L'Assasymphonie

Сегодня, как назло, вышел самый ужасный день за последние несколько месяцев! Дов решил, скорее всего, поиздеваться над нами и назначил нам репетицию на шесть утра! Я и так не высыпаюсь, а сегодня пришлось подняться ещё раньше обычного. Даже солнце едва показало свои первые лучи за горизонтом, когда я уже стоял на ногах и вовсю собирался в Дворец спорта. А теперь все удивляются, почему же я такой злой, как черт?! Да потому что я - Сальери, пора бы свыкнуться с этим! Я всю ночь не мог уснуть, и виной тому, как ни странно, не итальянская заноза в заднице. Причиной была Беатрис. Эта вечно пришибленная на голову журналистка вчера совершенно неожиданно показала свой голосок и нрав. Я уж-то привык к тому, что эта девчонка прячет взгляд и толком не может что-то ответить, если наехать на неё. А вчера в коридоре... Честно, я был удивлен. Она открылась для меня с другой стороны - никого и ничего боящейся девушкой. У неё в глазах было столько жгучей злости и протеста, что я сам невольно отпрянул. Впервые за всё время заметил, что её глаза - светло-голубые... Эти глаза мне не давали уснуть всю прошедшую ночь, их прожигающий взгляд преследовал меня. Что? Я снова о ней вспоминаю? А сейчас я мельком наблюдаю за ней. Бет явилась в шесть утра вместе со всей труппой, будто бы и она обязана репетировать. Заспанная, с несколько помятым видом и растрепанными волосами, в потертых джинсах и клетчатой фланельке, она сидела в кресле и о чем-то болтала с нашим местным энерджайзером итальянского происхождения, пока её вездесущая подружка ворковала с Маэвой. Неугомонный Микеле что-то очень бурно рассказывал ей на родном языке, размахивая руками, как лопастями пропеллера, а та кивала в ответ и лучисто улыбалась ему, иногда зевая. Сейчас в её взгляде нету ни капли раздражения, как накануне. Мне показалось или её голубые глаза излучали свет? Да, я в конец свихнулся. Я видел мягкий теплый свет. Это же бред полнейший, кто бы сомневался! Свет не может быть теплым и мягким! Его нельзя пощупать и нагреть, с ним вообще невозможно что-либо сделать! Только по необъяснимой причине мне стало немного спокойнее от взгляда этой пока что тихой и мирной девушки с лучистой улыбкой. Да, я круглый дурак и последний идиот, но мне хотелось в её бездонные небесные глаза, задержаться хоть на минуту. И снова я думаю о ней, ну что за черт! Однако на этом лирическое отступление с розовыми соплями закончилось. Меня одернул Дов, наше главное всевидящее око прикрикнуло на меня и заставило сию же секунду идти отрабатывать сцены с герром Сальери. Le Bien Qui Fait Mal – уж лучше эта песня, чем что-то ещё, с её помощью хоть эмоции выплесну и успокоюсь. И сразу позабылся мимолетно очаровавший меня взгляд. Всё сознание залило до краев лишь музыкой, переполняющей меня злобой, что-то сжимало в груди до боли и стучало в висках так, что голова разрывалась. Весь накопившийся негатив я выплеснул из себя через голос, но почему не становится легче?! Голова продолжает гудеть, легкие сдавливает неведомая мне сила, горло словно кто-то со всей жестокостью ко мне схватил и не давал выдохнуть. На секунду я встретился с Беатрис взглядом. Я снова не нашел в её голубых глазах упрёка и злости, но и расположения к себе в этой горе-журналистке я не заметил. Только… понимание? Мне на мгновение показалось, что она видит меня насквозь, читает, как книгу, медленно переворачивая страницы. Жутковато от осознания такого факта, но почему-то я был уверен, будто она полностью разделяет мои чувства и Сальери. Это невыносимо и невозможно… Беатрис снова прячет взгляд и о чем-то шепчется с Клер. Пресвятой Антонио, слава всем богам! Я продолжаю петь, но тут вырубается музыка и свет. Где-то что-то перегорело. Все замерли, кто-то из девушек вскрикнул (держу пари, что это подружка Микеле и Бет – Кейти), пара танцоров свалилась друг на друга, Аттья опять надрывал голосовые связки и вопрошал, какого же черта у нас всё не как у людей и кто вырубил электричество. Мне и самому было это интересно. И почему именно во время моей репетиции? Ни у Локонте, ни у Солаля, ни