Like father like son

— Отец. Шинки выглядел озадаченным. Даже, судя по наклону головы и чуть опущенному взгляду — смущённым. Это всё вынуждало Гаару насторожиться и тщательно прислушаться к словам сына. Не то, чтобы он когда-либо игнорировал преемника за всё время их знакомства, но конкретная ситуация требовала особого внимания. — А вы признавались кому-нибудь в любви? «Жизнь интимная, вот как», — исходя из сложившейся атмосферы, казэкаге был готов к чему-то подобному, потому не изменился в лице. Хотя удивления избежать не удалось. Пусть и секундного. — «Давно пора бы, впрочем. Ему уже девятнадцать». — Нет. К сожалению или к счастью, настолько важного человека в своей жизни я так и не встретил. — Мысль о Наруто посетила прекрасную аловолосую голову, но юный кукловод наверняка вёл речь о другой форме привязанности. Не о дружбе. Хотелось сразу же уточнить, какие у сына с этим трудности. — «Но такой вопрос слишком бестактен». — М. Разговор не ощущался законченным. Оба песчаника понимали это, но к продолжению приступать не спешили. Гаара — из вежливости и уважения, Шинки из неловкости и, крайне несвойственной ему, нерешительности. — Это на удивление сложно, — тихо произнёс парень, слегка изменив положение в кресле. Рабочий кабинет в доме Пятого куда больше располагал к душевным беседам, нежели помещение в резиденции. Хотя в других семьях, пожалуй, уместнее была бы гостиная или кухня — но для Песчаного с сыном полуофициальная обстановка куда привычнее исключительно домашнего уюта. Тем более, когда старший сидел не за рабочим столом, а в кресле напротив, как сейчас. — Полагаю, — согласился мужчина, всё ещё не зная, с какой стороны подойти к расспросам. Да и нужны ли они сыну сейчас. — Но то, что ты нашёл такого человека — это прекрасно. — Не знаю, — подвох чувствовался изначально, но подобного ответа Гаара не ожидал. — Не думаю, что человек, к которому я испытываю влечение, примет мои чувства. «Мужчина?» — казэкаге не то чтобы сильно волновал выбор пола партнёра со стороны сына. Шинки умный и хороший мальчик, если его сердце выбрало другого парня, тут уже ничего не попишешь (хотя, безусловно, Гаара уже задумывался над тем, придётся ли нянчить ему внуков). В данный момент отца занимала совсем иная тема. — Вы в сложных отношениях? По изменениям в лице кукловода было легко понять, что он попал в точку. — Мы близки. — Это друг? — Песчаный сознательно избегал упоминания пола, чтобы не смущать собеседника ещё больше. — Что-то вроде, — вслед за тяжёлым вздохом, сын поднялся. — Спасибо что выслушали меня, Отец. — Прости, что не смог помочь, Шинки, — хотя юноша ещё не ушёл, Гаара погрузился в размышления. Они оба часто так делали, и в этом не было ничего необычного — но в этот раз мыслительный процесс быстро прервался. — Доброго дня. Мир замер. Это было странное ощущение, когда Пятый видел, как младший удаляется, понимал, что произошло что-то нетривиальное. Но, пока дверь не закрылась за преемником, так и не смог осознать, что именно. — Доброго, — подняв руку, мужчина осторожно потёр висок, куда пришлось касание губ Шинки. «Он очень озадачен. Как теперь и я», — нежности в виде поцелуев и объятий не являлись частью обычаев в их семье. Однако, учитывая интимность вопроса, Гаара мог понять сумбурность действий сына. — «Способен ли я чем-то ему помочь?» Объективно, такая вероятность оценивалась крайне низко. Казэкаге не относился к людям с богатым личным опытом и, при тщательном анализе, тем удивительнее казался факт того, что преемник с таким вопросом обратился именно к нему, а не, к, скажем, Канкуро, для которого свидания и признания были чуть более привычны (если сравнивать с младшим братом). «При необходимости Шинки всегда советовался с дядей. Тем более что