мое изуродованное лицо – твоя улыбка

когда сейшу говорят, что акане умерла, у него дрожат руки и голос, у него дрожит сердце, и небо больше не отражается в прозрачных ладонях. у него расфокусированный взгляд и плавающий туман остается в ее палате. он не понимает зачем туда возвращается, сминает в кулаках белые простыни, падает на кровать, сминая головой подушку – она колючая и почти режет кожу. почти до крови. первое, что он видит, когда решается открыть глаза – пожар закатного неба. второе – отражение. свое. с уродливым шрамом и точно таким же лицом, как у акане. инуи кулаками разбивает зеркало, не чувствуя боли от впивающихся в кожу осколков. они царапают. до крови. его лицо в отражении покрывается трещинами. и сейшу думает: жаль что не он жаль что я существую жаль я такой брат/сын/друг. инуи думает: надо позвонить коко. надо ему сказать о смерти акане. надо сказать, что все его старания были зря и теперь он может потратить все накопленные деньги на себя, например, уехать из токио в китай или в норвегию, или в финляндию, коко же нравится финляндия. мама гладит его по щекам, по голове, говорит: сейшу, мы справимся. и сейшу думает: кто справится? ты? я не справлюсь. инуи видит ее слезы, чувствует их. он руками тянется, чтобы вытереть, старается не испачкать кровью и обещает, что с ним все будет хорошо. и он хочет пообещать, что позаботится об акане и вспоминает: акане больше нет. внутри все сдавливает. // хаджиме заходит к нему через две недели после похорон и предлагает прогуляться. инуи почти в прострации, мысли стоят на месте и он слепо идет за коко. коко выглядит мятым и серым (инуи внутри пустой и беспомощный). выстроенные сейшу вокруг него стены не мешают хаджиме пройти сквозь. он подгоняет серебро под кожу, касается обожженными руками таких же уродливо обожженных рук. шрамы под касаниями горят и расплавляются в латунь. – вчера запускали фейерверки, – говорит хаджиме, – ты пропустил, да? инуи кивает, застревает взглядом в полу и больше не поднимает голову на коко. рассматривает старые кроссовки хаджиме, превратившееся из белых в серые. – я тоже. инуи замечает трясущиеся руки коко, как он тянется к нему и зарывается пальцами в светлых мягких волосах. пальцами по коже, треплет, утыкаясь сплетением линий на конце ладони в лоб инупи. – пойдем гулять? сейшу молчит, но разрешает отвести себя в коридор, разрешает помочь себе обуться, разрешает надеть на себя какую-то стремную шапку с ушами. хаджиме не выпускает его ладонь из своей (у инуи есть смутные сомнения, что он боится опять кого-то потерять, ну, вдруг сейшу машина собьет насмерть желательно. – здесь недавно открылась раменная. говорят, там очень вкусно готовят. – м. у сейшу взгляд пустой, но когда он поднимает глаза, то в прозрачных глазах отражается еле выдерживающий это все коко. в отражении глаз хаджиме он видит акане. и инуи правда не понимает это коко видит вместо него свою сестру или мозг инуи совершенно не воспринимает его внешность, личность и полностью самого себя. – инупи, ты какой будешь? тебе вроде острые нравятся, – хаджиме касается его плеча, ведет ладонью вниз, по лопатке, приближается. коко доверяет сейшу, знает, что тот не укусит его и не разорвет эту близость. – угу, – кивает инуи, – шою. хаджиме выдавливает улыбку, или сейшу только так кажется. делает заказ, расплачивается мятыми купюрами, садится рядом с инуи, прячась (или пряча его) от всего мира. – это деньги были на операцию акане? – спрашивает сейшу. – да, – кивает коко. улыбка слезает с его лица, – все равно они больше не нужны, – пожимает плечами. хаджиме шарит ладонями по карманам своей огромной вязанной кофты, достает конфету в синей упаковке, переливающейся на проходящих касательной лучами солнца. – держи, – и снова улыбается. – спасибо. коко тянется рукой к голове инуи, стягивает шапку с идиотскими ушами. треплет волосы, пытаясь привести их в порядок (но ничего не получается). притягивает к себе, укладывая голову сейшу себе на плечо. гладит, зарываясь пальцами в волосы. инуи