна еле живой больницы. Звёзды замерцали на небе, которое полностью было измазано сажей. Этими неаккуратными мазками темноты были тлеющие облака, странствующие по холодному небосводу. Земля остыла и покрыла траву хрупким инеем. Теперь газон стал подушкой со швейными иглами.       Коридор опустел. Серый свет ламп отражался на белом кафеле тусклым и грязным оттенком. Эта грязь перешла на стены и всё тянула холл вдаль. Чем дальше, тем становилось прохладнее, темнее и тревожнее. Раздались тяжёлый топот низких каблуков и треск кожаной обуви. Халат был смят и в спешке заправлен в брюки. Одежда легла по телу неопрятными складками.       Нил только что закончил последнюю операцию своей затянувшейся смены. Сколько же усталости и расслабленности было в его движениях. Шоколадные глаза закрывались на ходу, руки кусками ваты мотылялись вслед за телом, спина скрутилась колесом, шея резиновым шлангом перекатывалась из стороны в сторону.       «Голова словно дубовый брус…» — подумал он.       Нил свернул к своему кабинету и небрежным движением дёрнул ручку. На столе творился беспорядок: разбросанная канцелярия, бумаги, медицинские карты и снимки. Сам стол был перекошен, повёрнут ближе к окну. Комнату освещал лишь глухой свет от аквариума, да мелькали уличные фонари из окон. В помещении стоял мороз и сквозило. Странно: окна все были закрыты, ни одной щелки на улицу.       Вдруг от белых стен отразилось еле слышное сопение. Оглянувшись, Мелендес взглядом отыскал крошечный бежевый диван и встретил очень знакомый сонный ком из кофейных волос и синей рабочей рубашки ординатора. Было заметно даже в таком полумраке, как зрачки двигались под тонкой кожей век. Тело было болезненно скручено так, что можно было слышать поскрипывания стонущих суставов и хрящей.       Странно, что этому безумному мальчику нужно было от доктора? Он должен был пойти домой ещё четыре часа назад, Нил сам отправил его домой, заметив, как Мёрфи валится с ног от усталости.       «Какой же он глупый, снова ослушался меня», — почти прошипел Нил.       Ординатор Мёрфи тогда только закончил операцию, сделал пару шагов из операционной и упал. Благо Мелендес был недалеко, помог ему подняться и отправил домой.       Он громко вздохнул, потёр лоб ладонью и подошёл к Мёрфи.       К счастью или сожалению, тот был чертовски милым. Длинное тело, пышная причёска, густые брови, идеальная осанка… Это можно было продолжать бесконечно. И, конечно, эти шармы покорили многих. Какое-то доверие появлялось к аспиранту Мёрфи, когда он общался с пациентами. Больные будто думали, что такой хороший и красивый мальчик вряд ли сможет им навредить или сделать хуже. Наша психология устроена так, что привлекательные люди всегда казались умнее. Но всё это рушилось, когда Шон переходил на откровенные и подробные описания манипуляций с пациентом. Особенно волновал его темп речи. Даже та самая Клэр удивлённо открывала рот и хлопала вытаращенными глазами, услышав очередную странную или пугающую идею.       «Я был поражён этой красотой, гениальностью и любовью к работе. Я восхищался им. Даже с той первой встречи, когда этот безумец запросил раненому мальчику ЭХОкардиографию, я понял, что это тот самый человек, который нужен клинике. Сейчас же я начал осознавать, как этот аутист нужен мне. День становится сложнее без этого гения, хочется с ним чаще пересекаться в ординаторской, хочется чаще с ним работать, чаще отвозить его домой на своей машине, чаще смотреть в его серые глаза, чаще, чаще, чаще… И сердце билось чаще рядом с ним. Это определённо мой мальчик», — так обычно Нил признавался сам в себе в чувствах каждый вечер.       Как раз, пока Шон мирно спал, Нил имел право на три минуты любования спящим. Мелендес максимально тихо снял с себя белый халат и накрыл им Шона, осторожно разгладил ткань на его теле, стараясь закрыть его полностью. Мёрфи был так беззащитен перед морозом, его поза калачиком тоже обезоруживала.       «Малыш, наверное, совсем замёрз. Что же ты тут свой характер выпячиваешь? Сейчас бы спал в своей идеальной и мягкой кроватке, а теперь весь скрипишь на мелком диване, — подумал Нил, любуясь спящим Шоном. — Ладно, спи, котёнок, а я посплю в ординаторской. Всё равно до рабочего дня пара часов».       