Десерт для дьявола

Резкий запах мускуса ударил в нос. Сара очнулась, обнаружив себя в кромешной тьме. Всё было как в тумане, голова кружилась. Она совершенно ничего не помнила. Даже раздумья давались с большим трудом. Девушка понимала только то, что была крепко привязана к какому-то холодному и тяжёлому стулу. Моргала, но тьма была везде. Не сразу пришло осознание, что взгляд закрывала плотная повязка. ― Проснулась наконец, ― надменно процедил столь знакомый женский голос, после чего О’Нил получила сильный удар под дых. Болезненный стон, Сара согнулась и тут же ощутила привкус железа во рту вперемешку с водянистой кислой жижей. Сконцентрировавшаяся в её горле кашица так и просилась наружу. Рвота, возможно, и вышла бы спокойно, но новый удар одноклассницы ускорил процесс. Вся непереваренная еда вышла обратно через рот вместе с кровью. Боль пульсировала во всём теле пленной девы, идя от живота и кончаясь на кончиках пальцев. Саре казалось, будто она слышит каждую пульсацию нервных окончаний своего тела, каждый скачок кровяного давления в той части позвоночника, что была связана с её шеей. Слюна болталась у её губ, свисая, самостоятельно растягиваясь и капая. В ротовой полости всё ещё присутствовало отвратное послевкусие блевотины. Не успела девушка передохнуть, как последовала целая серия ударов – вновь в живот, затем кто-то грубо уронил её вместе со стулом вперёд, отчего лицо О’Нил впечаталось в бетонную поверхность пола, после похитительница перевернула её на бок и продолжила щедро одаривать ударами громоздкой обуви на твёрдой подошве в грудь и живот. К счастью, недолго, но, к несчастью, не дав девушке перевести дух, Адель Моринг потянула её за волосы, заставляя тем самым откинуть голову, подниматься вместе со стулом вверх. Так как Сара была всё ещё слаба после пробуждения и избиений, к тому же до сих пор крепко связанная, боль ощущалась крайне остро. Она не сдерживала криков, но похитительницу они не останавливали. Кое-как поднявшись на стопы, девушка долго на них не устояла, тут же упав на спину из-за головокружения. Она грубо и с грохотом села на тяжёлое металлическое сидение, привязанное к ней, покачнувшись на нём перед тем, как вновь чётко зафиксироваться в исходном положении. Ужасная боль в голове сводила с ума. Виски пульсировали, словно сердце теперь теснилось где-то рядом с мозгом, внутри черепной коробки. Затуманенной головой дева думала, что над ней могли провести какие-то опыты, но отголоски разума напомнили ей, что если бы мозги дотронулись до черепа, то она бы отключилась. Тогда, сумев ухватиться на короткий промежуток времени за трезвые мысли, Сара стала оценивать состояние своего тела. Слегка подёргала ногами и руками. Абсолютно всё тело было обвязано верёвками, но не только они стесняли движения. Не успела О’Нил подумать о том, зачем маньячке потребовались ещё и наручники в большом количестве, да и откуда вообще они у неё могли взяться, как абсолютно все мысли смёл звук маленьких колёс. Буквально в одно мгновение Сару окутала паника, она крайне быстро соскучилась по тишине. Неизвестность пугала настолько, что О’Нил не могла даже думать о том, как сбежать. Она понимала лишь одно – что-то прикатили в комнату и поставили прямо перед ней, под носом. Рыжая бестия развязала платок на голове одноклассницы и мигом сдёрнула его, ослепляя мученицу. Привыкнув к свету, Сара увидела перед собой некое подобие тумбочки на колёсиках. Резное, узорчатое, вычурное, чопорное, оно вызывало ужас, поскольку находилось в тёмном подвале с серыми стенами, освещаемыми тусклым светом мигавшей лампочки, покачивавшейся над их головами. Повсюду висели бумажные и тканевые талисманы, но пугало и притягивало взгляд кое-что иное – разнообразные инструменты пытки, находившиеся вместе с ней в небольшой комнатушке; о каких-то из них Сара знала из книг, о