Что есть красота?

Гимли, нахмурившись, из-под кустистых бровей глянул в сторону Леголаса. Тот, несмотря на смертельную усталость после неистового, невиданного по кровопролитию боя, чистит свои клинки. Лезвия их изрублены, замараны темной и вонючей кровью урук-хаев. Светлую сталь необходимо очистить от скверны. И эльф водит по оружию какой-то тряпицей, стирая темные разводы. Светлые, почти бесцветные брови сведены на тонкой переносице, глаза глядят куда-то мимо клинков, и пальцы, что стискивают сталь, напряжены и нервны. Хоть остроухий и повидал многое на своей, безусловно, длинной по человеческим меркам жизни, но ранимая эльфийская душа дает о себе знать. Мальчишка скорбит по ушедшим собратьям. Он печален и удручен. А у Гимли как будто что-то обрывается внутри, под ребрами, когда он смотрит на такого Леголаса. Понурого, усталого, без привычного искристого блеска в глазах. - Ну, хватит полировать эти куски стали. Пора отдыхать, - ворчит гном, подойдя к сидящему на полуразрушенных ступенях светловолосому юноше. Эльф со вздохом отправляет клинок в ножны, даже не сострив что-нибудь в ответ рыжему коротышке, как это бывало раньше. Гимли подает остроухому руку, но тот встает самостоятельно, лишь похлопав гнома по плечу. Поднимается по ступеням, ловко прыгая через проломы, почтительно обходя тела собратьев и союзников, презрительно переступая через трупы врагов. Эльф хоть и бессмертен, но почтительно относится к смерти. Гимли, как привязанный, идет следом за Леголасом, неосознанно повторяя его шаги. Только прыжки даются коренастому гному с трудом, но все равно продолжает свой путь. Вокруг стонут раненые. Урук-хаев добивают без жалости. Что за непозволительная глупость, щадить врагов? Людей же, которым еще можно помочь, перевязывают женщины, поят водой, оттирают с застывших от боли и ужаса лиц кровь. Почти рядом надрывно рыдает молодая девушка. Чумазое лицо в слезах и крови. Она потеряла мужа, молодого еще мужчину с поседевшими за одну ночь волосами. Леголас стыдливо отводит взгляд от её сгорбленной фигуры. Он сделал, что мог, но, совестливый до неприличия, корит себя за то, что не сумел сделать большего. Гимли физически ощущает его моральный груз и снова тяжко вздыхает. Кто бы мог подумать, что он, чистокровный гном, так привяжется к эльфийскому щенку. Остроухий заходит под свод полуразрушенного внутреннего укрепления. Покорёженные тараном ворота отброшены к стенам. Но внутри почти не слышно криков, стонов и рыданий с улицы. В темной галерее пусто, даже почти нет мертвых, только у самого входа, где славных воинов настигли зазубренные вражеские мечи и дальнобойные стрелы самострелов, лежат окровавленные тела. Леголас бредет дальше. Гном, прихвативший горящий факел, все также идет следом за ним. Он прекрасно понимает, что мальчишка хочет побыть один, но почему-то не хочет оставлять его в одиночестве посреди мрака. Наконец эльф останавливается под стрельчатым маленьким окошком и устало опускается на брошенный на каменный пол плащ. Закатывает рукава пропитанной потом рубахи и откидывает белобрысую голову к стене. Одна прядь волос смешно цепляется за острое ухо, и гном невольно смотрит на неё и точеный профиль сына Трандуила. Потом отмерев, подходит к нему и, лихо крякнув от ломоты в костях, усаживается рядом. Леголас переводит рассеянный взгляд на Гимли, потом на факел, чадящий и уютно потрескивающий, а потом на солнечный луч, что проникает в окошко. Там, на улице, под просветлевшим небом, кучка людей наводит порядок на поруганном пятачке Хельмой Пади. Собирают брошенную