Завтрак после катастрофы

When the night has come And the way is dark And the moon is the only light we'll see No, I won't be afraid Oh, I won't be afraid Just as long as you stand Stand by me © Звук входящего сообщения, показавшийся в тишине изолированной от остального приемного покоя комнаты особенно громким, заставил меня прийти в себя. Кризисный центр помощи жертвам сексуальных нападений в те моменты, когда пустовал, мог быть тишайшим островком посреди хаоса больницы. Я сидела, уставившись в одну точку уже наверно минут двадцать. Вяло размышляла, что было бы намного лучше пойти в наш главный офис, где в комнате для совещаний стоял вполне неплохой диван, на котором можно было подремать до конца дежурства, а в холодильнике наверняка осталась еда. Но сделать всё это не было никаких сил. Телефон нетерпеливо брякнул ещё раз, сообщая, что Йен ждет меня на улице. Весь вечер я держала в голове, что завтра, а точнее уже сегодня, я во что бы то ни стало должна переговорить с ним о случившемся. Но, похоже, Йен меня опережал. Стоило выйти за раздвижные двери приемного покоя, как налетевший ветер распахнул полы моего белого халата, задирая их почти параллельно земле. В иной день я бы непременно сострила о супер-героях. Йена я нашла курящим на засаженом кустами островке, отделяющем подъездную дорожку для машин скорой помощи от основной дороги. Свет фонарей, казавшийся желтым в этот темный предрассветный час, играл бликами в его чуть вьющихся рыжих волосах, заставляя меня вспомнить, как я долгое время называла Йена про себя Солнышком. Но повторять заезженную шутку о том, что Йен озарил мою серую рабочую смену, на которую он всегда реагировал одинаково — картинно закатывая глаза, я не стала. — Танс… — Йен редко звал меня по имени, а вот так, на свой манер, и того считанные разы. Каждый из них я словно складывала в потаенную шкатулочку в уголке памяти. — Мне бы тоже затянуться, — проговорила я вместо приветствия. — Не знал, что ты куришь. — Я и не курю. Просто день такой, — зажав сигарету во рту, Йен похлопал себя по карманам в поисках пачки. Но я прервала его поиски: — Мне только одну тяжку. Он протянул мне сигарету, зажатую между костяшками пальцев. Но вместо того, чтобы взять её, я затянулась с его руки, ухватившись за запястье, как будто для того, чтобы было удобней. Тонкие рыжие волоски, отливающие золотом в свете фонарей, щекотнули пальцы. — Извини, что без кофе, — я невесело усмехнулась в ответ. После того, как я однажды заявила, что перед каждым тяжелым случаем мне нужна чашка кофе и непременно с булочкой, как тем мифическим русским врачам, которым необходима рюмка водки перед операцией, Йен нет-нет, да и привозил среди ночи кофе и коричный пирог из Старбакса. — Пойдем! Замерзнешь! — он выбросил догоревшую до фильтра сигарету в кусты, придав ей ускорение щелчком, и направился в сторону раздвижных дверей приемного покоя. Я догнала Йена у карантинных боксов, когда он замедлил шаг, не зная, куда идти дальше. — Давай сюда! — я указала на дверь с большой цифрой «четыре» в торце длинного коридора. Была мысль отвести Йена в главный офис социальной службы, но тащиться через полбольницы у меня сейчас откровенно не было сил. И да у Йена похоже тоже. И без того бледный, сейчас он был бледнее обычного, тонкая кожа вокруг глаз приобрела какой-то фиолетовый оттенок. Я задержалась взглядом на его лице чуть дольше допустимого вежливостью, пока боролась с дверным замком, а Йен стоял рядом, привалившись плечом к стене. Фразу «Чувствуй себя как дома» можно было пропустить — Йен опустил рюкзак на пол и, стянув куртку, принялся развешивать её на спинке одного из стульев, что стояли у круглого стола в центре комнаты. Мне бросились в глаза потемневшие пятна крови тут и там на его форменной рубашке. — И продолжая тему кофе… Сделать тебе? — вопрос вырвался сам собой, быстро и неосознанно, пока я решала как подступиться к теме окровавленной рубашки. — Я вашу бурду не пью! — Ну, — проговорила я, опускаясь на стул напротив Йена, — я помню по крайней мере один раз, когда пил. — Когда это? — Йен, вздернув брови, поддался вперед. Словно вопрос плохого кофе стал сейчас самым важным. — Помнишь