Он подошёл к столу, в полусвете разглядел нужные документы и разложил их в неровные стопки, дабы утром это всё как следует разобрать. Туфли предательски стучали по плитке, пусть Нил и ходил на носочках. Пора было отдохнуть. Он прокрался к двери и коснулся ручки.       — Доктор Мелендес.       Нил вздрогнул, но развернулся, заслышав этот сонный и родной голос. Обернувшись, он увидел Шона, который сидел на диване, обёрнутый халатом. На его широких плечах был собственный халат, воротник которого он придерживал пальцами. От балахона исходил приятный аромат ели и мяты, который Мёрфи жадно вдыхал с кислородом. На лице появился его привычный оскал, голова была склонена к плечу. Но этой ночью оскал выглядел чересчур странным, словно Шон хотел улыбнуться, но не получалось.       — Вы забыли свой халат на мне, — продолжил Мёрфи.       Было видно, как ему не хотелось отдавать халат владельцу. Он зажал ткань между пальцев.       — Но можно мне его оставить у себя? Я его постираю и поглажу.       Нил рассмеялся и отпустил дверь. Мёрфи растерялся и покраснел от такой реакции.       «Почему доктор Мелендес смееётся?» — промелькнуло в его голове.       Нил подошёл к выключателю, включил свет в кабинете и закрыл шторы.       — Всё, что захочешь, — сквозь улыбку проговорил он, но тут же слегка нахмурился. — Кстати, почему ты не ушёл домой, как я тебе велел?       Шон ещё сильнее побледнел и сразу же покраснел. Руки сильнее сжали халат и ослабили хватку.       — Мне нужно было вам кое-что сказать, но вы так торопились, что даже не проводили меня в ординаторскую. Вы всегда провожали меня, — объяснил он.       — Хорошо, это было настолько важно, что мы не могли это обсудить завтра? — немного посуровел Нил.       — Да, я не могу из-за этого нормально спать. Меня многое волнует.       Мелендес напрягся, потёр руки и стал внимательно слушать.       — Так…       — У вас было такое чувство, как будто… Нет. Вы когда-нибудь были в отношениях? — Шон заёрзал на диване.       — Конечно, я очень долго любил одну девушку и даже хотел жениться на ней, но она…       Тут Мелендес был перебит.       — Вот-вот! — воскликнул Шон.       — Что?       — Я очень долго любил одну девушку и даже хотел жениться на ней!       — К чему ты клонишь?       Шон замолк. Его белые зубы закусили губу, но у него всё-таки вырвались слова.       — Я очень долго любил одного мужчину и даже хотел выйти за него, — пауза. — Мне кажется, что я люблю вас, доктор Мелендес.       Нил привалился спиной к креслу, тяжело выдыхая и не веря своим ушам. Нет, Мёрфи явно недоспал и нёс чушь!       — Я вас расстроил? — жалким голосом пролепетал Шон. — Или любить — это плохо?       Мелендес снова рассмеялся над его наивностью и, приближаясь к нему, посмотрел в глаза. Их колени прижались друг к другу.       — Нет, даже не думай, что ты меня расстроил. Ты же знаешь, что такое любовь?       Шон кивнул и успокоился.       — Я могу обнять вас? — спросил он.       — Если тебе не противно.       Теперь Шон искреннее улыбнулся, сбросил халат с плеч и сел на колени к Мелендесу. Его худые руки обвили шею, нос уткнулся в щёку, а тело прижалось к груди. Нил ответил такими же искренним объятием. Его сильная рука стала поглаживать ровную спину Шона, а вторая рука легла на плюшевые волосы.       «Быть может, наши отношения будут не очень странно выглядеть со стороны. Я очень хотел детей, но моя невеста никак не желала рожать. Я разочаровался и отчаялся. Шон же ведёт себя практически идентично ребёнку, за исключением работы. Его хрупкая детская душа так и манит к опеке и заботе. А Мёрфи, наоборот, желал замены папы. Он был травмирован действиями и словами отца, поэтому хотел спокойного папу, который не бил бы его и не убил бы его ценности и дорогих ему. Но как жаль, что его болезнь только сейчас позволила понять, что такое любовь и поддержка. И как же жаль, что мне плевать на мнение этих очкастых психологов, ведь я просто хочу любить и быть любимым. И я это сейчас получаю. Мне важно, как это будет выглядеть с моей стороны и со стороны Шона. Я его не обижу».       — Шонни, давай договоримся, — начал Нил, — мы никому не скажем о наших чувствах, это наш секрет. И прошу, зови меня по имени.       И Шон одобрительно угукнул и прикрыл глаза, вдыхая аромат его парфюма.