Последний

Круглая лесная поляна, окруженная высоченными елями, казалось, притягивала на себя весь лунный свет. Молодая трава мягко пружинила под босыми ногами, омывая их ночной росой. Темноволосый оборотень, у которого из одежды были только бусы, изготовленные из маленьких кошачьих черепов, приблизился до круглого, гладкого камня. Алтарь. Хранилище силы всей общины из нескольких стай, место собраний и проведения основных обрядов. Наречение первого имени, свадебный обряд, прощание с умершими, просьба об удачной охоте или благодарность за богатый урожай. Любой повод прийти сюда сопровождался только благими намерениями и чувствами: радость, ожидание выздоровления, благодарность, светлая грусть, и только сегодня, впервые за последние сотни лет, на эти земли ступила ненависть. Чистая, искренняя ненависть, которая выжигает душу дотла и оставляет в живых только пустую, физическую оболочку. И совсем скоро в ней не останется ничего сознательного. Кожный оборот в зверя может стать последним. Теодор сознавал, что подвергает себя и остатки своей стаи страшной смерти в случае неудачи, но не мог убежать, поджав хвоста как бродячая собака. Обломком известняка он стал выводить на гладкой, потемневшей от времени и дождя, поверхности камня древние руны. Впервые за свою долгую жизнь великий шаман просил не здоровья или достатка, а невыносимых мук и скорой смерти. Он посмел обратиться к Богине, чтобы та благословила их на кровавый путь мести и уберегла от коварных чар противника. Тишина ночного леса внезапно разорвалась, как черная простыня острыми, как лезвие когтями, нечетким, многоголосым, невидимым шепотом. Они, казалось, были везде. Теодор чувствовал себя как загнанный в кольцо охотников кабан, но нельзя было ни обернуться, ни открыть глаза, ни хоть как-то заметно пошевелиться. Он продолжал беззвучно проговаривать ритуальные слова, до тех пор, пока голоса вокруг не стихли и поляна не погрузилась во тьму. Неожиданный порыв холодного ветра остудил потную, обнаженную кожу. Теодор повернулся спиной к алтарю и, не смея взглянуть в лицо Богини, стал на оба колена. Её легкие шаги были едва слышны даже для его усиленного слуха. — Сильный, смелый, — красивый женский голос нарушил едва восстановленную тишину. — Община получит то, что ты просишь. Но, — на этих словах Теодор невольно напрягся, — ты должен принять, воспитать и научить всему того, кого я тебе приведу. Не важно когда это будет — через год или через сотню, ты его дождешься. Тебя не возьмет ни оружие, ни проклятие, и сама смерть от тебя отступит, пока ты не выполнишь обещанное. А для того, чтобы ты не забыл о моей воле, я оставлю тебе эту метку. Тонкая рука с изящным запястьем легко коснулась головы шамана. Резкий, неожиданный холод охватил всё его тело, и с тихим вскриком мужчина без сознания опустился на землю. Через несколько минут, как только полная луна снова вышла из-за туч, на поляну вышел вожак. Рудольф, с трудом сдерживая волнение, подошел к неподвижному шаману и с облегчением понял — тот жив. Едва заметно, но все же Теодор дышал, только бледное лицо и седая прядь волос на голове указывало на то, что он не просто уснул. Шаман открыл свои темно синие, как ночное небо, глаза и заговорил. С каждым его словом стая, что их обступила, нетерпеливо рычала, чувствуя остатки силы Богини, которые, казалось, пропитали все вокруг. Вожак и его советники, обнадеженные хорошими новостями, стали обсуждать план нападения на противника. Они понимали, что силы практически не равны, и магический щит над замком мог стать для них ловушкой. — Я пойду первым, — неожиданно для большинства перебил одного из советников, шаман, твердо глядя вожак в глаза. — Ты уверен в своих силах? — Как никогда больше в своей жизни. Это прядь, — шаман указал на седину, которая заметно выделялась среди его черных как сажа волос, — это моя защита от темных чар, который дала мне сама Богиня. Я единственный, кто сможет долго продержаться под их воздействием и снять защитный купол. Рудольф крепко обнял своего друга, практически брата. Он не хотел отпускать его без сопровождения, но и зря рисковать любым другим членом общины тоже. С болью в сердце он принял его решение. Вожак взглянул на горизонт, где черным пятном на фоне восходящего солнца возвышался последний вампирский замок, до боли сжал в руке рукоять посеребренного меча. — Пора.