«Дорогой Баджи»

      Летние каникулы остались за плечами, уступая законное место осенней прохладе. Жаркие деньки, – наполненные яркими эмоциями и будоражащими душу происшествиями в компании друзей, – минули так незаметно, что возвращаться в среднюю школу столь скоро казалось попусту несправедливым.       Чифую любил солнечную погоду, пляжный сезон в июле, теплые ночи, когда гулять можно было до глубоких сумерек и не замёрзнуть без кофты, и весело проведённое время с близкими. Но осень тоже была не так плоха. По крайней мере, Мацуно теперь мог смотреть на эту потрясающую клыкастую улыбку изо дня в день, прерываясь только, может быть, по выходным. И то не факт.       Запыхавшийся Баджи влетел в класс на урок литературы вихристым ураганом. Сразу заприметив, что учительский стол ещё пустует, он наскоро собрал волосы в более-менее приемлемый хвост и поправил криво сидящие на носу очки, а после пробежался по рядам парт выискивающим взглядом, останавливаясь наконец на Чифую. Он улыбнулся, как всегда широко растягивая губы в свойственной исключительно ему манере. Тепло и лучисто: кто сказал, что солнце греет только летом? Просто у Мацуно оно было своё.       Баджи подбежал к нему, по-прежнему восторженно скалясь, словно предвкушающий долгожданной трапезы зверь, но Чифую не боялся, лишь удобно подвинул локоть на парте, чтобы повернуться всем корпусом к другу. Он как никто другой знал это выражение лица, – будто перед дракой, – чужие бы разбежались в ужасе. У Баджи, по всей видимости, точно было, что рассказать – накопилось, готовое вырваться наружу в любой момент через целый фейерверк предложений. Он сходу начал что-то запальчиво говорить, восклицать и перепроговаривать, когда ужасно путался в собственных фразах, но с завидным упорством повторял всё более чётче для собеседника, прерываясь только тогда, когда воздуха в лёгких оставалось катастрофически мало.       А Чифую слушал. Слушал и смотрел: на быстро двигающиеся губы, на горящие неподдельным восторгом карие глаза, на всего Баджи разом, пытаясь сохранить его образ в памяти. Отложить в долгий ящик воспоминаний у себя в голове и, быть может, иногда пересматривать как записанный на плёнку немой видеоролик, когда становилось бы совсем тошно на душе в один из дождливых серых вечеров. Проще говоря, на чёрный день. Другие люди, конечно, готовились к такому событию совершенно иначе, запасаясь финансово, однако у Мацуно была своя политика. Его голова – значит, его законы и тараканы.       В последнее время они с Кейске виделись всё реже, – отдалялись, – из-за начала учебного года(иных причин быть не могло, правда?). Разумеется, не считая школьные часы, вот только классная деятельность никак не предполагала вылазки на лестничную площадку жилого комплекса, перекусы лапшой быстрого приготовления на двоих, драк плечом к плечу с местными высокомерными хулиганами или любых других вещей, которые друзья по обыкновению делали вместе. Это навевало тоску. Мацуно правда старался не думать о мелочах, загоняясь практически без повода, но настырные мысли догоняли его раз за разом сами, какое бы почётное место он не занимал на соревнованиях по бегу, будь то признанное третье или даже первое. Ни убежать от них, ни дать отпор было невозможно – жаль, что те самые тараканы в его черепушке не были материальны, с применением физической силы всё решилось бы куда легче, чем посредством бесполезной рефлексии.       «…Потом он врезал ему со всей дури прямо в челюсть! Клянусь, я даже видел, как отлетел куда-то его зуб вместе с кровищей… Явно не молочный. Не повезло пацану, но он сам нарвался, а ты же знаешь наших, они…» – Монолог Баджи, повествующийся в самых ярких красках, был прерван внезапно зашедшим в класс учителем в сопровождении противного скрипа дверных петель. – Блин… Потом расскажу. – Недовольно хмыкнул Кейске, прежде чем моментально оказаться сидящим за соседней партой в окружении учебников по литературе и тетрадей. И когда только успел подготовиться? Кажется, Чифую благополучно пропустил этот момент, как и бо́льшую часть недавно сказанного Баджи. Потом придётся всё-таки переспрашивать или бездумно кивать болванчиком на все вопросы, чтобы не показаться ужасным другом, а это буквально последнее, чего бы хотел Мацуно в своей жизни… Да вообще когда-либо, если буддистская теория перерождения могла быть верна.       