сбрую, помогают раненным и зажигают погребальные костры. На другие похоронные почести у людей нет ни времени, ни сил. Эльф смотрит на танцующие в снопе света пылинки, потом разглядывает свои некогда белые руки, истертые мозолями, в сетке мелких царапин, ран покрупнее и шрамов, но, на взгляд гнома, все равно слишком красивые, чтобы нести ими смерть. Гимли все чаще задумывается на предмет красоты. Что для гнома красота? Блеск самоцветов? Брызги твердой каменной породы под острыми кирками и темнота тоннелей? Горы с шапками вечных льдов и серыми глыбами камней у подножий? Все это, несомненно, для гномов имеет ценность. Но красоту ли? Раньше рыжий не думал об такой чепухе. А теперь Гимли стыдливо считал, что и в этом, и в любом другом мире нет никого прекраснее тонкокостного эльфийского воина с зоркими, голубыми до головокружения глазами, каких не увидеть больше ни у кого. Гном готов молиться на блеск светлых волос. Но он не забывает ни о том, кем они оба являются, ни о том, что Леголас воин, каких еще стоит поискать. Гимли боится обидеть его даже своими взглядами. И молчит, дабы не навлечь на дурную башку гнева гордого эльфа. - Скоро выступаем. Снова в путь, - вдруг говорит беловолосый. Гном молча кивает тяжелой головой, благоговейно смотря на то, как Леголас принимается расплетать тоненькие косички у висков. Кончики волос вымазаны во что-то тягучее и темное. Кровь этих озлобленных выродков. И когда пальцы эльфа натыкаются на грязь, он брезгливо морщится, но продолжает свое занятие. Гимли видит, как трясутся кончики пальцев перетруженных рук. А еще видит, что остроухого что-то гложет. - Не понимаю, хоть тресни, зачем повелевать всем миром, погруженным в дикий страх? – вдруг взрывается вопросом эльфийский наследник. Гимли ждал этого, только вот ответа на вопрос не имел. Куда простому гному до мага, обозленного на людской род и цветущее Средиземье. - Почем мне знать, - коротко фыркнул он в бороду, хотя хотел бы сказать много и с чувством. Леголас криво и слабо ухмыльнулся, доплел косичку на правом виске, пальцами попытался разгрести спутавшиеся волосы. Кое-где измаранные в орочьей крови, отяжелевшие от последождевой влаги. Гном с нетипичным для него сожалением отметил, что кое-где пряди волос косо грубо срезаны. Ну, это не беда. Главное, что сам эльф жив и почти здоров, а волосы отрастут и станут еще красивее, чем раньше. - Поспи, - буркнул Гимли, пытаясь скрыть в привычной ворчливости заботу. - А ты? - Не хочу, - коротко бросил рыжебородый и принял несколько суровый вид, показывая, что он абсолютно не устал. Конечно же, гном тоже устал. Ныли плечи и спина. Все удачный бросок Арагона им в толпу урук-хаев не прошел бесследно, и удачным был только со стратегической точки зрения. Телу впечатывание в латы недругов вовсе не понравилось. В пылу сражения Гимли не замечал этого и исправно махал секирой, считая, скольких он завалил. Но теперь тело стало мстить. Мышцы ныли нещадно. Но гном не мог признать этого, лелея один росток надежды на то, что… Остроухий, будто подслушав мысли рыжего, уложил голову на его плечо. То тут же отозвалось напряжением и отголосками боли. Пару светлых локонов легло поверх косматой бороды. И Гимли улыбнулся тихонько. Он знал, что им предстоит выстоять еще не одну битву. Именно поэтому, он так наслаждался этим кусочком спокойствия, выпавшего на его долю именно сейчас. Леголас беззвучно дышал, забывшись в неглубокой дреме. А Гимли думал о том, что этот момент, несомненно, красив. Раньше он бы не задумался о такой чепухе. Но теперь все было иначе.