Это все Огонь

Генри и Агата стояли в нише и целовались. Потому что Огонь наконец-то сказал, что поднакопил сил, чтобы скрыться внутри хозяина. Через час начнут приезжать важные люди, как сказал Эдвард. И, вероятно, час уже закончился: все слуги, которых и так было немного, пропали из своего крыла. Генри и Агате следовало бы уйти из крыла слуг, но… Во-первых: гости будут в замке ближайшие сутки, а значит им двоим придется променять свою маленькую и удобную комнатку на большую. В которую еще и слуги будут заходить, чтобы прибраться. Поэтому надо брать от этого дня все и находиться в удобном месте как можно дольше. Во-вторых: при всех этих важных людях не то, чтобы можно целоваться, обниматься и все такое. А те дни, когда Огонь запирает себя, слишком редки, чтобы ими не пользоваться. В-третьих: там надо одеваться красиво, что жутко неудобно. Или, во всяком случае, явно не удобнее одежды, которую они стащили у Освальда и у слуг. Поэтому по дворцу ходят младший принц и наследница древней фамилии, которые от этих самых слуг отличаются ровно ничем. В-четвертых: Эдвард несколько недель доказывал Лоренсу, что после этого дня жизнь Генри поменяется, потому надо дать ему последний день отдыха и не дергать его. Так что — да. Генри и Агата стояли в каморке и целовались. Жадно, мокро и… словно дорвались. Хотя почему словно?.. Девушка отстранилась. Она убрала отросшие волосы Генри за ухо, как бы говоря: «Ты уже теплый». Они не договаривались, что этот знак значил, они даже не смогли бы сказать, когда он возник, но это то, что необходимо, когда встречаешься с буквально горячим парнем. Агата потянулась к сумке. Еще один их ритуал. Старинные часы. Агата создала их пару недель назад, но Огонь продолжал называть старинным все, в чем есть магия. Генри был с ним заодно, так что Агата и все вокруг смирились. Часы легли в руки Генри. «Хозяин, я люблю ее». Генри улыбнулся. Он тоже ее любил. Агата посмотрела на него, задавая немой вопрос. — Огонь говорит, что любит тебя. Она улыбнулась, достала табличку и своим красивым — не красивее ее самой — почерком написала: «Я вас тоже». — Мы пойдем? Нам все же идти через главный зал, а там скоро будет много людей. Агата кивнула. Протянула ему перчатки. «Ты уже горячий, не дай Странник врежешься в кого-то». Уже пробираясь сквозь толпу, Генри думал, что, возможно, заявить о себе как о принце не самая плохая идея. Его хотя бы пропускать будут. Генри не успел даже домыслить это, как в его руки упало чье-то пальто. Надо сказать спасибо Агате за перчатки, сам он чуть не забыл их надеть: обычно от момента, когда он становится теплее, чем нормальный человек, до ипостаси Разрушителя проходит прилично времени, и он успевает дойти до комнаты. Но не сегодня. «Ура.— В его голове завозился Огонь. — Хозяин, ты понял, что нужно поблагодарить Агату». И Генри бы начал препираться, но его прервали. — Эй, вы двое. Вас держат, чтобы вы прохлаждались, или что? Генри поморщился. Еще одна из причин, почему он ненавидел балы и все все подобное, даже учитывая, что он на них не часто появлялся. Во дворце все относились к слугам нормально, по крайней мере, при Генри. Все-таки он принц и Разрушитель. Слишком опасно было ослушаться его не приказов, но просьб. А потом до Генри дошло. Обращались к нему и, по-видимому, к Агате. — Хватит оглядываться, парень, возьми вещи и проводи нас к комнате. — До этого говорила девушка, сейчас, наверное, ее отец. Хотя, брать в жены девушек сильно младше не запрещено, если Генри понял все правильно. Так что мужчина мог быть и ее мужем. Генри бы помог, но он слишком устал: контролировать дар у него получается с каждым днем все лучше, но это все также отнимает много сил. А еще на него накричали. Какая бы у Генри добрая душа не была, Эдвард и отец вбили ему в голову здоровое оценивание собственной работы. И там точно был пункт, что к нему должны относиться как минимум не как к животному. Эдвард там говорил еще кучу слов, но