у Маэвы, Клер, Мелиссы, Мервана или кого-либо ещё из труппы такого не было. Нет, надо же было этому случиться именно на МОЕЙ репетиции?! - Любимый, тебе не страшно? – послышался сладкий голос Моцарта из полутьмы, а потом его обеспокоенное лицо осветил дисплей включенного мобильника, - любимый, иди сюда! Там темно и страшно! Все покатились со смеху, включая этой бездарной журналистки… И тут вся злоба, не нашедшая до этого во мне выхода, вырвалась сейчас. - Я сколько раз тебя просил меня так не называть, а, Локонте?! – вскипел я, аккуратно делая шаги в темноте, чтобы не стукнуться носом о пол, пока иду убивать этого итальяшку: самому же больно будет и не хочется давать лишний повод посмеяться надо мной им всем, а в первую очередь Беатрис. - Ты чего, любимый? – с самым искренним видом недоумевал Микеланджело, - сладкий мой, давай, аккуратно спускайся, не торопись, тут можно упасть. Так, ещё шажочек, - продолжал ворковать Локонте. А вот это был перебор. Смех всей труппы уже грозился перерасти в массовую истерию, он как невыносимое жужжание давил на мои уши и нервы. У меня же терпение не ангельское. - Милый, ты… - Да заткнись ты уже! – не выдержал я и психанул с новой силой. Я уже подошёл достаточно близко, чтобы разглядеть лицо друга и коллеги в одном лице: в глазах читается немой вопрос, за что я с ним так? А вот нечего выводить меня из себя, тогда ничего этого и не было! Нарочно же так называет, знает же, что я терпеть это не могу, а тут ещё и посмешищем при всех выставил, перед ней. А потом эта журналистка будет рассказывать своим друзьям и знакомым о том, насколько «близкие» отношения у «Сальери» и «Моцарта». Черт бы всё это побрал, не бывать этому! - В самом-то деле, ты чего разошёлся? – попыталась защитить своего брата по сцене Маэвочка. Но сейчас её нежный голос не возымел надо мной никого действия. - Да потому, что меня уже достал этот олух! Слышишь?! И нечего опекать его, не маленький он! - Фло, я, конечно, понимаю, что Мике как минимум раз пятнадцать в детстве роняли, но это ещё не повод на нем так срываться, - Дов, на удивление, говорил достаточно спокойно, но ещё чуть-чуть и он тоже начнет орать на всех, кто под руку попадется. - Не повод? Не повод, говорите?! Да у меня в горле уже сидит весь этот детский сад! Кащенко на выезде, ёлка в заднице, да хоть день он может побыть серьезным?! Я не унимался. Краем глаза заметил, как Маэва, Мел и Клер испуганно-непонимающе смотрят на меня, Кейт, и без того зашуганная и шарахающаяся от меня, сейчас пряталась за Папой-Со. - Фло, какая муха тебя укусила? – недоумевала Марс. - Мот, цыплёночек мой, давай уж, угоманивайся. - Эй, хватит уже меня поучать! Не для того мы пришли, чтоб нотации мне читать всем, кому не лень, - я обвёл всех испепеляющим взглядом, мечтая, что это хоть как-то на них повлияет. Безуспешно. Безысходность. Чтоб они все провалились на этом месте. - И не для того, чтоб ты орал на всех подряд. Пониже тон, герр Сальери, уши режет, - раздраженно парировал итальянец, обиженно надувшись и скрестив руки на груди. - Вот именно! И без тебя ора хватает! – вставила свои пять копеек красноволосая. - А ты заткнись! твоего мнения никто не спрашивал! Ты что вообще тут забыла?! – меня в самом деле было не узнать, раз я скатился до такого обращения к девушке. Никогда себе такого не позволял, как бы меня не бесили, а Кейтрис меня выводила из себя не хуже самого Локонте. Да и какого черта Бет приволокла её сюда?! Нам… мне и её пришибленной хватает! Солаль, Маэва, Клер, Мелисса и Мерван (Аттья и Ямин к этому моменту упорхнули разбираться с электричеством) тут же наперебой всей своей оравой стали наезжать на меня, один громче другого нёс какую-то чушь. Итальяшка тоже что-то крикнул напоследок и куда-то ретировался. Я же не стал (да и не собирался, если честно) отвечать на их бесконечные нотации и как можно скорее поплелся от них, куда глаза глядят. Благо, свет отключили не везде. Пройдя на ощупь пару коридоров, где успел несколько раз споткнуться и налететь лбом на лестницу, я с горем пополам вышел на долгожданный свет в конце тоннеля.