Одна простая истина

Тони давно знает, что Капитан Америка живёт по настолько расплывчатым и заумным внутренним правилам, что порой сам в них путается. Среди них есть очевидные: женщин пропускай вперёд всегда — кроме как в бою. Не бей женщин никогда — однако в бою можешь стрелять в них не раздумывая. После боя секс с Тони гейским не считается, ведь он укрепляет командный дух, а секс в убогой квартирке Стива почему-то менее гейский, чем в роскошной кровати Тони. Стив не против обвенчаться, если найдётся подходящая церковь, но обручальное кольцо носить не будет, потому что это, очевидно, по-гейски. В большинстве своём эти правила волнуют Тони совсем не так сильно, как, скорее всего, должны. Начать хотя бы с того, что Стив Роджерс живёт по ним гораздо меньше, чем Капитан Америка: в конце концов, один из них — исторический персонаж, а другой — всего лишь человек. Кроме того, Тони порой даже наслаждается, проверяя их на прочность, и при каждом удобном случае пытается выманить Стива из зоны комфорта. Им обоим это даётся непросто и щекочет нервы, что в равной мере веселит и бесит. Впрочем, Тони бы кучу денег отдал, лишь бы навсегда избавиться от одного-единственного правила: пока Стив держится на ногах, в больницу он ни-ни. — Я серьёзно. Это ненормально. Тебе нужно показаться врачам. Всю прошедшую неделю они выслеживали зародившийся в Новой Англии культ, члены которого утверждали, что владеют чёрной магией. Вначале Тони решил, что так они обозвали силы мутантов или химическое оружие, но сейчас его уверенность в этом пошатнулась. Стоило окружить последних культистов, как в Кэпа прилетел какой-то невнятно-зелёный шар со странным лимонным запахом. И Стив даже от осмотра отказался. Оба они уже успели переодеться в гражданское и уютно устроиться на уродливом жёлтом диване в гостиной Тони. Где-то в этот момент Тони догоняет мысль, что у них проблема. — Всё хорошо, — отмахивается Стив, — мне не так уж и больно. На его бицепсе возникает тонкий длинный порез прямо над теми двумя, что Тони только что перевязал. Он хмуро оценивает глубину. — Они всегда появляются, стоит тебе что-то сказать, — замечает он. — Если ты не собираешься в больницу, то заткнись. — Заставь меня, — без особой настойчивости предлагает Стив. Такие бесхитростные намёки редко от него услышишь. Тони закатывает глаза и притворяется, что сейчас будет заматывать бинтом вместо руки его рот. Он решает немного подождать: вдруг проблема рассосётся сама собой или Стив, дойдя до точки, последует его совету. Тони знает, что пойманных колдунов уже допрашивают, и добился того, чтобы в самом верху списка вопросов к ним оказался: «Какой хернёй вы запустили в Кэпа?». Если это что-то серьёзное, он надеется узнать об этом скорее раньше, чем позже. — Я и без того вымотался, — жалуется Тони, убирает бинты в аптечку и закидывает ноги на диван. — По-моему, в ботинках брони до сих пор болотная вода плещется. — Ты такой напряжённый. — Стив трогает его за бок. — Так и не согрелся? — Вроде того. Стив подгребает его под тяжёлую мускулистую руку, и Тони безропотно прижимается к нему. Стив выбирает канал — в их паре именно у него самый взыскательный вкус к ночным программам, — и на время они погружаются в уютное усталое молчание. Тони не то чтобы засыпает — сейчас он слишком взвинчен, его слишком тревожат возможные осложнения от этой прилетевшей в Стива фигни, — но погружается в дрёму. В лучшем случае эта сценка должна бы показаться Тони Старку банальной, в худшем — одуряюще скучной. Бога ради, со Стивом даже Джанет заскучала, а Тони славится тем, что дольше одной ночи пассии в его постели не задерживаются. Однако же, пригревшись под рукой Стива, он чувствует лишь, как внутри тонко звенит: он на своём месте. Его почти не тянет выпендриваться перед Стивом: того настолько не интересуют материальные блага от партнёра-миллиардера, насколько они только могут не интересовать живого человека из плоти и крови. Он видел Тони в его лучшие и худшие моменты. Он оплот надёжности и ответственности в том мире, где этих качеств днём с огнём не сыщешь. И если Тони немного влюблён, если у него порой кружится голова от этой редкой мальчишеской улыбки, если он хранит у себя записки Стива, в которых есть хотя бы малейший намёк на чувства («Ночью было здорово, пошёл пообедать с Б. и Г., с нетерпением жду ужина. С.