Генри он запретил их повторять. Так что Генри не собирался помогать. Но еще возможные где-то в глубине души ростки, которые советовали дождаться слуг или Уилфреда, были срезаны на корню, когда девушка замахнулась на Агату. Генри не смог бы точно сказать, были ли это его действия, или Огонь взял верх, но через пару мгновений девушка лежала на полу, а сам Генри на пару с Агатой стояли в противоположном коридоре. — Ваше высочество, с вами все хорошо? Вас проводить до покоев? — подскочил к ним один из стражников. Генри выглянул из-за двери в залу. Никто не заметил, значит Эдвард не узнает. А следовательно, не будет никаких лекций, почему люди должны знать о Генри. Нет. Его, конечно, знают. Простые люди, как белого рыцаря. Почему-то никому и в голову не приходило, что он — младший принц. Все эти люди, живущие в деревнях, знали о Роберте только по слухам. Верили с трудом. А в Генри верили охотно. Его любили. Поэтому было странно, когда при нем обсуждали его же. Только Генри вспоминали с улыбкой, а Роберта с опаской. Важные же люди недолюбливали Генри, а вот про Роберта говорили хорошее, очевидно подлизываясь. К воздуху, видимо. Генри слышал все это, сидя в трактирах или постоялых домах. Поэтому открываться не хотелось. Хотелось, чтобы Роберт оставался полумифом, а он, белый рыцарь — реальностью. — О, простите, что побеспокоил, — парень поклонился и ушел на пост, когда прочитал, что написала Агата. * — Ты в библиотеку? Проводить? — Агата посмотрела на него вот этим своим взглядом, который как бы говорил: «Ты придурок? Еще одно твое слово станет последним». «Хозяин…» Генри аккуратно обнял девушку. Благо, оба были в куртках, поэтому обжечься было сложно. — Понял. Жду в комнате. А дальше начался ужас. Его окружали люди, люди, люди… Генри планировал в тот день спокойно пойти на ужин. Хоть его семья и придворные ужинали рядом с приезжими, однако все же в соседних комнатах, но Огонь завозился, едва они с Агатой вышли из его башни. Люди, люди, люди. Слишком много людей. Которые опять чуть не наорали на него. Слава Страннику, никто не заметил. Так что перекусили они на кухне. Заскочили, когда все уже ушли на ужин и можно было спокойно пройти по коридорам. — А вы чего не со всеми? — Генри любил эту пожилую кухарку. Она одна из немногих, кто не поменял к нему свое отношение, когда выяснилось, что он Олден. А еще она была похожа на отца своим пониманием жизни. Так что Генри часто появлялся на кухне, хотя бы ради разговоров с ней. «Люди», — написала Агата на салфетке. «Люди», сказал Огонь. — О, тогда вам лучше поскорее поесть. Они скоро назад пойдут. И вы же завтра сюда с утра? — Да. Спасибо. Женщина ушла на саму кухню. Еще давненько оказалось, что рядом с кухней есть комната. Туда установили столик для Генри и Агаты. И они бы возмутились, но на кухне они мешаются, а здесь их никто не трогают, как и они сами. «Устал?». Было написано на салфетке, когда они уже доели. — Очень. — Он прижался к Агате. — Давай сегодня без мастерской? Агата встала, потянув его за собой. * Уже в комнате, сидя на своей кровати (было весело объяснять, зачем им две кровати, ведь «Я горячий, я могу ее обжечь» почему-то веским аргументом не считали), Генри подумал, что на крайний случай можно сбежать к отцу. «Даже не думай». И следом приписка: «И ложись спать, пока еще какие мысли не посетили тебя». «Хозяин, она права. Завтра тяжелый день». — Люблю вас двоих, — «Я тоже», прочитал он в улыбке Агаты, — спокойной ночи. Предыдущий день, наполненный людьми, страхами и попытками избежать первых двух пунктов был неспокоен? Всегда есть к чему стремиться. Во-первых: надо было помыть голову («Нет, это не я придумал. Да, ты не хочешь, но надо»). Но происходит каждые дня три, так что терпимо. Во-вторых: встали они рано. Агату утащили куда-то сразу, как только они вернулись с кухни, так что встань они хоть чуть позже, вероятно, остались бы без завтрака. В-третьих: еще больше людей. Генри не был