***
Трясущимися от холода пальцами он медленно развернул письмо. Он находился здесь, у озера, уже более двух часов, и вот только сейчас решился вскрыть конверт. Его взгляд скользил по строчкам. Слова, выведенные идеальным почерком, словно жалили его. Отец написал ему в первый раз за все время, что он находился в Хогвартсе. Хотя, по мнению Драко, лучше бы он этого не делал вообще. Лучше бы он и дальше его игнорировал. В письме отец сухо, словно писал не собственному сыну, а едва знакомому человеку, рассказывал, как обстоят дела в семье. Потом поздравил сына с предстоящей помолвкой (по мнению Драко, это было лишним, ведь помолвка состоится только после Рождества, тем более, отец уже поздравил его летом). Словно Люциус не знал, что написать. Но самой ужасной частью этого бесцветного письма была последняя. Люциус просил сына приехать в поместье на выходных. Якобы чтобы Драко проведал мать, которую сломила какая-то ужасная болезнь (отец не потрудился написать, какая именно). Но Драко понимал, что это просто предлог. Отец не мог написать правду, ведь письмо могли перехватить. Драко видел истинный смысл этого письма, он был написан между строк. Конечно, с матерью все было в порядке. Заболей она по-настоящему, отец бы даже не стал тратить время на то, чтобы сообщить об этом сыну. Ниже Люциус добавлял, что уже послал письмо с этой печальной новостью Дамблдору, так что Драко может не волноваться насчет разрешения покинуть Хогвартс. Вот уж по какому поводу Драко даже не собирался волноваться. Естественно, Люциусу удалось обставить все так, что Дамблдору, хочешь не хочешь, придется дать ему разрешение. Драко прикрыл глаза, стараясь унять бешеный стук сердца. Но прийти в себя никак не получалось. Черт, а ведь он так надеялся отсрочить этот момент. Наивно, конечно, но он думал, что Поттеру все-таки удастся прибить Волан-де-Морта, чтобы от него отстали. Конечно, это эгоистично, взять и свалить все на Поттера. Но так ведь делал весь магический мир, разве нет? Тем более, Поттер, по-видимому, видел в этом свое предназначение, так чем плохо то, что он решил оставить это все за Поттером? Драко все еще держал в руках проклятое письмо, где его отец выносил ему вердикт. Первым порывом было желание смять этот лист бумаги и выкинуть его, чтобы ветер, подхватив, унес его далеко-далеко. Но он почему-то этого не сделал. Сам не мог это объяснить, но все еще держал письмо отца в руках, словно это помогло бы ему смириться с неизбежным. А потом он почувствовал ее. Уловил едва заметный запах ее духов. — Малфой, — ее голос звучал как-то странно, словно ей было сложно выговорить его фамилию, которую она обычно повторяла по десять раз на дню. Он зажмурился от звука ее голоса. — Грейнджер, — выдохнул он. Она молчала, стоя позади него. Просто не знала, что сказать. Да и что тут скажешь? Она просто стояла, словно боясь приблизиться к нему. Он ждал от нее каких-то действий. Зачем-то же она пришла сюда. Даже уроки прогуляла. Как это было непохоже на святую Грейнджер. — Малфой… Мы можем что-нибудь сделать? — он чуть не задохнулся оттого, сколько надежды было в ее голосе. Она ведь знает ответ на свой вопрос, почему она все еще надеется? — Грейнджер, — повторил он, все еще не оборачиваясь. — Возьми. Он протянул ей письмо. Она неслышно приблизилась к нему, забирая письмо из его рук дрожащими пальцами. Он терпеливо ждал, пока она прочитает. — Это… — все, что смогла выговорить она. — Да, знаю. — Ты не должен… Я имею в виду… Он знал, что она имеет в виду, но нельзя бегать от этого вечно. Оба это понимали, но все-таки Грейнджер еще на что-то надеялась. А он уже и забыл, что такое