О, зеркало

Зеркало, висящее на стене коридора, ведущего к покоям, которые сейчас занимала Леголас, было очень красиво. Не изящной формой и не драгоценной рамой из мифрила, инкрустированной драгоценными камнями, а чем-то неуловимым, чему Таурион не мог подобрать слов. Почему-то захотелось сравнить его с Наугламиром. Наверное, вспомнилась легенда, расказанная Рандиром, где говорилось, что Наугламир всегда смотрелся красиво и изящно, кто бы его не носил. Быть может любой, кто смотрелся в это драгоценное зеркало, видел себя красивее, чем на самом деле? Не из-за волшебных свойств зеркала, которых у него не было, а из-за его красоты, изящества… какой-то совершенной законченности? Пока Таурион не понимал этого. И продолжал любоваться зеркалом, даже не пытаясь посмотреться в него. Собственное отражение не так занимало Тауриона, как произведение гномьего зеркальщика. — У вас в лесу что, зеркал нет? — услышал Таурион ворчливый голос гнома и, мысленно выругавшись, обернулся, чтобы взглянуть на говорившего. Вовремя он на драгоценную безделушку засмотрелся, ничего не скажешь! — Почему, есть, — спокойно ответил Таурион и легко поклонился собеседнику. Ну, ему казалось, что ответил спокойно. Собеседник — крепкий чернобородый гном, облачённый в лёгкий доспех, с недоверием осмотрел Тауриона. Недоверие было таким сильным, что Таурион даже подумал, гном бы обязательно выгнал любопытного эльфа не только из покоев, но из гномьего государства. И пригрозил бы вслед чем-нибудь. Хорошо хоть топор не достал. Впрочем, топора у него за спиной Таурион не заметил. — Барн, сын Дарри, — наконец, сказал гном. — Невежливо, что незнакомы, а беседуем, вот, представился. Ежели у вас зеркала есть, скажи, что ты в это зеркало так уставился, а? Уж подумал невзначай, вы без зеркал обходиться привычные, и так всё подмечаете, потому зеркала и ни к чему. — Оно показалось мне очень красивым, — честно ответил Таурион. — И я залюбовался искусно сделанной вещью, даже не глядя на отражение. А я Таурион. Из стражи Владыки Трандуила, — и поклонился ещё раз. Барн усмехнулся, наблюдая за ним. — Таурион, говоришь. Кили, принцесса наша, в зеркальном деле очень умелая мастерица. Не думай, что тебе в упрёк её упоминаю, знаешь принцессу нашу, вот и сказал, раз зеркалом любуешься Думал, небось, мы только пластинки металлические шлифуем или вообще не до зеркал нам. А зеркала, промежду прочим, не только, чтоб перед ними прихорашиваться, нужны. Дед рассказывал, ваше племя когда-то… А, долго рассказывать. Или то не совсем ваше, — тут Барн задумался. — То, которое неподалёку от Кхадад Дума жило. Чьё государство в тех землях стояло. — Не наше, — сказал Таурион. — Вернее, не моё. И да, я думал, вы зеркала делаете из металлов. Ну… пластинок вам достаточно, остальное уже ни к чему… И тут же снова обругал себя за язык. Называется, прибыл к гномам с эльфийской делегацией и почти сказал гному, что не считает их народ великими мастерами! Он бы на месте гнома точно о том подумал и рассердился бы на того, кто посмел усомниться в мастерстве его народа! Что же он такой с гномьим племенем невежливый постоянно? Может, упоминание Кили так сказалось на его такте и манерах? Но гном, кажется, не хотел смущать Тауриона, и Кили лишь пришлась к слову? Барн, видимо заметивший замешательство собеседника, усмехнулся ещё раз. — А я забыл, что эльфы зеркала не только для того, чтобы любоваться, использовали. Ты, если что, не смущайся, можешь перед этим красивым зеркалом хоть причёску навести, пока свои не зовут. Бывай, Таурион из стражи, — и, поклонившись на прощание, вышел вон. Таурион, подумав, что Рандир, возможно, оказался в Лихолесье после падения того государства, о котором упомянул Барн. Но расспрашивать его об этом Тауриону почему-то не захотелось.