у них есть отдельные сферы интересов, непонятные мне. Те же марионетки. Но в этот раз сын пришёл не к нему. Почему?» — вывод казался очевидным: потому что именно Гаара его отец и их связь ближе, интимнее. — «Но это противоречит рациональной натуре Шинки, который всегда обращается к тому, кто более опытен в интересующей его теме». — Несостыковка не давала мужчине покоя. Исходя из конца разговора, Гаара был уверен, что с ним преемник больше не захочет обсуждать затронутый вопрос. По крайней мере, в ближайшее время. Но он бы посчитал себя плохим родителем, если бы вовсе не попытался сделать хоть что-нибудь. «Будет ли правильным выяснить, кто именно тот человек, в которого влюблён Шинки?» — дилемма та ещё. — «Он не стал называть имени, значит на то у него веские причины». Песчаный почти уверился в том, что избранник — мужчина, и стал ловить себя на том, что пристально следит за тем, как сын общается с людьми. Но за неделю так ничего необычного и не отметил: молодой шиноби холодно-вежлив со старейшинами, уважительно-насторожен со старшими, едва заметно приветлив с друзьями и мастерски скрывается от любой дамы, что пытается за ним приударить. «Может, он увлечён так давно, что я не в силах заметить изменений?» — вера в собственную наблюдательность и знание характера сына играли против него. Гаара понимал это и решил пойти окольным путём. — Скажи, Канкуро, Шинки не выглядит обеспокоенным? — старший брат в удивлении поднял взгляд, чтобы осмотреть младшего, зашедшего к нему в мастерскую. — Обеспокоенным? — Взволнованным, рассеянным. Рядом с кем-нибудь. Хоть немного? Кукловод в задумчивости почесал макушку, одновременно вспоминая поведение племянника и пытаясь понять, зачем это брату. — Нет, не думаю. Обычный. Собранный, пунктуальный, я-всё-сделаю-сам. Как всегда. — Он сделал паузу, окинув казэкаге выразительным взглядом с ног до головы. — А что? — Обычный, значит, — сосредоточенный на своих мыслях, Пятый этот момент проигнорировал. — Ясно. Спасибо. Извини за беспокойство. Он уже собрался уйти, как Канкуро настойчиво продолжил: — Что-то случилось? — М? — Гаара обернулся на выходе. — Нет. — Врать брату не хотелось, но он и без того чувствовал за собой вину из-за почти ненамеренной слежки, чтобы добавлять туда ещё и рассказ о чувствах дяде. — Ничего особенного. Видимо, мне показалось. — Ну, ничего, так ничего, — разочарованно пожав плечами, мастер вернулся к работе. Тем не менее, план сработал: вопрос о состоянии Шинки уронил в сознание телохранителя Пятого зерно сомнения и теперь оставалось надеяться, что Канкуро заметит что-то необычное в поведении племянника своим незамутнённым знанием ситуации взором. Ждать пришлось на удивление недолго. — Ты тут спрашивал, не выглядит ли Шинки странным рядом с кем-нибудь. — Да? — буквально пару дней спустя брат завёл тему без наводящих вопросов, потому изобразить замешательство получилось без фальши. — А, да. Ты что-то узнал? — Вообще, я не уверен, — мужчина нахмурился, уперев руки в бока. — Может я просто раньше не замечал. Но он выглядит каким-то не таким. Не знаю, в чём дело. — «Не таким»? — М… — брат потёр пальцами подбородок, — напряжённым? — Хм… — детали поведения Песчаного на самом деле мало интересовали. — Рядом с кем? Ответ Канкуро, как и поцелуй Шинки немного раньше, заставил мир ненадолго замереть. — С тобой. — А… Паззл стал складываться в крайне неожиданную картину. «Но тогда…» Усмешка старшего вернула Пятого к реальности: — Может надоело, что ты ему пост не отдаёшь, но стесняется спросить? — Шинки, стесняется? — недоверие в ответе могло выйти боком. Благо, не в этот раз. — Да ты вспомни его, как только сюда привёл, — теперь Канкуро в голос рассмеялся, уверившись в собственной идее. — Был как мышонок. А