Дальнейший урок шёл размеренно, согласно составленному плану их немного припозднившегося преподавателя, и в середине, судя по всему, значилась проверка домашнего задания. Взволнованно глянув на Баджи из-под обесцвеченной чёлки, Чифую заметил, как тот хитро улыбался лишь краешком рта и без страха пытался поймать строгий взгляд мужчины. Неужто выполнил домашку? Мацуно выдохнул, перестав беспокоиться за успеваемость парня, и с облегчением открыл собственное сочинение. Перепроверил на предмет ошибок, успокаиваясь уже окончательно. – Баджи Кейске, кхм… – Учитель жестом попросил его опустить рвущуюся всё выше к потолку руку. – Принесешь эссе мне на проверку или зачитаешь вслух перед классом? – Вслух, пожалуйста. – Без промедления ответил уверенный в себе Баджи.       Ну, естественно. Чифую испустил едва слышный смешок. Кейске, скорее всего, допустил кучу грамматических и орфографических ошибок в тексте, поэтому лучшим вариантом было прочитать всё самому.       Это так ожидаемо, привычно и чертовски знакомо, что у Мацуно снова потеплело в груди. Он знал Баджи вдоль и поперек, и тот в этом деле ему ни капли не уступал. Они ведь – лучшие друзья с первого года обучения средней школы, практически открытые друг для друга книги. О каком отдалении Чифую вообще переживал?       Он выдохнул, расслабленно откидываясь на спинку стула.       Даже дышать получилось как-то проще с новым вдохом. То неприятное чувство, ворочащееся в груди подобно гремучей змее уже на протяжении нескольких недель, чуть притупилось, стало не настолько заметным и всеобъемлющим на фоне прочих эмоций.       Вчера после особенно изнурительных тренировок он вырубился в восемь вечера, не успев как обычно созвониться с Баджи, чтобы сравнить задания и проверить перед сном все уроки вместе. Надо бы, наверное, извиниться перед ним, – подумал Мацуно ещё утром, обнаружив около десяти пропущенных звонков на экране телефона. По окончанию занятий они просто обязаны заскочить в ближайший магазин за лапшой. Это точно должно было освободить его от всяких терзаний души и погони разного рода головных насекомых. – Сочинение на тему «Мой лучший друг». – Торжественно читал Кейске под дружный смех одноклассников. Серьезно, какая система образования заставляла старшеклассников писать работы на подобные детсадовские мелкотемья? Учитель коротко шикнул на нарушителей тишины с просьбой Баджи продолжать.       О, и он продолжил.       Чифую не совсем следил за тем, что делали его руки, ранее мирно лежавшие на парте, – потому что внимательно слушал лучшего друга в ожидании своего имени, – но после произнесённого из чужих уст «...его зовут Казутора Ханемия» вдруг очнулся от сильнейшего потрясения, поняв две неотвратимые истины: он, оказывается, до побеления костяшек сжал в руках листы с домашним заданием, коротким ногтем проткнув насквозь страницу аккурат где-то между словами «дорогой Баджи», выведенными накануне старательным почерком, и что человек со строчек его помятого сочинения не считал Мацуно своим лучшим другом.       Кейске и дальше читал вслух для класса, а у Чифую словно мир рухнул за эти доли секунды и покорёженными обломками упал к его ногам.       