других только слышала, а некоторые даже видела в фильмах и самых потаённых кошмарах. Изо рта вновь вырвался крик. Даже не так: это был пронзительный вопль, полный разных типов боли и отчаяния. О’Нил знала, что её ждёт, и потому боялась. Адель сделала затяжку, закурив сигарету, и, вдоволь наслушавшись, насладившись истошными бесполезными потугами своей жертвы, холодно и абсолютно бесстрастно произнесла: ― Заткнись. Тут же Сара замолкла, не в силах противиться приказу. Как бы она ни старалась шуметь, само тело словно ей более не принадлежало. Целиком и полностью оно принадлежало лишь Адель, обошедшей её со спины и вставшей вновь прямо перед ней. Одними лишь глазами девушка могла умолять её о пощаде, но абсолютно отрешённые зрачки смотрели на неё, и даже сам цвет радужки словно бы говорил одно единственное слово: «убью». ― А я ведь говорила тебе, Сара, Люку нельзя привязываться ни к кому, старалась цивилизованно вести беседу, ― говорила размеренно рыжеволосая королева школы, поглаживая мягкие пряди волос заклятой подруги. – Но нет, по-человечески ты не хочешь. И с Майклом играешься, и брата моего мучаешь… Будем говорить по-другому. Легонько постучав ладонью над лобиком недалёкой, непостоянной особы, прямо по самой линии роста волос, Адель медленно отпрянула и стала что-то выискивать в полочках передвижной тумбы. Взгляд О’Нил тем временем метался от одного инструмента пытки к другому. Она не знала, что могло быть хуже: тихо умереть в золотой «Железной Деве», усыпанной драгоценными камнями, или же окончить свою жизнь в эксклюзивной реплике знаменитого бычка, в брюхе которого когда-то «выпаривали» душу и тело преступника в адских температурах. Внезапно послышался удар тяжёлого железа о поверхность. ― Какая досада ― поверхность столика недостаточно большая, ― с какой-то неопределённой ноткой грусти сказала рыжая бестия, пытаясь уложить на столешнице два непонятных устройства с тремя ремешками. ― Что ж, придётся как-то выкручиваться, пока ты снова не обрела возможность говорить. Немного подумав, Адель всё же решила рискнуть. Она приблизилась к Саре и уже было хотела приступать, но вовремя заметила искорку надежды в глазах той, что мучала её любимого и брата. Одним словом она заставила Сару вновь побледнеть от ужаса: ― Не двигайся, будь податлива и слушайся меня. Она умело развязала верёвки, ослабила наручники и положила руки пленницы на выдвинутые с боков подлокотники, на которых уже смиренно ожидали те самые два устройства. Продев руки, миновав все три кожаные арки на обеих сторонах, Сара О’Нил положила запястья у чего-то, напоминавшего открывашку. Закрепив ремешки непонятных устройств с железной подложкой, скрепив их не только с громоздким стулом, но и с локтем, предплечьем и кистью жертвы, Адель просунула самый маленький палец левой руки своей знакомой в «открывашку». Мизинец прошёл через крохотное квадратное колечко, его подушечка коснулась холодного и тонкого железа той части инструмента, что напоминала хвост скорпиона, чёрное основание которого плавно уходило вверх. По телу девушки от предвкушения уже била крупная дрожь. Адель не стала ждать. Она замахнулась и ударила со всей силы по «хвосту», служившему рукоятью и спускным механизмом. Сара собственными глазами увидела, как красивый ноготь, который она отращивала целый месяц, поблёскивая улетел куда-то в сторону. Он был вырван с корнем. На том месте, где он раньше красовался, сияла кровь. Сара не могла кричать, но её взгляд передавал то, что мечтала уже давно увидеть её вечная соперница – неимоверная боль, физическая и ментальная. Белки глаз отдавали пульсацией, О’Нил закрыла глаза. ― Смотри и любуйся, ― лукаво велела Адель, вынимая грациозный повреждённый пальчик с порозовевшей кожицей из «жала». И вновь Сара не могла ей противостоять. Она наблюдала, как её мучительница меняет пальцы