Р.»), если он на грани того, чтобы, закрывая глаза, представлять тело Стива, — что ж, это его личные трудности. От Стива он многого не ждёт; то, что у них есть, любовью назвать трудно. Стив не способен любить мужчину так, как всегда намеревался любить женщину; он вырос с мечтой о простой семейной жизни с Гейл. В мире Тони ему, скорее всего, холодно и одиноко. Да и самого Тони не станет через несколько лет, если не месяцев. Он не имеет права требовать от Стива большего. В полудрёме рука Тони соскальзывает с бока Стива прямиком на пах. Стив хмыкает, явно неверно истолковав этот жест, и поворачивается. — Хочешь, я тебе отсосу? — предлагает он так же небрежно, как предложил бы, например, попкорн. — Напрягаться не придётся, ляг и лежи. Тони устало качает головой: — Кэп, мне не нужны на бубенцах твои магические микробы. — Хорошо, будь по-твоему. От их относительного покоя не остаётся и следа: внезапно на груди Стива возникает длинная кровавая полоса. Тони мгновенно сбрасывает с себя дрёму и вскидывается. — Всё хорошо, — быстро заверяет Стив. Первый порез тут же крест-накрест перечёркивает второй, и Стив, бледнея на глазах, морщится от боли. — Боже, дорогуша, снимай это всё. — Тони берётся за пуговицы рубашки. Эти раны глубже: там, где они пересекаются, виднеется ребро. Тони прижимает гемостатическую губку к этому месту, и Стив с шипением выдыхает и крепко зажмуривается. — Я даже не представляю, из-за чего это, — сетует он. — Что я такого сказал? — Ты дважды сказал, что всё хорошо. — Тони хмурится. — По-моему, то же самое ты говорил и в прошлый раз. — Ага. — Стив сводит брови и на пробу повторяет: — Всё хорошо. Тони напрягается, но ничего не происходит. — Давай-ка мы тебя залатаем. — Он спускает рубашку с плеч Стива. Сонливость сменило гложущее, нервно звенящее внутри беспокойство. Тони обматывает бинтом рёбра Стива; закончив, он оставляет руки на его груди, впитывая в себя размеренный и непривычно глухой стук сердца. В свойственной себе манере Стив неправильно истолковывает его жест и наклоняется за поцелуем. Это настолько мило, что Тони просто не может отвергнуть его ещё раз: подтянув его к себе за подбородок, он отвечает мягко и неторопливо. И оно того стоит: ощущать в своих руках такого неподатливого и в то же время отзывчивого Стива. — Только молчи, — требует Тони, отстранившись. — Не хватало ещё, чтобы ты истёк кровью и испортил всё настроение. Стив коротко и насмешливо хмыкает то ли в знак согласия, то ли в знак протеста и за руку уводит Тони в спальню: в их паре именно он заботится о том, чтобы лишний раз не осквернять диваны. Он послушно молчит, когда Тони усаживает его к себе на колени, — только быстро и ловко избавляет его от одежды. «Да ему же явно от этого легче», — Тони одновременно веселит и немного тревожит эта мысль. — Ладно, думаю, никакие магические ЗППП нам не грозят, — говорит Тони, и Стив фыркает: — Заткнись. — Сам заткнись, это тебя прокляли. Стив напоказ закатывает глаза — однако, если уж на то пошло, приказам он умеет подчиняться как никто. Он быстро находит другое применение своему рту и начинает осыпать жадными поцелуями шею Тони, постепенно опускаясь ниже. Тони хватает его за мягкие волосы на загривке, мешая дойти до цели. — На-ка, дорогуша. — Он передаёт Стиву флакон смазки. — Ты знаешь, что делать. Кажется, он поторопился с выводами. Стив переводит взгляд с себя на Тони, колеблясь между двумя вариантами, и Тони решает побыть паинькой и намекнуть: — У меня и так всё болит. Ему даже как-то не хватает привычной язвительности Стива (наверняка бы тот прокомментировал «так бы сразу и сказал» или «поразительно, вся работа досталась мне»), но он быстро отвлекается на то, как Стив себя готовит. Тот делает это деловито и быстро, не тратит время, чтобы покрасоваться, и тем драгоценнее Тони любая эмоция, которую удаётся уловить на его лице. Вот он на миг закрывает глаза от острого болезненного удовольствия, а вот — поджимает губы. Однажды Тони заставит его замедлиться, чтобы вдоволь полюбоваться тем, как он будет играть с собой. Сегодня же ему нужно лишь одно: полная близость, чтобы Стив был и сверху, и вокруг, чтобы принимал без остатка. Стив, сосредоточенно хмурясь, подбирается к нему на коленях маленькими шаткими шажочками — это даже немного забавно. Тони приподнимается на локтях, наблюдая за ним сквозь ресницы. На прикосновение Стива он реагирует на автомате: член быстро твердеет