женщину с острым психозом, которая обвиняла своего парня в изнасиловании? — по тому как Йен выгнул бровь, я поняла, что он вспомнил тот случай. Но не собирался помогать мне. — Ну та, что не переставала говорить, что её парень вместо того, чтобы… о, боже… ну, вперед-назад, он двигался вправо-влево, — я принялась помогать себе руками, подкрепляя сказанное жестами, только моя ладонь двигалась как полоумная рыба. — Ты ещё рассказывал, что она всю дорогу в амбулансе норовила показать тебе, хотя была привязана. — Не помню никакого кофе! Я был в полном аху… в полном шоке был. Было очевидно, что именно мы делали. Оба готовы были обсуждать любые глупости, словно это обычная смена, лишь бы избежать говорить о том, что сегодня произошло. — Ты обращал внимание, что как только наши смены совпадают, обязательно происходит какая-то дичь? — тяжелые, а порой и вовсе неадекватные случаи, что то и дело приходились на мои дежурства, давно превратились в легенды нашего отдела. Мне же всерьез казалось, что эту сомнительную удачу мы с Йеном делим пополам. — Да ладно! — Сам подумай. Та женщина с членом её парня поперек. Но всё началось, кажется со стрелка… Вспоминая тот массшутинг в даунтауне, мы теперь нервно шутили, что стрелок наверняка страдал косоглазием — он никого не убил, и даже не ранил. Но люди, которых было на улицах множество в час окончания рабочего дня, услышав выстрелы, метались в панике и попросту сбивали друг друга с ног. Большинство пострадавших в тот день были доставлены с переломами и тяжелыми ушибами. К тому же это событие запустило цепочку других, словно круги по воде от брошенного камня. Тут автомобильные аварии, а там грабежи и случаи мародерства. Коммуникационные системы не выдерживали, невозможно было ни позвонить, ни отправить сообщение. С той самой моей злополучной удачей, ставшей темой для подтрунивания среди коллег, массшутинг тоже пришелся на моё дежурство, и пока остальные социальные работники не подтянулись на подмогу согласно протоколу об инциденте с массовыми жертвами, мне пришлось самой всё координировать. Та смена всем далась нелегко, но Йен, который мотался на скорой туда-сюда, и привозил всё новых раненных, был буквально на пределе, волнуясь за семью. Когда он появился в приемном покое с очередным пострадавшим, я смогла сказать ему, что родные дома в безопасности. Его улыбка тогда стоила парочки нарушенных мной правил. Правда, звонок из больничного информационного центра изрядно напугал его домочадцев, они в свою очередь тоже тревожились за Йена. Сейчас, однако, было видно, что Йен решил не обсуждать мой тезис. Молчание затянулось, становясь неуютным, и я поспешно сменила тему. — Ты на сегодня закончил? — я указала пальцем на его стоящий на полу рюкзак. — Рита меня отпустила. Да смены и так осталось всего ничего, — по всему выходило, что Йен вместо того, чтоб отправится домой отдыхать, перед этим смыв весь ужас сегодняшнего дня, в прямом и переносном смысле, вернулся в больницу. — Как ты? Его нежданный вопрос застал меня врасплох, и заставил проглотить мой собственный, точно такой же. Я порой умилялась на то, как Йен хорохорился, пытаясь казаться матерым профессионалом. А сейчас я была по-настоящему тронута тем, что Йен хотя и пришел поговорить о себе, но начал разговор с меня. Грустно было думать, что однажды он может попросту устать сочувствовать. — Нормально, — и тут же инстинктивно перехватывая инициативу, спросила. — Я слышала, отец девочки пытался на тебя напасть? Он тебя не ранил? — Что? А, ты про это? — Йен неопределенно махнул рукой, как бы указывая на пятна крови на рубашке. — Его быстро оттащили, — он пожал плечами. — И я умею с бухими обращаться. — Расскажешь мне, что произошло? На ежедневных летучках супервайзер из раза в раз заставляла каждого из нас рассказывать о происшествиях на дежурстве накануне, в подробностях воссоздавая последовательность событий. И многолетний опыт научил меня, что это работает. — На место аварии мы приехали почти одновременно с полицией и ещё одной бригадой, — начал Йен. — Водитель сам сумел выбраться из машины. Им занялся Рауль. Я сразу понял, что он под чем-то… Повидал такого… Девочка, четыре