бы так и заснул. он бы хотел растаять в объятиях коко, бирюзовыми реками стечь на пол или чтобы хаджиме умылся этой водой, не давил улыбку, не давал денег, не держался рядом с сейшу. (на самом деле, инуи бы хотел сгореть в тот день). (на самом деле, сейшу дорог коко и он впервые улыбается после смерти акане). (на самом деле, они молчат, когда можно было открыться друг другу, потому что инуи видит вместо себя акане, коко видит насколько сейшу тяжело и не знает как помочь). \\ сейшу отдает маме все деньги на лекарства, потому что через пару месяцев после смерти акане ей диагностируют глубокую депрессию. инуи все еще надеется, что она справится, потому что лекарства должны помочь. в этом же месяце убивают шиничиро сано. сейшу хочет покрасить волосы в черный. "знаешь, коко, было бы круто, если бы наши волосы по цвету совпадали, мне кажется, так лучше чувствуется наша близость" "а мне нравится то, что мы выглядим как инь-ян, инупи". инуи искусственно улыбается (пришитые к лицу улыбки выглядят ужасно, когда иголку с ниткой в руки берут обожженные руки). знаешь, коко, ты прав. я не хочу вместо себя видеть еще и шиничиро. поэтому он видит убийцу шиничиро в исправительной школе. поэтому иногда в отражениях кривых стекол на окнах он видит разбитую голову шиничиро, вместо своей. усталое солнце режет лицо наискось пополам, инуи хочет разбиться на самом дорогом мотоцикле. коко забирает его в последние дни из места, где инуи почти стал шиничиро, и называет своим капитаном. своим другом. своей погибелью. инуи хочет положить белые хризантемы на могилу шиничиро. сейшу расцветает сгнившими кипарисами. // у инуи бессонница в шестнадцать и синяки под глазами цвета галактики. он хочет раздавить свою голову и сжечь мысли, удаляющиеся об тонкие стены черепа. вместо себя он видит акане и шиничиро. они улыбаются тепло, как при жизни, но сейшу чувствует могильный холод. их кости, покрытые плесенью, тянутся к его шее, стираясь в порошок. у инуи под боком (черные) драконы, помешанные тайджю и коко. у хаджиме все еще много денег, он водит сейшу в раменную, которую открыли четыре года назад и старается не прикасаться. все касания хаджиме отдаются болью. все удары хаджиме отдаются отвращением к самому себе. – я не акане. – я это знаю. коко (в форме поднебесья очень красивый) наклоняется к сейшу, за волосы дергает, чтобы поднять голову. смотрит прямо в глаза напротив. он видит в них хаджимекоконоя. инуи в чужих глазах видит всех, кроме себя. акане и шиничиро улыбаются. эма просит позаботиться о майки. – а ты это понимаешь? хаджиме вытирает с его губ кровь большим пальцем, пытается заглянуть глубже в глаза, чтобы понять сейшу, но инуи уже успевает выстроить каменные стены между ними – у коконоя пробиться не получается. инуи дышит тяжело, слышит как громко стучит его сердце. в голове звенят мешающие мысли. волосы падают на глаза. коко рукой убирает их назад. – прекрати запирать себя в собственной клетке. ты не акане, ты не шиничиро, ты не майки (вы оба такие мертвые), ты не коконой, ты сейшу. бирюзовые реки превращаются в грязные волны отражающегося в море неба. рядом с ними гремят четыре выстрела. снег мешает с кровью. ран хайтани закрывает глаза полуживым. \\ коко душит инуи до синих отпечатков на шее. инуи не может дышать, даже когда тонкие пальцы коконоя опускаются по плечам, и он шепчет: "прости меня". сейшу бьет его по лицу до жгучих иголок по щекам. хаджиме не сопротивляется, за правой щекой подставляет левую, и инуи кажется, что он делает снисхождение. бей меня, души себя. дракен забирает его, несет на руках, как носил эму. у инуи сквозь грудь пробиваются шипы, царапают легкие дымовыми занавесами. // когда коко уходит, сейшу видит отражение в дракене – он такой же побитый и брошенный. иногда инуи кажется, что он видит в дракене коко. иногда ему видится мертвая эма с разбитой головой (вспоминается шиничиро), которая держит дракена за руку. иногда в мертвой эме он видит мертвую акане. у них похожие улыбки. дракен говорит, что скучает по