местами. Теперь то же самое предстояло ощутить на безымянном пальце. Сара ждала и наблюдала, другого ей не оставалось. Вновь замах, но у самого «хвоста» Моринг помедлила. В её взгляд словно бы вернулся рассудок. Настолько Сара была этому рада, что слегка подалась вперёд, чтобы попытаться вернуть одноклассницу в чувства. Но то было лишь временным помешательством. Адель опять замахнулась, попав красивым лиловым ноготком в стразах прямо в глаз своей жертве, которой этот ноготок и принадлежал. Вновь волна ужаса накрыла Сару О’Нил с головой. Адель Моринг стала ещё свирепее и беспощаднее, она не замедлялась и чередовала пальцы, истязала их, как мясник шинковал мясо в своей лавке. Адель терзала её душу, издевалась над руками и словно бы упивалась болью Сары. На последнем пальце левой руки жертва уже слегка расслабилась, надеясь дотерпеть, но маньячка перешла на вторую руку и какая-либо надежда на спасение улетучилась окончательно. По какой-то неясной причине на правой руке ногти были более крепкими, возможно, из-за большого притока крови к доминантной руке. Так что на отдирание каждого ногтя на пальце Адель тратила минимум минут пять. Большой палец ни в какую не хотел поддаваться, так что, потеряв всякое терпение через полчаса кровопусканий и ковыряний, Моринг достала здоровые щипцы для того, чтобы наконец-то закончить дело. Дёргая злосчастный ноготь в разные стороны, оттягивая его на себя, она-таки смогла отодрать его с кусочками кожи. Сара уже потеряла всякий рассудок. Сидя с кровоточившими пальцами, она смотрела пустым взглядом на тыльную сторону своих ладоней и просто мечтала проснуться от этого кошмарного сна. ― Уже выдохлась? А ведь мы только начали! ― очень бодро и весело сказала Адель, убирая весь инструментарий обратно в тумбу. О’Нил расплакалась. Она искренне пожалела о том, что возгордилась и посчитала себя лучше какой-то богатенькой выскочки. Её предупреждали, даже Дерек говорил не связываться с Морингами. На тот момент она наконец-то осознала собственную тупость. К сожалению, осознание пришло слишком поздно. Адель что-то вколола Саре со спины, пока она плакала, не обращая ни на что внимания. Понимание ситуации вернулось вновь не вовремя. Жертва даже не поняла, что произошло. ― Теперь поиграем в уроки доктора Тюлпа, ― с этими словами она подошла к заветной тумбочке и, достав из неё скальпель и медицинские щипцы, вновь приблизилась к «подруге». Наметив места маркером, Адель приступила. Сначала она сделала пару глубоких надрезов на левой руке и принялась издевательски рассказывать Саре, какая её мышца за что отвечает. Кровь обильно текла, но подопытная почти ничего не чувствовала. Рука целиком и полностью подчинялась движениям и словам девушки. Своеобразный урок анатомии на этом не закончился. Адель посчитала крайне важным показать однокласснице, что обе её руки внутри также абсолютно идентичны, и потому, наложив пару неловких швов на левое предплечье, она приступила к тем же процедурам на правом. Под конец разум Сары уже был затуманен. Вокруг неё и на ней самой было множество жидкостей. Буквально всё, что только содержалось в её организме, вышло естественным путём. Кроме крови ― с ней помогла Адель. Заложница была уже совсем без сил, когда Адель накладывала швы на правую руку. Та определённо не была врачом, так что от былой красоты Сары практически не осталось и следа. Она знала, что даже после операций раны долгое время кровоточат, но швы, наложенные Адель Моринг, смотрелись настолько глупо и бесполезно, что было очевидно – таким образом она тоже издевалась над своей жертвой. Адель вновь начала копаться в своём «ящике Пандоры». Сара почти не надеялась на спасение, ведь Моринги, скорее всего, замяли бы дела её дочурки. Она просто мечтала, чтобы всё это для неё поскорее закончилось. Внезапно голова рыжей твари разболелась настолько, что