катализатор

Донхёк стал много и часто курить. Пачка за пачкой оседает тяжёлым дымом в лёгких студента, приближая к смерти всё ближе. Но Ли это как-то не волнует. Какая разница что ты куришь, сколько куришь и для чего куришь. В любом случае, итог неизбежен. Поэтому серый пепел «Парламента», сравнимый с мириадами звёзд, падает вниз, с пятого этажа. Луна гордо поблёскивает полным свечением, становясь альтернативным солнцем. Ветер назойливо запрыгивает в окно, въедается в бледную кожу на шее и нежно обнимает лицо. Мокрые волосы спадают на ресницы, а мелкие капельки воды, точно хрусталь, стекают по загривку, опускаясь куда-то меж лопаток. А рядом стоит Марк. Тихо, боясь издать хоть малейший звук, дабы не испортить это натянутое прозрачной пеленой волшебство, что окутывает их двоих. Закурить тоже хочется. Но ещё больше хочется смотреть как колечки дыма обрисовывают чужие губы и растворяются в ночном воздухе. Хочется наблюдать за каждой затяжкой высчитывая периодичность. Одна затяжка в четыре секунды. Дым полностью растворяется за пятнадцать секунд. Донхёк выглядит прекрасно всегда. Это были все наблюдения Марка за то время, что они стоят на балконе донхёковской квартиры. Сколько прошло? Десять минут? Час? Два? «Счастливые часов не наблюдают» — Ты сейчас так восхитительно выглядишь, — озвучивает Марк шёпотом, на грани слышимости, словно любовник, стоявший рядом, не должен это услышать. — Господи, да я могу позволить тебе хоть трахнуть меня, пока ты такой… — он не заканчивает фразу, попросту потому что не может найти в своей черепной коробке хоть один подходящий эпитет, что мог бы на процент описать Донхёка, который медленно убивает себя сигаретой. — Такой несуществующий. — Да что ты, — Донхёк усмехается слишком громко, а догорающая сигарета почти незаметно освещает его самодовольную улыбку. — Прям трахнуть? По какой-то причине, Марк только сейчас осознаёт смысл своих же слов, что повисли в воздухе новыми созвездиями, и не спешат уходить за горизонт. — Да что угодно и когда угодно, — Марк сглатывает шумно, прикрывая глаза и собирая десятки мыслей воедино. Он хочет сказать что-то ещё. Что-то добавить. Но язык больше не вертится, а голос перестал звучно разливаться по комнате. Может, ему не стоило говорить эту фразу? — Даже сейчас? — Ли-младший выкидывает сигарету в окно, и та летит подбитой кометой в сырую землю. Он стреляет взглядом прямо в глаза Марка, пытаясь в ночном мраке прочитать что-то, найти ответ на свой вопрос в каштановом омуте. — Замолчи и сделай уже то, что задумал, — Марк сдаётся. Не то, чтобы они во что-то играли, но он сдаётся с потрохами, полностью.Донхёк выиграл. И парень не говорит ничего. Но эта тишина кажется вполне понятным ответом. Глаза Донхёка горят, пылают, обжигают, кусают. И Марк медленно плавится под его томным, лисьим взглядом. Хёк уверен в себе. В своих действиях. В своих решениях. В своих словах. И в том, что задумал. Донхёк медленно приближается к парню. Он чувствует это напряжение. Оно колется, бьёт током и разжигает внутри неугомонное желание. От Марка пахнет кондиционером для белья, чистотой, порядком, уютом, комфортом. От Донхёка пахнет сигаретами, книгами, бунтарством, энергетиком и Марком. Это ли не идеально? «Но ведь ничего идеального не существует» Ещё как существует. Только у каждого свой идеал. У Марка — Донхёк. У Донхёка — Марк. Всё предельно просто. Влага испаряется с волос, оставляя нежный шлейф апельсинового шампуня. И ведь Донхёк может заболеть. Холодный ветер не щадит никого. Но на самом деле Донхёк уже болен. Болен Марком. Донхёк медленно, аккуратно касается щеки любовника своими пальцами, от которых слишком сильно пахнет никотином. И Марку до пляшущих звёздочек перед глазами нравится это. Нравится принадлежать Донхёку, нравится чувствовать его руки и властные движения, нравится быть податливым. Губы Донхёка слишком едкие, ядовитые. Они отравляют губы Марка, проникая в каждую трещинку и царапинку, смешиваются с кровью, что бегает наперегонки по венам, растворяясь в свежем воздухе. Их поцелуй слишком напористый, яркий, чувствительный. Слишком. Слишком. Марк и подумать не мог, что эта фраза станет катализатором к чему-то за гранью прекрасного. Прекрасного Донхёка, оставляющего на его худых плечах бледные рисунки с влажным отблеском. Прекрасного Донхёка, сминающего его бёдра до красных пятен и пронзительного стона. Марку определённо стоило говорить эту фразу.