Что-то вдруг скатилось с задней парты на пол, послышалось копошение и невнятное бормотание одноклассника посреди глухой тишины – возня перебила рассказ Баджи, но после небольшой неловкой паузы тот возобновил прерванную речь, вроде бы, о "крутых и потрясных" выходных с Казуторой в зелёных горах… Или в парке. Чифую не знает, он не слышал. У него в ушах сейчас звенела абсолютная пустота и только въевшееся Казутора-Казутора-Казутора набатом давило на мозг, заставляя поджимать губы из-за болезненного дискомфорта в голове.       Похоже, даже тараканы разбежались по беспросветным теням, пугливо опуская усики, чтобы хоть как-то спастись от звонкого эха. Повезло им, можно было в любую секунду обратиться в бегство.       А куда деваться самому Чифую?       Пути отхода перекрывались если не уроком, разгаром учебного дня и присутствием учителя, то точно онемевшими ногами, от которых внезапно куда-то отхлынула кровь. Кончики пальцев невыносимо покалывало, будто жгло сотнями раскаленных иголок, и Чифую думал, сделай он хоть крохотный шаг – упал бы так же, как и его вселенная минутой ранее.       Потому Мацуно остался сидеть за партой. Оставшиеся предметы прошли словно в тумане, парень не запомнил для себя ровным счётом ничего нового и умудрился получить двойку за то же выполненное эссе, когда преподаватель начал спрашивать подростков по списку журнала. Чифую бесцветным тоном просто ответил «не сделал», едва морщась, и медленно отвернулся к окну. Надо было занять себя хоть чем-то, иначе потревоженный разум грозился утопить его в мыслительном водовороте.       В тот миг Кейске покосился на Мацуно, кивая подбородком, как бы уточняя, всё ли в порядке? Чифую сделал вид, что не заметил. Затем на перемене он также всячески избегал друга, взяв за основу во что бы то ни стало не оказаться наедине. Но упёртый, преисполненный каких-то мотивов Баджи снова повернулся к нему на уроке японского языка и, что странно, даже не попросил по обыкновению помощи в правописании определённых иероглифов. – Ты как, нормально?.. – Беспокойный шёпот.       Мацуно уставился на парня по-глупому бестолково. Обвёл глазами приподнятые брови, хмурую складку меж ними и чуть приоткрытый рот, как будто тот не мог закончить начатое предложение полностью. Он не был уверен вдруг пришедшей на ум догадке, поэтому решил выяснить: – Ты о чём? – Литература. – Так же тихо и коротко.       Светлые глаза Чифую расширились то ли от страха, то ли от удивления. Баджи же не мог всё понять? У Мацуно ведь не было огромной надписи на лбу, проясняющей ситуацию и отзеркаливающей его скрытые эмоции. Или было? Он подавил желание резко осмотреть своё отражение в стекле – это выглядело бы максимально нелепо. Во всяком случае, если вездесущий Кейске просёк поведение друга, которое изменилось в процессе проверки конкретно его сочинения, то волноваться следовало уже Чифую.       Но это же бред.       Баджи и впрямь сумел проанализировать чужое настроение, перешедшее из замешательства в досадную ревность, наскоро сделав правильные выводы и придя к единственно верному решению, или..?       …Блять.       О, Господи, так он думал, что Чифую переживал из-за жалкой, мать её, двойки. – Да мне похуй. – На эмоциях выпалил парень, чуть громче, чем того позволяла обстановка. – Молодые люди, – Учитель прикрикнула, постукивая указкой по доске, – Я вам не мешаю? – Извините. – Без тени сожаления ответили оба. Чифую – раздражённо и отрывисто, а Баджи – задумчиво и по-прежнему озабоченно.       Спускаясь перед последним уроком на первый этаж со скоростью света, Мацуно перепрыгивал по две ступеньки разом, ломая голову над тем, как бы побыстрее убраться из учебного заведения, будучи незамеченным. Он в принципе не редко прогуливал пары, но почти каждый раз вместе с Баджи. А Чифую, по понятным причинам, необходимо было от него и отделаться в данный момент.       