она упала, схватившись за неё обеими руками и разорвав недолгую тишину своими возгласами, которые быстро затихли. Вдоволь накричавшись, она встала как ни в чём ни бывало, вновь став холодной и почти безэмоциональной. После внезапных болей остались лишь потёки туши, схожие с тем, как потёк макияж на лике новенькой, принёсшей Адель столько бед. Словно собака Павлова, Сара О’Нил расплакалась, затряслась, хныкая и ожидая ещё более изощрённых мучений, когда услышала громкие вибрирующие звуки. Однако по сравнению с предыдущими пытками данная была хотя бы терпимее – Адель Моринг просто искусно брила её налысо. Но и это оказалось лишь игрой. Дождавшись, когда пленница успокоится и возьмёт себя в руки, стала делать последовательные маленькие, а затем всё более и более глубокие надрезы. И Сара это чувствовала, хоть и совсем нечётко, но всё ещё не могла закричать от боли. В какой-то момент простые шмыгания и хныкания ей наскучили, так что Моринг скомандовала: ― Ладно, можешь снова балаболить. Стоило дать ей такую волю, как всё, что копилось в Саре последние несколько часов, вырвалось наружу – стоны, крики, мольбы о помощи… Слёзы застилали взор. Казалось, она умрёт, утонув в собственных слезах и бесконечном потоке ора. Столь желанные звуки высвобождения эмоций давали ей хотя бы крохотную щепотку надежды на спасение. Но зря. Зря она надеялась, ведь подвал, в котором она находилась, имел звукоизоляцию, находился очень глубоко под землёй. Её пытали там, где родители Адель и Люка хранили самые запретные свои сокровища – проклятые тотемы, ловушки и инструменты пыток; за хранение некоторых из них их, быть может, по законам большинства стран даже казнили бы. Но их интерес и нездоровая любовь к этим вещам не останавливало даже то, что однажды тёмные силы, запечатанные в этих вещах, овладели разумом их сына и тот, будучи миловидным ребёнком, убивал, не помня об этом. Старый добрый экзорцизм кое-как помог. Не сразу, и это было одной из причин почему Моринги переезжали столь часто и настолько далеко от цивилизации. Это же было одной из причин, почему они держали всех подальше от самих себя. Люк не помнил, что порешал когда-то, будучи «лунатиком», своих сверстников, стариков, детей, животных. Ему родители отвечали по-разному, чётких ответов никогда не давали. Единственное оставалось неизменным – Люку буквально внушали ни к кому не привязываться, а Адель, в свою очередь, просили молчать и пить таблетки, тем самым и она постепенно забывала обо всём плохом, что было связано с её братом. По крайней мере, так думали родители. На деле ничего не помогало. Голоса, что Адель периодически слышала в своей голове, не давали ей просто забыть. Зато успокаивающие препараты хоть как-то помогали. И даже Люк порой брал их для себя, втайне от сестры. Но та была параноиком. Она вела чёткий учёт своих таблеток и знала, что брат у неё подворовывал. Впрочем, она и не была против. Крики не стихали ни на йоту. Сара уже давно посадила голос, во рту у неё пересохло, но она продолжала отчаянно наполнять пространство вокруг себя криками, искренне надеясь, что её хоть кто-то услышит. Насытившись и ими, Адель через какое-то время вновь обратилась к своей излюбленной тумбочке. Резная подружка с белой поверхностью и полочками, отделанная снаружи и внутри также и красным деревом, хранила в себе много тайн. В страхе и ожидании О’Нил побледнела ещё сильнее прежнего, замолкнув лишь на пару мгновений, после чего продолжила звать на помощь. Она продолжала молить о ней даже тогда, когда Адель, запрокинув ей голову, сжала её щёки одной рукой и отрезала ей язык другой. Даже захлёбываясь в собственной крови она не сдавалась и надеялась на чудо. Но вот она перестала слышать саму себя, а после поперхнулась алой жидкостью. В последние минуты Адель подгадала момент и заставила её прожевать и проглотить