баджи, эме и майки. инуи молча слушает, врезаясь глазами в стену рядом с дракеном. на стене нарисован такой же дракон, как на голове рюгуджи. сейшу знает, что дракену снятся кошмары. у него все еще бессонница, поэтому он разрешает кену звонить ему ночью и выговариваться. инуи не знает как поддерживать, потому что живет за решеткой своих кошмаров с десяти лет. солнце вскрывает себе вены. сейшу канцелярским ножом разрезает небо на неровные куски – оно капает на пол кислотой. \\ – ты бы не хотел потом открыть со мной магазин мотоциклов? – спрашивает дракен. инуи чувствует как пустота между ними медленно взрывается. дракен проламывает стены пронзительным взглядом и сейшу хочет поблагодарить его. – я был бы не против. – кстати, я починил твой байк. – спасибо. – не хочешь прокатиться? к морю, допустим. тут недалеко. инуи наклоняет голову, опуская глаза – взглядом в потёртые ботинки дракена. касательные прикасаются. – давай, – пожимает плечами. дракен отдает ему свой шлем с красными драконами. садится вперед. инуи сзади обнимает его за талию, возможно, слишком сильно сжимает, но главное – он чувствует сердце в клетке ребер (свое и дракена). у кена широкая спина, за ней просто спрятаться и чувствовать себя спокойнее. кошмары не преследуют. ветер играет в волосах инуи, руки сильнее сжимают чужие ребра – дракен позволяется держаться за него, чтобы не утонуть; сейшу разрешает отвезти себя к морю. мартом на коже оседает пепел. в горле першит от иголок. в воздухе все еще пахнет морозом. // море ластится к их ногам. одинокие птицы врезаются в спину. тающий снег размывается моросящим дождем. тонкие льды разламываются. внутри сейшу шипы превращаются в цветущую сакуру. (сакура гнилая). закоптелое небо опускает сумерками на плечи. инуи понимает – это чайник рассела. это есть, этого нет, это не доказать. он чувствует свободу, застрявшую между стратосферой и кольцами сатурна. – ты бы смог выпить море? – неожиданно спрашивает дракен. – что ты несешь? – непонятно хмурится инуи под заливистый смех рюгуджи. парцеллирующая шутка, которая делится на три года. \\ они покупают одинаковые толстовки с тупыми надписями, как у такемичи, то ли чтобы посмеяться друг над другом, то ли чтобы посмеяться над ханагаки. и дракен неосторожно кидает слова о том, что они с сейшу похожи. – да, – говорит инуи. может мы одинаковые, но как искривленные отражения. сейшу кажется что он что-то пропускает, но не преследует свои мысли, потому что солнце в витражах играет разноцветными пятнами. инуи ножницами рвет джинсы на коленях, потому что так модно. он красит дракену волосы в черный, чтобы через год опять покрасить их в сияющий блонд (возможно, потому что тогда он почти смирился со смертью эмы). они в гараже слушают гранж-рок на дешевых виниловых пластинках. дракен покупают вишневую колу и мятные жвачки. стеклянные стены вокруг инуи превращаются в песок от громкого голоса дракена. в их возрасте начинают курить сигареты, сворованные у отца, и пьют яблочное пиво. инуи ворует у матери успокоительное, чтобы спать хотя бы один раз в неделю. дракен копит деньги в дырявых карманах на новую квартиру. а еще он показывает фотографии на доске в его комнате, где есть инуи. иногда сейшу кажется что дракен – абсолютный человек (сочетание светлого в мире с недопрекрасным и недохорошим). инуи бы даже доверил ему свое спасение. // в старшей школе все идет по наклонной. под откос. под гиперболой. возрастающая неудача неожиданно взлетает еще выше. инуи все чаще видит вместо своих губ улыбки акане и эмы, слышит выстрелы и судорожно ощупывает свою грудь – ничего, только шрамы из-за драк – изана в это момент в отражении хрипло смеется, пока с губ стекает кровь. инуи видит шиничиро и чтобы полностью соответствовать отражению хочет достать сигареты (не получается). колючая проволока режет обожженные ладони, лезвия проводятся по синим венам – кровь льется бирюзовыми реками. им на голову падают брахманы, свастоны-канто и рокухара тандай. инуи избивают в пустом переулке. он клеит на пластыри