Конечно, с его стороны это было очень трусливо и подло, учитывая как Кейске за него пёкся, с какого-то перепугу врубая режим мамочки-наседки, но Мацуно был ещё морально не готов к закономерному, – из-за его же предательской реакции, – диалогу по душам, в котором бы можно было без лишнего стеснения вывалить всю подноготную и не стать отхреначенным по лицу в ответ. А Чифую своё лицо любил. Причём, достаточно сильно, для того, чтобы не отказываться от подобной красоты ради призрачного шанса быть как минимум не посланным в бескрайнее далеко и надолго.       Мацуно остановился перед шкафчиками со сменной обувью и, скрипнув зубами, хорошенько приложился лбом об деревянную поверхность дверцы. И ещё раз. И ещё, для профилактики.       Не лицо он своё любил.       Хотелось остановить пляшущий хоровод из размышлений и ехидного внутреннего голоса у себя в голове, который нашёптывал, что Чифую будет вечно скрываться от правды, от Баджи, от себя, потому что у него кишка тонка переступить через страх и взглянуть проблеме в глаза. Однако, что самое ужасное – голос был прав. Чем бы он ни был, олицетворением запоздалой совести или саркастичным подсознанием – попадать в яблочко умел весьма искусно. – Чифую! – Донеслось со стороны лестничного пролёта. А потом Мацуно лицезрел такого же растрёпанного из-за бега, как и он сам, Кейске: распущенные угольные волосы прядями липли к влажным вискам и лбу, глаза лихорадочно сияли, уголки губ были натянуты почти до ушей. – Попался, всё-таки.       Пока Чифую стоял столбом и пялился на эту ослепительную улыбку, которая всегда повергала его в состояние невольного очарования, парня беспардонно притянули одной рукой за шею и укоризненно потрепали по волосам. – Эй, ты чего… – Очнулся от морока Мацуно, извернувшись. – Это ты чего? – Баджи тут же отпустил беглеца. – Ушел, ничего не сказав. Классного руководителя хоть предупредил? – По виновато опущенному взгляду он понял, что никого ни о чём таком и вовсе не предупреждали. – Ясно. Ты заболел? Всю половину дня ходил, как сам не свой, я уже серьезно волноваться начал. Давай до дома тебя провожу, вдруг свалишься где-нибудь по дороге. – Обнадеживающе предложил помощь Кейске. – Нет уж. Я сам. – Прямо отчеканил Чифую, но поспешил исправить грубый тон. – То есть, у нас ещё урок есть. Мой прогул, может, учитель и простит из-за плохого самочувствия, а у тебя отговорок никаких нет.       Он кашлянул для правдоподобности и сделал шаг назад. Баджи со всей внимательностью осмотрел друга, что-то прикинул в голове и хитро блеснул стеклами очков, поправляя их пальцем и наконец выделяя из речи самое главное: – Значит, ты правда заболел. Не представляешь, я себе такого навыдумывал, пока ты избегал меня на переменах, а оказывается… – Я не избегал тебя. – Ну да, как скажешь. Я, конечно, не учёный, но уж точно не тупица, и могу различить, когда от меня шарахается близкий человек.       Последние слова резанули по ушам не хуже заточенного лезвия. Мацуно сглотнул, поворачиваясь к шкафчику и меняя школьные туфли на уличные кеды, как он изначально хотел сделать. Перебросил сумку через плечо, накинул пиджак поверх рубашки, всё делал на автомате, а Кейске не унимался: – Ты меня просто заражать не хотел, да? Или что? Почему ты тогда так спешишь? – Чифую собирался было уходить. – Погоди, ты меня слушаешь? – Он требовательно развернул его, схватив за запястье, и встретился нос к носу с покрасневшим, но тщательно скрывающим это Мацуно. – Бля… Ты злишься.       Находясь лицом на расстоянии менее полуметра от Баджи, не нервничать было невозможно. Тот блуждал выискивающим взглядом по нему так пристально, будто на лбу действительно плыла бегущая строка с неоновой подсветкой, на которой высвечивались все тонкости человеческого мышления из мира сего. Мацуно проверял, там ничего подобного не было. Он, по правде, хотел бы продлить этот стоп-кадр навечно, но его удел ограничивался только отличной памятью и уникальной возможностью просматривать лучшие эпизоды жизни, как на видеоплёнке. Хорошее умение, хоть и полностью бесполезное сейчас. – Я не злюсь.       