собственный язык. Теперь, когда уже Сара стала терять рассудок, к ней стали возвращаться свобода воли и чувства. Она умирала в муках, чувствуя каждой частичкой своего тела каждую рану, каждую царапину и порез, нанесённый одноклассницей. Вся скопившаяся боль сосредоточилась в одно мгновение в один ком, заставив девушку умереть от болевого шока. Понаблюдав за тем, как остатки личности её знакомой стремительно увядали, словно отцветшие лепестки, повертев в ладонях безвольную голову убитой, дождавшись, пока в воздухе образуется та самая амброзия, которая удовлетворила бы бога жертвоприношений, поселившегося в ней, Адель Моринг вышла в соседнюю комнату. Громоздкий златой алтарь с довольной статуей давно позабытого всеми божества стоял неподвижно. Похожий на знаменитую гавайскую зубастую статую, он выглядел ещё более довольным и устрашающим, чем обычно. «Я рад, что не ошибся в тебе, ты действительно готова на всё ради своей семьи», ― голос в голове рыжеволосой убийцы заставил её наконец-то трепещать от пережитых кошмаров. ― «Твой брат отрёкся от меня и моих друзей с той стороны. Твоим родителям следовало подумать дважды, прежде чем забирать нас из той клетки с талисманами. Я думал отомстить им, убив их твоими руками, но нет большей радости для такого божества как я, чем ты. Благодаря тебе я смогу упиваться жертвами и направлять твою ненависть в нужное русло. И ты не сможешь меня остановить, ведь тогда твоя семья познает мой гнев вновь. И я овладею твоим телом сполна. Было опрометчиво со стороны Дэвида и Сьюзен поставить защиту лишь на одного ребёнка, напрочь забыв о другом». Зловещий хохот древнего божества, заточённого под землёй, прокатился по всей комнате. На самом деле этот смех слышала лишь Адель. Она слышала зов Атуа в своей собственной голове. Она не сдержалась и захныкала, не веря, что совершила всё, что велел этот демон – усыпила одноклассницу, напичкала её тело особыми снадобьями, следуя всем рецептам зубастого тёмного духа, а после медленно выкачивала из неё жизнь, предоставив своё тело воле кровожадной сущности. «Ну-ну, дитя, ты привыкнешь», ― издевательски успокаивал её бог, статуя которого улыбалась, смотря на неё ясно-красными очами. – «А теперь нам надо приступить к следующему деликатесу. Вы, люди, любите называть это десертом». Взгляд Адель упал на подножие пьедестала, на котором красовался тотем с божеством, управляющим ею. Майкл мирно сопел, совсем не зная о том, что его ожидало. У края его рта так и остались крошки кекса, с помощью которого она его усыпила. Тащить его тело было той ещё морокой, тем более был большой риск попасться на глаза Люку. На счастье Адель, в тот момент её братишка искал везде Сару, которая уже давно спала в подвале их дома. «Дурак. Попался как дурак», ― не по своей воле кареглазая убийца с фамилией Моринг точила друг об друга особые ритуальные кинжалы, до этого висевшие на стене, прямо напротив Атуа. – «Просто сказала тебе забрать свои грязные трусы у меня, потом повёлся на ненавязчивое угощение на кофейном столике… Вы определённо друг друга стоите. Застукала Сару у нас, пока никого не было, пригласила вместе провести время, попытаться подружиться ради Люка. Определённо друг друга стоите, куски дерьма». Кровавый дух ощущал её злобу и наслаждался этим. Пикантное блюдо ― человеческая душа, приправленная горестью и мерзопакостными чувствами рыжей молодой дамы ― приносило тёмной сущности неимоверное блаженство. Довольство и сытость прибавлялись всё больше и больше, с каждым ударом стального крыла летучей мыши в грудь Тёрнера, с каждым его безнадёжным выкриком, с каждым изощрённым движением или идеей, приходившей в голову Адель. Он ей врал. Он ей совершенно не управлял. Он её лишь направлял. Она сама, своими собственными руками, убивала, проклиная при этом бога, использовавшего её в своих эгоистичных целях.