года, она была на заднем сидении. Вся в крови. Много порезов от битого стекла, знаешь… — он принялся сосредоточенно отдирать ногтем пятно чуть пониже левого кармана. — Дверь заклинило, и мы просто не могли сразу добраться до нее. А когда наконец вытащили, пульс не прощупывался. На мониторе была асистолия, — Йен словно пытался заслониться этим профессиональным термином, который означал ту самую прямую линию, прекращение активности сердца. — Обычный протокол реанимации, интубация, массаж сердца… Мы пытались всю дорогу до больницы… Йен закрыл лицо руками, крепко прижав основания ладоней к глазам и растопырив пальцы в воздухе. — Йен? Йен, посмотри на меня. Ты спас многих людей, я их видела. И если бы у Элис был шанс, — отняв руку от лица, он удивленно моргнул, соображая, что именно так звали погибшую девочку, — ты бы его не упустил! — Я слышал, как она дышит! Пока мы ждали, чтобы копы начали снимать дверь. Слышал её дыхание! Говорил с ней, а она не реагировала… — я попыталась поймать его взгляд, но Йен, прищурившись, смотрел куда-то поверх моего правого плеча. — Её отец… Пьяный ублюдок набросился на меня. Орал, что это я убил его дочь… Видела бы ты его машину! Я не знаю, с какой скоростью он несся! Но инстинкт, сука, сработал! Вывернул руль так, чтоб избежать лобового. Удар пришелся на ту сторону, где сидела девочка… — Вряд ли он вообще осознавал, что произошло. В лаборатории сказали, уровень алкоголя запредельный. Он то кричал благим матом, то бормотал нечленораздельно, но всё о том, что врачи убили Элис. Наши доктора чуть не вкатили ему лошадиную дозу успокоительного, лишь бы он заткнулся. Но копы хотели удостовериться, что у него нет повреждений, и забрать его побыстрее в участок. Телевизионщики уже штурмовали приемный покой… — Стервятники, блядь… Мы как-то успели уехать до того как они подкатили, — ссутулившись, Йен оперся на столешницу, сложив руки в замок, и уставился на свои ладони. — Ты видела её мать? — разумеется, он имел в виду мать девочки. — Несчастная женщина была настолько опустошена, что даже не могла злиться на ублюдка, — её тихий плач до сих пор стоял у меня в ушах. Она зажимала рот ладонью, негромко всхлипывая, словно боялась горевать в полный голос. — Но она позволила ему увести их дочь! Видела, что он в говно… — Он арестован, но следствие ещё не законченно. Мать будут ещё допрашивать, но я не уверенна, что последуют обвинения. Она и так будет винить себя всю жизнь. Это была сложная дилемма. Мать действительно позволила пьяному отцу сесть за руль машины, в которой находилась их дочь. Но его буйное поведение в приемном покое и следы почти выцветших синяков, что я успела увидеть на её лице — можно лишь предположить, что она чертовски боялась мужа. Но даже в собственной душе я не находила ответа на вопрос, являлось ли это оправданием для неё. — Сама она побоялась сесть с ним в машину, так ведь? — У них ещё двое детей. Она осталась с ними, — я не пыталась оправдать её. Просто хотела дать Йену недостающие кусочки пазла для всей картины целиком. — Я всё равно не могу… — Йен нахмурил брови, на лбу залегли глубокие морщины, сделав его враз старше. — Он сломал ей ногу. — Матери? — не поднимая головы, Йен взглянул на меня исподлобья. — Элис. Её перелом не из-за аварии. Это он, пьяный, толкнул её. А потом пытался отвезти в больницу. Запретил матери вызывать скорую помощь. Йен заметался взглядом по комнате, осознавая, что трагическая гибель Элис была в действительности ещё более ужасной и бессмысленной. А затем уставился на меня невидящими глазами, словно смотрел внутрь себя. Я видела, как застыло его лицо, и закаменели плотно сжатые челюсти, как дергался кадык под бледной гладко выбритой кожей. — Йен, мы стали свидетелями одного из самых ужасных несчастий, что только могут произойти. Не просто свидетелями, а активными действующими лицами. Но всё уже позади. — состояние Йена было знакомо мне по ранним годам собственной карьеры, когда тяжелые случаи долго не отпускали. Сейчас тоже нет-нет, да и приходилось напоминать себе, что всё закончилось. Я протянула руку через стол, остановившись в нескольких сантиметрах от его сцепленных в замок