Что поломано, то не починешь

Ëн Су внимательно наблюдал за тем, как Кику снимает с себя надоевшие свадебные одеяния. Сам же Корея сидел в несуразном костюме, с абсолютно голой шеей («Шея больше всего соблазняет японцев", — так говорил ему правитель, когда Ëн Су готовили к свадьбе. Свадьбе с Японией), обмазанный каким-то непонятными маслами и травами, которые «кожу сделают будто бархат». На лице ещё держалась пудра. Так его готовили к первой брачной ночи. С Японией. — Я не хочу отдавать тебе мою невинность! — заявил Ëн Су, скрестив руки на груди. Видимо, он совсем забыл о своём положении, раз позволяет вести себя подобным образом. — Корея… — Кику обреченно вздохнул. Как всë-таки с ним сложно, — послушай… — И слушать не желаю! — резко отчеканил Ëн Су, взобравшись на кровать прямо с ногами и приняв не бывалый до этого воинственный вид. — Будешь так же, как и все, твердить о том, что это необходимость? Что я должен? А вот никому я ничего не должен! Ни тебе, ни другим! — Да нет, Корея, я тебя умоляю, ради всех богов на свете, успокойся! — взмолился Кику и, понимая, что другого разумного выхода из этой ситуации у него нет, тоже взобрался на кровать. Ëн Су выставил руки вперëд в защитном жесте, но Хонда предугалал это и перехватил руки Кореи в свои, крепко прижав его к мягкой перине кровати. — Ëн Су! — Кику нагнулся к уху Кореи так, чтобы он всё слышал, и быстро прошептал, — не собираюсь я лишать тебя невинности. Мне нужны только твои земли, а не всё то безобразие, которое мы тут устроили. — Тогда какого чëрта ты прижал меня к кровати и не отпускаешь?! — прошипел Корея, сжав руки в кулаки. — Нужно сделать видимость, что между нами что-то было, — Кику, не отпуская рук Кореи, поцеловал его в оголëнную шею. Ëн Су заëрзал под натиском чужого тела, громко протестуя. — Япония, что ты творишь?! Мы же братья! Да… Кто так делает вообще?! Кику! Ай, мне больно! — вскрикнул Корея, когда Япония с сильной прикусил кожу на шее. — Потерпи, — строго сказал Кику, отстраниашись. — Знаю, я не мастер в поцелуях. Но зато, увидев твою шею, ни у кого не останется сомнений, что мы с тобой… — Да далась вам эта шея! — хватка Кику ослабла, и Корея наконец получил шанс приподняться. — Вы, японцы, чëртовы извращенцы и фетишисты! Я вас всех… Договорить Ëн Су не дали, поскольку Хонда без всякого предупреждения сорвал с него чëрный шëлковый пояс и распахнул белых халат, предоставляя всё тело Ëн Су своему обозрению. — Кику! Только попробуй! Я задушу тебя этим же поясом! — вскричал Корея, бешено глядя в глаза Хонде. Япония уже не слушал протестов Кореи. Не глядя на обнажëнного Ëн Су, Кику откинул халат куда-то на пол, и сам разделся тоже. После чего, под недоумевающий и настороженный взгляд Кореи, Хонда удовлетворенно кивнул: — Вот и всё. А сколько шума было, — и с этими словами накинул на себя халат, который лежал тут же, на смену торжественным свадебным одеяниям. — Хочешь — оденься тоже. Хочешь — сиди так. Замëрзнешь — не моя вина. Корея поспешил натянуть на себя одеяло. — Отвернись! Нечего на меня тут пялиться! И вообще, мог бы сам мне сказать раздеться и сменить одеяние. Извращенец! — Ëн… У меня уже голова от тебя болит, — взвыл Кику. — Я сказал тебе, что не сдалась мне твоя невинность! А если не перестанешь шуметь, то я тебя и в правду отымею. Понял? — Может, и понял, — пробурчал Ëн Су, и вдруг… Заплакал. Уткнувшись в одеяло, Корея расплакался навзрыд, задыхаясь и давясь слезами. Япония ничего не понял. Что он сделал не так? — Корея-кун, что-то случилось? — Случилось?.. Ты колонизировал мои земли, твой народ угнетает мой народ, я вынужден говорить на японском языке, а не на своём родном. И ты имеешь наглость спрашивать, что случилось?!.. Ты предал братика. Ты предал на всех. Продал нас, как щенков на базаре. — О, боги… — Кику нехотя поднялся, встав с кровати, подошёл к Ëн Су, протягивая ему глиняную пиалу. — На, выпей. Полегчает. — Что это? — Корея поднял заплаканные глаза на Хонду. — Саке. — Не буду я пить твою японскую гадость! — заявил Корея, однако у Японии не было ни малейшего желания продолжать этот разговор и эту сцену. Кику приставил к губам Ëн Су пиалу и влил содержимое ему в рот. Корея подавился и закашлялся. — Теперь успокоился? Прости, Корея-кун, но в следующий раз вместо саке я волью тебе в горло серебро, чтобы ты окончательно замолчал. Мы бессмертны, но навряд ли тогда сможешь заговорить ближайшие несколько веков, — Япония отложил пиалу и, дождавшись, пока Ëн Су прокашляется, приподнял его подбородок и посмотрел в красные от слёз и гнева глаза. — Ты говоришь, что я вас предал. Допустим. Я поступил не очень хорошо, признаю. И мне жаль. Но разве это не я поднял твою страну? Не благодаря ли мне ты стал развиваться? Ëн Су, позволь напомнить, сколько денег я вложил в твоё развитие. А что касается Китай-сана… Он виноват сам. Он прекрасно видел, что мир меняется и больше не живёт по его древним законам. Видел и ничего с этим не делал. Если я был бы так же пассивен, то оказался бы в таком же положении, как и он. Мы сами творим свою судьбу. Корея сидел молча. На речь Кику он ничего не ответил. Да и не хотел отвечать. Слишком уж разные взгляды у них на жизнь, расталковывать их Хонде было бессмысленно. Да, мир меняется. Да, сейчас всё совершенно другое. Но разве их узы, пусть даже не семейные, тоже потеряли свою ценность?.. — Я ненавижу тебя, — Ëн Су резко отвернулся. — И подавись своим саке. И повалился на кровать, сжимая в руке одеяло.