Вопреки собственным словам Чифую супил брови и закусывал щёку изнутри. Растерявшийся Кейске, услышав это, от удивления ослабил хватку на запястье. Раскрыл рот по неловкой растерянности, явно ума не прилагая, что вообще тогда говорить, облизнул нижнюю губу и… Ох, дерьмо.       Чифую залип на это нехитрое действие, явно теряя связь со спутником. – Прости. – Мацуно воспользовался его короткой заминкой, дёрнув запястьем на себя. Занавесил голубые глаза блондинистой чёлкой, как шторами, и с уверенностью в каждом шаге направился прочь из помещения. Парень оставался тверд в своём решении, он должен был сохранить их дружбу, если их отношения ещё можно было так называть. – Я домой.       Уйти-уйти-уйти. Чифую просто напросто не в праве позволить себе проговориться – его не примут, не поймут. Нельзя было даже заикаться о разговоре с Баджи тет-а-тет, не то что самому начинать его. Чифую ещё повезёт, если после признания ему удастся уберечь все кости целыми и сохранить зубы на исконных местах – при том, что Кейске не захочет марать руки об такого... Такого. Ему страшно произносить этот набор из трёх букв у себя в уме, а вслух и подавно. – Да что стряслось, чёрт возьми? – Кейске упрямо побежал за ним вдогонку. Ускорившись, он сумел нагнать Чифую лишь у самых ворот, перед входом на территорию школы. – Скажи, я сделал что-то не так? Всё дело во мне, да?       Когда Баджи перекрыл ему путь телом, становясь посреди дороги и тем самым перекрывая её, Мацуно не выдержал: – Да нет же, блять, ты не понимаешь! – Попытался он протолкнуться. Толкал локтями, цеплялся за рукава, пихал, упирался как можно. – Так объясни мне! Ты… не из-за сочинения ж так переживаешь? Да забей ты на него, исправишь оценку на следующей неделе, никто не умирал от единственной двойки в журнале.       Чифую вспыхнул, словно охотничья спичка, не веря ушам. Терпения за плечами уже не осталось, оно кончилось ещё там, у школьных шкафчиков для сменной обуви. – Из-за сочинения? – Вкрадчиво прошипел парень, задавая риторический вопрос. – Исправлю оценку? – Он ткнул указательным пальцем Кейске в солнечное сплетение. Тот почувствовал короткий ноготь, врезавшийся в кожу, даже через слои одежды. – Сколько раз мне надо повторить, что плевать я хотел на ебанный двояк по литературе, чтобы ты, наконец, запомнил? И на эссе это несчастное плевать, и на детсадовские темы про лучших друзей, и на ваши выходные в горах с Казуторой! – Тихий размеренный шепот посреди безлюдной улицы казался оглушающим воплем, набатом колотящим об ушные перепонки при каждом ударении в раздражённых, почти звенящих словах. – Не в оценке суть, Баджи!       Как бы Мацуно ни старался это утаить, но последнее все равно прозвучало до зубного скрежета обиженно. Отчаянно и исступленно. Он выдохнул последнюю злость, отвернувшись, не желая показывать Кейске своё выражение лица – некрасивыми пятнами покрасневшее на щеках, переносице, и переходящее румянцем на шею. – Я… – Ошарашенно выдал Баджи. Если бы Чифую по-прежнему смотрел на него, то с точностью мог сказать, что потемневшие глаза Кейске выглядели настолько восхищённо и осознанно, как никогда ранее. Но один не смотрел, а другой слишком быстро изменился в лице, приняв серьёзный вид. – Знаешь. – Он положил руки Мацуно на плечи, крепко удерживая, что не предпринял даже когда тот заехал ему острым локтем по рёбрам. – Я написал о Казуторе, потому что и правда считаю его самым лучшим другом. – У Чифую неприятно засвербило в виске. – А тебя принять даже как обычного друга, как бы ни пытался, у меня не выходит.       Мацуно, словно выстрелом оглушенный, вскинул растерянный взгляд на Баджи. Остолбеневший, он несколько невыносимо долгих секунд стоял, не представляя, что ему делать и как быть дальше. Некогда дражайший человек, пример для подражания, возвышающийся прямо сейчас над ним и заслоняющий закатное солнце, внезапно предстал безмерно далёким, невозмутимым, – вылитой каменной фигурой, – эта бесстрастность пугала и злила. Сердце сжалось, пальцы забились мелкой дрожью. А затем Чифую сцепил их в кулак и со всей имеющейся силой, без предупреждения, зарядил им Кейске ровно по левой скуле.       