сейчас-то вопрос не повседневной важности, — успокоившись, он потёр под носом, подмигнул. — Пусть и решённый. — Может быть, ты и прав. Телохранитель развернулся и, махнув рукой, с чувством выполненного долга пошёл по своим делам: — Да наверняка. Не затягивай с этим. У парня так и запал пропадёт. — Не пропадёт, — по инерции заметил Гаара, откидываясь в кресле. Брат ушёл, оставив его наедине со своими мыслями. «Это что же получается…», — ещё раз сопоставив все факты, казэкаге глубоко вздохнул. — «Я?» Вывод не был однозначным, но слишком многое указывало на него. «Особенно тот факт, что Шинки спросил о признании в любви именно меня…» — осознание схожести действий мужчину слегка рассмешило. — «Тем самым породив сомнения и вынудив докопаться до правды. Воистину сын своего отца». При условии, что выводы он сделал правильные. А в этом уверенности, всё же, не имелось. Хуже всего было именно то, что Гаара не знал, хочет ли он заблуждаться. В случае, если это кто-то другой — почему нет? Он с радостью поможет сыну, коли то будет в его силах, ведь счастье Шинки для него, как для отца, безусловно, на первом месте. «Если же это, действительно, я, то понятно и его сомнение, и отстраненность, и нежелание развивать разговор. Но как тогда быть?» Единственное, что Песчаный знал наверняка — афишировать это не стоит. Но и только. А что ему ответить сыну? Что, собственно, чувствует он сам? «Как я могу это знать, не испытав подобных чувств ни разу?» — тем же вечером сидя в гостиной, размышлял Гаара. Сын в той же комнате расставлял книги в шкафу, совершенно не догадываясь, чем занят отец. — «И, в любом случае, сначала необходимо убедиться в правильности выводов». — Мужчина опустил взгляд вниз. — «Что же…» Решение пришло спонтанно, но, по скромному мнению казэкаге, выглядело крайне действенным: Пятый опрокинул полупустую кружку с тёплым чаем на себя. Разочарованного вздоха оказалось достаточно, чтобы преемник посмотрел в его сторону. — Отец! — едва не уронив том, который держал, Шинки бросил книгу на полку и поспешил к мужчине. — Вы в порядке? — Всё хорошо, чай уже остыл. — Аккуратно поставив опустевший бокал на стол, казэкаге с видом сожаления осмотрел расползающееся на брюках пятно. — Не двигайтесь, — сын схватил со столешницы удачно подвернувшееся полотенце и, опустившись на колени, аккуратно приложил к штанине. — Точно не обожглись? — Нет, защита же не сработала, — Гаара слегка улыбнулся, наблюдая за действиями парня. — Хорошо, на диван не пролилось. — Не похоже на вас, — перевернув ткань сухой стороной, преемник посмотрел на родителя. — Хорошо себя чувствуете? — Наверное… устал. — Он хотел спросить иное, но, как раньше заметил кукловод: — «Это на удивление сложно». — Тем не менее, моментом стоило пользоваться, раз уж начал. — А ты? — на вопросительный взгляд сына оставалось только сдержанно вздохнуть. — Ещё не признался… тому человеку? — Не стоит волноваться об этом, — до слов Канкуро еле заметную попытку отнять руки от полотенца мужчина, вероятно, даже бы не заметил. Или списал бы на неожиданность вопроса. Но не сейчас. — Я как-нибудь справлюсь сам. — Мне сложно не переживать за тебя, Шинки, — подобно тому, чтобы опрокинуть кружку, идея коснуться щеки юноши возникла ярко, быстро и Пятый не стал противиться её исполнению. — Ты мой сын. — Да. Простите, — от касания преемник не вздрогнул, но опустил взгляд, чтобы в очередной раз перевернуть ткань. — Спасибо за беспокойство, отец. Точного плана, что делать дальше, у казэкаге не было. Как и новых мыслей. Поэтому он просто не стал убирать руку. Шинки потребовалась целая минута, чтобы осознать — ситуация становится патовой. Когда он снова поднял взгляд на Пятого, на лице отражалось явное беспокойство. — Отец? Гаара не