рук. Повернула её раскрытой ладонью вверх, приглашая. Йен ответил на мой жест. Большим пальцем я поглаживала обветренную кожу на тыльной стороне его ладони, покрытую веснушками вперемешку с колючими цыпками, и наблюдала, как в его глазах появляется влажный блеск. — А в том месте напротив вкусные завтраки? — он пытался улыбнуться, чтобы справиться со слезами, но не вышло. — Никогда ещё там не ел… — Сходим проверить попозже, — я понимала, почему Йен хочет сменить тему, слишком тяжело было эмоциональное бремя. Но именно поэтому этого нельзя было делать. — Йен, с вами на работе кто-то беседует? — А сейчас мы что делаем? — Я имею в виду не дружескую беседу и не поддержку коллег, а специалиста, — Йен выгнул бровь, демонстрируя скептицизм, и еле слышно фыркнул. — Йен, у нас всех вторичная травматизация… Я боюсь ходить на свидания. После всех случаев изнасилования, что поступают к нам в Кризисный центр, — свободной рукой я обвела комнату широким жестом, именно здесь мы принимали подобных пациентов. — То есть хожу, конечно же, но когда твои мысли заняты придумыванием путей к отступлению, удовольствие выходит то ещё. — Тогда в чем же смысл? Ты то ведь наверняка беседуешь со специалистом, — на последней фразе мне показалось, что Йен меня передразнивает, но сейчас сарказм и злой юмор были хорошими помощниками. — Наша супервайзер неплохая тетка. Без неё было бы и правда тяжелее справляться. Но она не всё понимает. Слишком много привилегий с детства. Я намекала на то, что выросла в таких же трущобах как Йен. И потом, будучи эмигранткой, первое время в Чикаго познакомилась с местами, похожими на его родной район. Я отлично понимала наших пациентов, как мы писали в отчетах, низкого социально-экономического положения. Моя супервайзер то и дело критиковала меня, дескать, моя эмпатия граничит с солидаризацией. — У того ублюдка была вполне хорошая машина, — я и без пояснений поняла, что Йен снова заговорил об отце Элис. Мы оба, не сговариваясь, окрестили его именно так. Через пару дней я и не вспомню его настоящего имени. — Он не такая рвань, какой была моя семья… Иногда я думаю… Нет, серьезно… Как мы все выжили? Моника и Фрэнк, родители мои… А, ладно… Они ведь постоянно на чем-то сидели! Знаешь, сколько я видел зависимых матерей с выкидышами? А у Моники никогда. То есть мы ни о чем таком не знаем. Мы все родились здоровыми… Я, правда, получил от Моники в наследство её сумасшедший ген, — Йен не скрывал свою болезнь, но и не трубил о ней на каждом углу. И когда он рассказал мне, что страдает биполярным расстройством, я была тронута его доверием. — А Лип, ну мой старший брат, бухает как Фрэнк, но всё же… И пока мы росли, Фрэнк тоже нас каким-то чудом не угрохал, хотя вообще не просыхал. В больницу мы часто попадали. Фиона как-то приволокла меня с температурой. Я совсем мелкий был, даже не ходил ещё, наверно, а Фионе было лет семь… Всё это я уже слышала от других. Про Йена и его семью в больнице ходило много слухов. Теперь было что-то странно неловкое в том, чтобы слышать как Йен, разоткровенничавшись, проводит параллели между своей бедовой семьей и семьей Элис, сравнивая. Это заставило меня растеряться настолько, что я не знала, что сказать. Чувствовала только, что хотела, как старшая сестра Йена, подхватить его на руки и бежать куда угодно сломя голову, лишь бы унести подальше от всего. Видимо я сильнее сжала его руку, которую всё это время не выпускала из своей ладони, потому что вдруг увидела, что Йен внимательно смотрит на меня своими чуть покрасневшими глазами. Его светлые ресницы слиплись острыми стрелками из-за просочившихся скупых слез. — Блин, Танс… Я тебя загрузил, а ведь тебе тоже нифига не легко… — До твоего сообщения… — во рту пересохло, и мне пришлось кашлянуть пару раз. — До твоего сообщения я полчаса сидела в тупом ступоре. Так что считай, мы оба друг другу помогли, — когда адреналин от рабочей лихорадки сходил на нет, накатывало чувство одиночества. Я не покривила бы душой, говоря, что была искренне рада не оставаться наедине с отголосками гибели Элис в голове. Но я не стала этого говорить. Только спросила, использовав прием Йена: — Ну так как, завтрак?