уверен, что вообще видел столько народу до этого. И всем было что-то от него надо, так что он просто заперся в комнате. В-четвертых: Уилфред притащил одежду, но и это не самое страшное. Самое страшное было в том, что она была удобной. Хотя, возможно, это отец заставил Джоанну, превратившись, принести ему одежду. Так или иначе, день был той еще нервотрепкой. К вечеру она не уменьшилась. И даже не собиралась. Эдвард обещал, что на балу они пробудут до одиннадцати, а потом на стену, но до одиннадцати несколько часов танцев, людей и шума. На которые Генри умудрился опоздать. Точнее, он пришел вовремя. Эдвард сказал, что он должен появиться до девяти, но Агата уже была в зале, когда Генри только подходил. То, что приходить надо вместе, Генри запомнил. Но Агату утащила Роза, а он пытался договориться с Огнем, так что у него есть оправдание. Генри уже практически отчаялся найти девушку, когда Огонь прошептал: «Хозяин, справа и сзади, прислушайся». И Генри бы разозлился, что Огонь не вовремя, но за последние пару лет Генри научился работать с ним в паре. — Этот парень, который меня уронил. С ним еще девка была. С сумкой через плечо. Она такая… — Голос замолк, а Генри обернулся, чтобы узнать причину. Агата. Такая красивая. Среди всех остальных леди в роскошных платьях она в своем, едва отличающимся от платьев служанок, выглядела просто чудесно. — Да вот же она! — Эта девушка дернула Агату за руку. Та вскрикнула: беззвучно для всех, но оглушительно громко для Генри. А вот девушка, видимо, с первого раза не поняла, что лучше не поднимать руки. — О, а вот и пацан. Что, отлынивать не дают? Или так захотелось посмотреть на тех, с кем никогда вровень не встанешь, но раньше прийти не удалось, вот и опоздал? — Муж-отец тоже тут как тут. «Хозяин…» — Нет! — И, видимо, это было сказано вслух, а еще это, кажется, восприняла на свой счет девушка, которая замахнулась, чтобы ударить Агату. Мертвая тишина, которая образовалась после крика. И удар. — Что, больно за девчонку? Не надо было поднимать руку на мою жену. Генри потерял контроль всего на мгновение, но Огню этого оказалось достаточно. Он занял его тело. Генри следил, как его оно вывернулось из захвата, бросило мужчину на пол. Следил, но не мог вмешаться. — О, я поднял руку? Потому что она замахнулась на мою невесту, — Огонь говорил громко. Это слышали все в зале. Так что нет ничего удивительного в том, что Эдвард начал пробираться к ним. — И будьте добры узнавать правила дома, в который едете. У нас нельзя поднимать руку даже на слуг, а на наследников родовитой фамилии тем более. О, и как же так, опоздал на бал по случаю собственного восемнадцатилетия. Учитывая, что нашу семью еще не представляли, верх неуважения. И слава Барсу, вровень с вами я не буду никогда, — Огонь начал стягивать перчатку. — Генри! — Брат, который уже подлечил Агату, сказал всего одно слово, а Огонь уже пропал. — Я… Я… Это огонь, я не хотел… — Генри уткнулся Эдварду куда-то в плечо. — Я не знаю что на него нашло… Эдвард начал гладить его по волосам, успокаивая. — Тш-ш-ш, если бы он хотел навредить, а не испугать, навредил бы. «Возможно, он не такой плохой, хозяин. Я с ним согласен, красиво сказал. Почему я раньше не замечал, хозяин, что у тебя такой прекрасный брат». А тем временем Эдвард начал говорить громко, словно разыгрывая представление: — Господа, леди нужно оказать помощь, поэтому я вынужден откланяться. Дорогая? — Он протянул руку Розе, и, повернувшись, сказал лишь одному Генри: — Успокойся уже. Зато появился эффектно. «Зато появился эффектно». И имя невесты открыл тоже «эффектно». И… Генри бы сказал, что жалеет об этом. Но он не жалел ни тогда (тогда он был рад, что проведет время с братом, друзьями и Агатой, а не с этими людьми), ни после. Его все так же любил простой народ, а всякие важные люди… Он был выше их, выше их всех, так почему ему не должно быть плевать, что о нем говорят? Главное, что семья и друзья на его стороне.