стал отвечать. Спросить «Это я?» было… страшно. Почти одинаково страшно ошибиться и оказаться правым. Он искренне не ведал, что хуже: быть поднятым на смех собственным сыном из-за ошибки (пусть Шинки и не станет смеяться) или же быть вынужденным отказать ему. «Но должен ли я поступить таким образом?» — Отец… Когда парень попытался отодвинуться, мужчина чуть сильнее сжал пальцы, давая понять, что не отпускает. Волнение в изумрудных глазах сменилось растерянностью. Кукловод хотел спросить, чего добивается мужчина, но так и не произнёс ни слова. Ещё пару минут спустя, осознание всё же пришло к юному шиноби. Шумно сглотнув, он отнял руки от полотенца и опустил их на диван по краям от ног каге. Сделал лёгкую попытку приподняться, дабы убедиться, что не встретит сопротивления. Сомкнутые уста Гаары чуть приоткрылись, когда преемник выпрямился, а рука обмякла, соскользнув с юношеской щеки на широкое плечо. «Он бы назвал имя, если бы это был не я», — подумал мужчина, закрывая глаза, стоило парню склониться для поцелуя в губы. Песчаный был почти уверен, что захочет оттолкнуть — не такими он представлял их отношения, как отца и сына. Пусть и в перспективе. Но ощутил лишь жар и мелкую дрожь, которые охватили Шинки. Вслед за ними медленно, как буря, вдали застилающая горизонт, пробудилось желание узнать, что последует дальше. — Ваши брюки… их стоит сменить, отец. — М. Пятый не сопротивлялся, ни когда кукловод поднял его на руки, ни когда понёс в спальню, ни даже когда опустил на кровать. Мир вокруг ощущался таким же застывшим, как неделю назад, когда они впервые обсуждали признание. Лишь близость сына оставалась маяком, ещё граничащим с ощущаемой реальностью. «Чем-то похоже на гендзюцу. Или потерю сознания». Прикосновения юноши зыбучими песками охватывали тело снизу вверх, унося куда-то вглубь волю и логическое мышление. Налетевшая буря уже захватила всё, вынуждая дышать медленно, не пытаться понять происходящее, лишь чувствовать. Стащив с мужчины штаны, парень, всё же, остановился. — Ваше бездействие для меня равно согласию… отец. — На что? — вопрос был, на удивление, уместным. Шинки помедлил — ему до сих пор сложно было принять, что так легко получит желаемое. Но и отступать стало бы верхом глупости. С ногами забравшись на постель, парень навис над каге, одной рукой создав опору, второй подцепив резинку отцовских трусов. — На это. Оставшись в одной задранной к груди футболке Пятый думал, что должен бы ощущать как минимум неловкость, стеснение. Как максимум — стыд. А он лишь лежал, почти недвижимо, а вокруг всё так же расходился буран новых, опасных, неконтролируемых чувств, вызываемых тем, что делал с ним кукловод. Только когда Шинки поцеловал живот, ладонью огладив обнажённый пах, мужчина судорожно вздрогнул, почти подскочив. Но обратно его пригвоздил вовсе не успевший удивиться запоздалому сопротивлению юный шиноби. «Не стоит», — внутренний голос, без сомнения, принадлежал ему самому. — «Ты знаешь, что будет, если отступишь сейчас, когда сам согласился». Неумелые ласки парня были почти грубыми, шершавыми из-за мозолистых пальцев, разбитых техниками магнетизма и управления марионеткой. Пусть так, Гаара не мог их назвать ни отвратительными, ни отталкивающими. Чисто физически ему было приятно. Что же до психологии… Конечно, мужчина знал, что будет, если после такой провокации попробует дать задний ход: он навсегда оттолкнёт сына. «А», — словно попав в око бури, несмотря на поднимающееся возбуждение, Песчаный ощутил невероятный покой. — «Так вот что это было». Ещё тогда, когда преемник поцеловал отца в висок, напрочь разрушив привычный уклад их отношений, старший на подсознательном уровне понял, в кого именно влюбился Шинки. И так же разом всё то, что следует