новые пластыри с нарисованными дракеном драконами и цветами. инуи избивает в пустых переулках тех, кому видимо надоело жить, и достает карманный нож. режет он только свои нервы и голосовые связки. \\ в парке дракен ловит три пули, задыхается, захлебываясь кровью. инуи приезжает, когда дракен уже лежит мертвым, под ногами валяются еле живые. с дождевыми лужами тянутся кровавые пятна по земле. где-то полумертвому рану хайтани закрывают глаза. // инуи напоминает все это какую-нибудь мировую войну. сейшу падает на землю, облокачиваясь спиной об каменное здание. напротив стеклянная витрина расходятся трещинами. хаджиме черной тенью встает рядом, складывает руки в замок перед собой, закрываясь от всего мира, но открываясь перед инуи. – как ты? – ужасно, – одними губами шепчет. – мы справимся, – коко наклоняется к нему, садится рядом. – нет. я не справляюсь, – отвечает инуи. хаджиме больно на него смотреть: сейшу трясется от боли, заполняется пустотой и проваливается глубже, чем майки. – кого ты видишь в отражении? – неожиданно спрашивает инуи. – нас. – медленно произносит коко. добавляет – себя и тебя. инупи. – я вижу вместо себя дракена. хаджиме обеспокоенно смотрит: в глазах плескает черное море с белыми чайками. небо затягивается дымными тучами, – я все это время видел вместо себя акане, шиничиро, тебя, дракена. иногда майки и эму. иногда мне казалось, что в тот день подстрелили меня, а не изану и какуче. и никогда в отражении не видел себя, – сейшу душат его эмоции, но он выдавливает из себя слова. коко поворачивается к нему, берет лицо инуи в ладони. – инупи.. – ты не знаешь что сказать. – я помогу тебе. – ты даже не знаешь как себе помочь. руки хаджиме опускаются на плечи. коко молчит, потому что он правда не знает как помочь себе, сейшу, майки (манджиро проще просто оставить одного, или на ханагаки, или на бывших свастонов). коконой прижимает инуи к себе, сильнее, ребрами переплетается с ребрами, серебро и золото. руками гладит спину – розы цветут на лопатках. инуи теряется, в инуи что-то пропадает и на том месте теперь невероятно пусто. – полиция приехала, – говорит коко, замечая суматоху на площади, – инуи, – он отпускает сейшу и трясет за плечо, – пора уходить. очень быстро. сейшу поднимается на ноги, хватает коко за руку и бежит к своему байку. сейшу ведет коко за руку, но знает, что из лабиринта своего сознания его выводит именно коко, разрушая каменные стены. инуи цепляет на хаджиме свой шлем, застегивает, цепляясь пальцами за кожу на его шее. садится вперед и просит коконоя держаться за него крепче. – а тебе шлем? – у меня нет второго. времени у нас тоже нет. инуи заводит мотоцикл и выезжает с площади на ночную дорогу. сейшу обгоняет машины, сворачивая на пустые дороги. ветер бьет в лицо. \\ – инуи, нас догоняют, – кричит коко. сейшу замечает полицейскую машину и понимает, что они попали. сбежать от них вряд ли получится, но он попытается. инуи ускоряется. их догоняют. подбивают. – инуи! мотоцикл отходит в сторону, переворачивается. коко отцепляет руки от инуи. сейшу скользит по асфальту, раздирая кожу до крови, ударяясь головой обо что-то тяжелое. в глазах мгновенно темнеет, но он успевает заметить встающего с земли коко. // – инупи! хаджиме снимает с себя шлем, откидывая в сторону. дышится тяжело, голова кажется невероятно тяжелой. он подходит к лежащему инуи, касается руками к разбитому лицу. он пальцами скребет землю до крови – серые крошки забираются под ногти. ему заламывают руки, голову прикладывают обратно к асфальту – он встречается с лицом инуи, и внутри что-то больно щемит. – сейшу, – шепчет коко, – сейшу, – зовет громче, пока на руки кольцами обвивают щелкающие наручники. его рывком заставляют подняться – в голове отдается резкой болью, – он видит как инуи переворачивают, надевают наручники. – сейшу. их сажают на задние сиденья машины – инуи падает на коко. кровь медленно стекает на его одежду. хаджиме прижимается лбом к виску сейшу. все тело дрожит, лицо жжет от поцелуя с асфальтом. – прости.