Cold

      Нагито просыпается со всхлипом. Он дрожит, а сердце бешеной птичкой грозится проломить грудную клетку, не в силах быть сдержанным хрупкими костями ребер. Почему, даже несмотря на бесконечное количество воды вокруг, огонь разгорается только сильнее. Почему оно не тухнет, вода же должна гасить огонь, и ему холодно, холодно, холодно. Холодно настолько, что невозможно нормально дышать. Он задыхается царапая пальцами хрупкое горло в бессмысленной попытке сделать хотя бы один единственный вдох. Слезы неудержимым потоком из глаз льются, а от застрявшего в горле кома дышать не возможно. Отвратительно. Жалко. Шрамы болят.       Ему требуется несколько минут, а по ощущениям вечность, чтобы понять, что это был всего лишь кошмар. Плод его жёсткой, безобразной фантазии. Остатки прошлого, что напоминают о себе в ночи, в глубине сна, когда его разум максимально ослаблен. Не насторожен.       Ему все ещё холодно. Холодно, словно он в центре бесконечной метели.       Иногда ему кажется, что холод стал его вечным спутников, осевшим в костях, выжжены на коже. Наряду с госпожой удачей, конечно же. Стабильность то, чего он всегда хотел, но даже так, желания исполняются не так, как ему грузилось. Искаженно. Жестоко.       Ему действительно не повезло, что в Това-Сити холодно в любое время года. Или может, это просто его отвратительно слабое тело никогда не может согреться. Астеническое и слабое, на грани того, чтобы навсегда остаться и сгнить заживо в холоде канавы.       Сейчас середина ночи и он ужасно не хочет разбудить Камукуру. Что безуспешно, из-за чуткости сна другого. А, жаль, ведь ему выпала такая редкая удача, спать рядом с самим Абсолютной Надеждой. И неудача, так грубо прервать его сон. Чувство вины разрастается в глубине груди, прячется в зажмуренных веках, прикушенных губах и кровоподтёках от ногтей на ладони.       Камукура поворачивается к нему, приподнимается на локтях, и Нагито по-детски пытается притвориться спящим. Знает хотя, что Камукуру этим не обмануть. Дыхание у него сбитое слишком. Веки дрожащие, с не засохшими под ними дорожками слез.       Но, почему-то, Камукура позволяет ему притворяться. От подобной доброты хочется уродливо разрыдаться ещё больше. Он не имеет права позволить себе пользоваться добротой другого юноши ещё больше. В первую очередь, его даже не должно было быть в чужой постели. Но вот он где. Так глупо.       А Камукура целует его выступающие шейные позвонки и Комаэда дрожит от этого, по телу табуном бегут мурашки. Ему все ещё холодно, но торс Изуру, прижимающийся к его спине, руки Изуру крепко, но нежно обнимающие его безмерно горячие. Камукура похож на солнце. Нагито отчаянно не понимает, почему он ещё не сгорел.       Руки на его плечах рисуют созвездия из безмерно бледных веснушек, почти не заметных на его болезненной коже. Сливающихся со шрамами. Перечеркнутые ими же. Их Изуру тоже обводит, без света всегда зная их точное расположение.       Он переворачивается лицом к Изуру, беззастенчиво греясь в чужом тепле. Он знает, что его тело очень холодное, но его возлюбленный господин даже не вздрагивает, когда ледяные руки обнимают его в ответ. Нагито прячет лицо в крепкой груди Изуру. Он не видит взгляда Камукуры. Не хочет его видеть. Никто никогда не смотрел на него так, как Камукура. От этого почему-то хочется кричать. Он молчит. — Ты слишком много думаешь, Нагито, — голос у Изуру идеально мягкий, и ничуть хриплый после сна, словно он и не спал вовсе. Это могло бы быть вполне реальным. Когда эти прекрасные пальцы надавливают мягко на затылок, тело само собой рефлекторно обмякает. Дышать хотя не получается. — Расслабься.       Он хочет хотя бы попытаться, но просто вдохнуть так тяжело. Он снова чувствует себя беспомощным задыхающимся в бездне воды ребенком. Изуру звучит немного обеспокоенным. Он садится и поднимает Нагито вместе с собой, как тряпичную куклу. — Нагито, дыши, — рука Камукуры нежно убирает падающую на глаза челку за ухо, которую Нагито даже и не заметил. Изуру действительно выглядит обеспокоенным. Нагито хочет извиниться, за то, что он снова доставляет проблемы, но голос его предательски подводит, — все хорошо, дыши со мной. Давай. Вдох. Выдох.       В объятиях Изуру очень тепло, но Нагито все ещё не может унять дрожь. — Мне так жаль, — голос Нагито тоже дрожит, и он действительно ненавидит то, насколько он должно быть жалкий в глазах Камукуры. — Все в порядке, — руки Камукуры успокаивающе рисуют круги на спине Нагито, надавливают на самые напряжённые узлы мышц на шее и плечах, и он чувствует себя таким сонным. — Давай спать, Нагито. Изуру притягивает его ближе к себе, пускай это и немного неудобно, но грех жаловаться. В Това-Сити и безмерно холодно, но в руках Камукуры он может согреться.