Гори оно всё огнём и будь, что будет.       С характерным звуком клацнули друг об друга ряды зубов.       Баджи явно не ожидал. Его откинуло в сторону, ноги подкосились, и сам он грузно свалился на бок, однако успел подставить согнутую руку и чудом не приложился головой об мощёный тротуар. Очки слетели и разбились. Во рту ощущался привкус металла. Осторожно потирая поврежденную кожу на щеке, парень наблюдал, как Чифую перешагивает через него, порываясь сбежать. – Ай, твою ж! – Резкий вскрик, а после они уже оба лежали на холодном пустынном асфальте, ведь увернуться от подножки было под силу непосредственно тем людям, которые не находились в шокированном до глубины души состоянии и пребывали в добром здравии. Конкретно в данный отрезок времени ни первым, ни вторым пунктом Мацуно похвастаться не смел. – Дашь ты мне высказаться целиком или одному тебе позволено орать всё, что вздумается? – Баджи навис над ним, впечатав ладони по обеим сторонам от чужих висков. Его напряжённый излом бровей, трепещущие длинные ресницы, сбитое дыхание и морщинки на переносице со стороны казались донельзя категоричными, практически требующими. У Чифую ком встал поперек горла вместе с последующими возражениями. – Я имел в виду, что не хочу быть твоим другом… Бля, да не брыкайся, я хотел им быть сначала! Честно хотел! Но проводя с тобой каждый день, видя твою… Улыбку, адресованную мне. И делая вместе разные штуки, ну, не знаю, поймёшь ли. Когда мы лапшу едим с одной посудины, дурачимся, домашку проверяем перед сном и много чего ещё. Это, я понимал, по-дружески, но именно от осознания, что всё происходило в рамках дружбы, было очень угнетающим и… Одновременно слишком дорогим. Ведь я не хотел испортить построенную за долгие годы связь ради… Чёрт, ради… – …Ради призрачного шанса быть рядом? – Чифую не прерывал Баджи, потому что, к неожиданному счастью, слушал лучшее признание в своей жизни, не в силах нарушить идиллию и волшебное мгновение искренности, но здесь просто не смог сдержаться. Он чувствовал то же самое. – Вот, точно! Вернее, мы и так всегда рядом, только… Смысл не тот, не обычный, а, понимаешь…       Мацуно порывисто притянул Кейске за отвороты пыльной рубашки к себе, банально заткнув поцелуем этот чрезвычайно громкий рот и стукнувшись по инерции зубами. Больно, но не настолько, чтобы отпустить Баджи сейчас, терпение же не резиновое. К тому же, тот, промычав в губы последние обрывки своей тирады, наконец смиренно затих и влился в процесс даже уверенней Чифую. Где обучиться успел? Подключил язык, хозяйничал, как у себя дома, ещё и кусаться начал – выраженные от природы клыки ему, по всей видимости, были даны не для красоты – вкусовые рецепторы сразу уловили вкус чужой свежей крови. Парень не хотел бить его так сильно, однако вскипевшая подобно кипятку злость взяла верх над контролем конечностей и всё вышло так, как вышло.       Всё равно жалеть больше было не о чем, любые страхи развеялись по ветру до облегчения свободно, Чифую наслаждался моментом, прижатый к прохладному бетону, пока взъерошенный Баджи с влажным звуком не отлип от его губ и не выдавил глупое «ты же болеешь». – Заразиться боишься? – Хмыкнул он с вызовом. – Шутишь? Асфальт холодный, поднимайся давай. – Кейске, совершенно серьёзный, подал ему ладонь. Они встали, отряхивая одежду, поднимая брошенные школьные сумки и попеременно косясь друг на друга. Неловкость от кардинальной смены полярностей никуда не уходила, но Баджи не прекращал рассматривать Мацуно с такой чуткостью и заботой, накидывая тому на плечи свой пиджак до кучи, что парень решил пока не говорить ему о выдуманной простуде с выдавленным кашлем, и повременить хотя бы до дома. Или ещё чуть позже.