под знакомой лаской жёстких мозолистых пальцев. Стив точно знает, как ему нравится, и Тони откидывает голову назад и одобрительно бормочет: — Вот так, дорогуша… Стив опирается рукой на бедро Тони, направляет его член в себя и начинает опускаться. Тони снова всматривается в его лицо. Это почти незаметно: когда внутрь проходит головка, он щурится, словно собираясь с духом. А потом Тони не только видит, но и чувствует, как Стив заставляет себя расслабиться мышца за мышцей. Он двигается сперва осторожно и неторопливо, но потом, подрочив себе и примерившись, резко садится до конца. Он такой горячий и тугой там, в глубине, что Тони сдавленно стонет. Казалось бы, поведение Стива в постели — далеко не самое сексуальное. Тони уж точно совсем к другому привык — пожалуй, за одну ночь он слышал от Наташи больше, чем от Стива за всё время отношений с ним, — но Тони чарует такая искренность. Стив сосредоточен на нём целиком и полностью, главное для него — это удовольствие Тони. Что ещё надо, чтобы вскружить мужчине голову? — Покажи мне, — требовательно выдыхает Тони, когда Стив покачивается, приноравливаясь к новой позе, — покажи, солдат, на что годятся эти бёдра. Стив молчит весь остаток ночи, а Тони шепчет ему бесцельные и бессмысленные комплименты, то зарываясь руками ему в волосы, то хватаясь за его бёдра. А после на Тони снова нападает сонливость, тело категорически отказывается бодрствовать. Кажется, даже Стив окончательно выматывается: он вяло вытирает их обоих простынёй и падает на кровать, положив тяжёлую руку на талию Тони. Тони уже настолько сонный, что ему чудится, как Стив бормочет ему в волосы: — Люблю тебя. Около трёх утра их обоих будит телефон Тони. Стив срывается, чтобы принести его из гостиной, а не до конца проснувшийся Тони только после второго зевка с трудом садится, опираясь на изголовье. — Алло? — бормочет он в трубку. — Ну что, Гендальф раскололся. — Голос знакомый, но Тони не может соотнести его с именем. Это один из спецов, в ответственности которых оставили преступников. — Показал нам и палочку, из которой по вам стреляли, и всё остальное. — Какая радость, — сухо говорит Тони, хотя на него накатывает ошеломительное облегчение. — А про Кэпа он что-нибудь сказал? — Да. Это заклинание допроса. Кажется, его применили по ошибке: оно предназначено для пыток. Тони это очень не нравится. — И как оно работает? — Каждый раз, когда он лжёт или искажает то, что считает правдой, у него появляется рана. Но есть и хорошая новость: через сорок восемь часов оно само развеется. Так что если наш славный Капитан сумеет пробыть честным… — Ага, понятно, теперь всё складывается. Отличная работа. Он мысленно отмечает: узнать имя спеца и повысить ему жалование, — и вешает трубку, не попрощавшись. — Итак, — он поворачивается к Стиву, — оно срабатывает на твою ложь. — Хм, неужели я так много лгу? — Давай проверим. — Тони напрягает память. — Ночью у тебя всё было хорошо, хорошо и ещё раз хорошо. Стив чуть ли не застенчиво пожимает плечами. — Через сорок восемь часов оно развеется, — добавляет Тони. — А до тех пор постарайся не говорить мне, как ты себя чувствуешь. Стив с зевком выключает свет, ложится, притягивает Тони к себе и обнимает. — Ладно, постараюсь. В воздухе повисает тишина. Можно было бы так и заснуть и никогда больше не упоминать о произошедшем. Тони серьёзно обдумывает эту мысль и хмурится — нет, всё-таки ему любопытно. — Неужели вчера тебе было так невтерпёж мне отсосать? — спрашивает он, прокручивая в голове то самое «хорошо, будь по-твоему». — С чего это вдруг? Он вслушивается в дыхание Стива, и сперва ему кажется, что тот притворится спящим и промолчит. Однако Стив тихо отвечает: — Просто хотел, чтобы ты меня хотел. Вот и всё. Новых порезов не возникает. Интересно, насколько тщательно Стив подбирал слова? Если бы Тони был посмелее, он бы спросил ещё про то негромкое признание, про те два слова, которые он то ли слышал, то ли нет. Если бы Тони был посмелее, он бы позволил себе надеяться, заранее настроившись разочароваться, — потому что Стив наверняка уснул первым и ему привиделся кто-то другой. Если бы Тони был посмелее, это заклинание послужило бы для него знаком испытать свою удачу. Однако он только переворачивается и прижимается лицом к перебинтованной груди Стива, чувствуя, как та поднимается и опускается. Он говорит себе, что этого достаточно.