за этим: неравенство, семейные узы, возраст, пол, то, сколько боли и страданий это приносит парню. Как и ещё одну важную вещь — Гаара до абсурда боится потерять сына и готов буквально на всё, чтобы любимый мальчик оставался рядом. «Для этого нужно ответить на его чувства? Что ж…» Несмотря на это, внутренний конфликт разрастался и, когда Песчаный получил уже внешнее подтверждение своей догадки, в подсознательном снова случился перегруз — как отцу ему было сложно смириться с подобным переходом, пусть даже ради столь дорогого человека. Но разве у него был выход? В конце концов, казэкаге сдался на волю ощущений и, по счастью для них обоих, новая ступень в близости с Шинки не стала фатальной. Пусть неопытный, но первый минет принёс Гааре немалое удовольствие, наконец заставив задуматься, что он зря не познакомился с этой частью жизни раньше. Младший же со скрываемой радостью мысленно констатировал факт, что его избранник, всё же, не асексуал и не только возбудить, но и довести до оргазма его очень даже можно. Сам кукловод благоразумно решил сдержаться, пусть ему и пришлось тяжко: даже под сдерживаемые, но слишком уж сладкие стоны возлюбленного, не начать дрочить себе стоило немалых усилий. — Только одного я не могу понять, — взмокшую от собственного пота рубашку парню хотелось с себя содрать. Но, восстановив дыхание, он лишь сел на кровати прямо. — Почему? — Что именно? — температура тела начала приходить в норму и, вместе со схлынувшим возбуждением, Песчаный ощутил холод. Чтобы согреться, потянул на себя сбитое в сторону покрывало. — Отец согласился. Укутавшись, Гаара с интересом посмотрел на сына. «Хотя да, даже по моим собственным заключениям я должен был ответить отказом. Но…» — Я ведь тот человек, которого ты любишь? Шинки придирчиво скривился: — А моих действий недостаточно для понимания? — Теперь-то да, — мужчина грустно улыбнулся. — А раньше были только намёки. Парень ответил не сразу. Сместившись на край постели, он оттянул намокшую ткань от груди. — Я не мог сказать. Прямо. — Знаю, — Пятый тоже сел. Теперь понемногу его начали одолевать стеснение и тот самый стыд, которые должны бы сковать движения минут пятнадцать назад. Запахнув разъехавшееся покрывало, он подвинулся к парню и прислонился плечом к его спине. — Признаваться сложно. Снова удивлённый происходящим, кукловод посмотрел на мужчину. — Я ведь сочту это за полное принятие моих чувств, отец. Гаара коротко хохотнул. — А того, что я позволил сделать, недостаточно для понимания? — Действительно… — спустя пару секунд парень рассмеялся. Это был хороший способ выпустить скопившееся нервное напряжение, пусть смех быстро кончился. Уступив место слезам облегчения. Так же, как родитель, Шинки до смерти боялся изувечить их связь. Он молчал, борясь до последнего с осознанием того, в кого влюбился. Но его тяга и тёмная, животная страсть оказались сильнее, вынудив раз уж не признаться, то оставить хоть какие-то намёки. Посмотреть, что из этого выйдет и, в случае неудачи, отступить, как-нибудь отшутившись. — И, — Песчаному было до нелепости удобно. Даже сквозь ткань он чувствовал тепло сына. Такое спокойное и, в тоже время, притягательное. Всё сильнее пробуждающее то самое, недавно осознанное, желание не отпускать парня от себя никогда. — Что дальше? Окончательно успокоившемуся, кукловоду не хотелось отвечать слишком уж серьёзно. — К сожалению, о свадьбе речи быть не может. Старший шутку оценил. — М. Значит, ты не рассматриваешь брак по расчету? Шинки аккуратно развернулся — так, чтобы была возможность заглянуть в глаза любимому. — Я готов положить жизнь на алтарь защиты Суны. Но не личную. Гаара снисходительно улыбнулся. Вытянул руку из-под покрывала, погладил сына по щеке. — Совсем как отец.