надежда. Потому что не было ее в его случае. Никакой надежды. — Мы могли бы… — она предприняла еще одну совершенно бессмысленную попытку. Нет, не было никаких «мы», и не было ничего, что они бы могли сделать. Был только он и то, что на него навалилось. Здесь не было места для Грейнджер. Такой наивной, такой светлой Грейнджер. Впутывать сюда еще и ее было бы неправильно. Просто неправильно. — Нет, Грейнджер, — просто проговорил он и поразился, как ровно звучит его голос. Годы тренировок. Он повернулся к ней. Она стояла напротив него вся такая замерзшая и испуганная. Ее лицо — отражение того, что творится у него внутри. Но он никогда не позволит себе выставить это наружу. Пусть этим занимается Грейнджер за них обоих. — Мне… Не нужно ничего говорить. Зачем все усложнять? — Я не… Она так и не смогла закончить ни одного предложения с тех пор, как пришла к нему. Он молча смотрел на нее. А что будет с ее рукой, когда Волан-де-Морт проделает свой грязный обряд с ним? Неужели поганая Метка выступит и на ее предплечье тоже? Если так, то Грейнджер будет еще хуже, чем ему. Неужели она тоже станет слугой Темного Лорда? А вдруг это и был его план? Сделать на Поттере Метку. У Волан-де-Морта своеобразный юмор. Эта сволочь хотела уничтожить Поттера как личность, ведь шрамоносец вряд ли бы смог пережить Черную Метку на своём предплечье. А Грейнджер просто не повезло. И теперь она будет страдать вместо него. По щеке Грейнджер скатилась слеза, которую тут же высушил ветер.***
— Нет, Пэнси, мы не будем об этом говорить, — с порога сказал он. Он вошел в гостиную, а там его уже ждали. Пэнси и Блейз сидели на диване с невероятно перепуганными лицами. Он знал, что этого разговора никак не избежать. Но все равно надеялся, что они оставят его в покое. Он должен сначала сам пережить это. — Драко, — Пэнси бросилась к нему, — Драко, как ты? До чего же глупый вопрос. В нем не было никакого смысла. Что он должен был ей ответить? Он отстранил ее от себя, надеясь, что хотя бы этого будет достаточно, чтобы они позволили ему уйти. Но путь в комнату ему перегородил Блейз Забини. — Блейз… — Что он написал тебе? Он сказал точную дату? Драко посмотрел на него ничего не выражающим взглядом. — Эти выходные. Он «пригласил» меня домой. Пэнси тихо ахнула, он обернулся на нее. Она стояла, опираясь на спинку дивана, закрыв ладонью рот, словно стараясь удержать крик. Создавалось впечатление, что она вот-вот потеряет сознание. Он еще никогда не видел ее такой перепуганной. — Ты не должен ехать, — сказал Блейз. Драко засмеялся. Сухо, зло. — Нельзя же бегать от своего будущего вечно. Никто из них больше не сказал ни слова. Все прекрасно понимали, что он прав. Возможно, подобное письмо вскоре придет и им самим. И все, что они смогут сделать, это подчиниться.***
Оставшиеся дни до выходных были для нее сущим адом. Она не могла ни о чем думать, кроме того проклятого письма. Она мечтала, чтобы время остановилось, чтобы выходные никогда не наступали. По ночам она не могла спать. Ей снились кошмары, один хуже другого. Она не знала, происходит ли то же самое с Малфоем. Теперь она вообще не была ни в чем уверена. Он стал каким-то неживым. А внутри у него было пусто. Словно он заморозил свои чувства. Зато она чувствовала все это за них двоих. Она не знала, чего именно ей бояться. Страхов было слишком много. А Малфой? Он словно сдался. Она хотела подойти к нему, закричать на него, чтобы он не сдавался. Но он уже это сделал. Битва уже проиграна, хотя она еще даже не началась. Каждый вечер Гермиона мысленно просила, умоляла его этого не делать, не ехать, но он просто игнорировал ее. Он не слушал ее мысли. Пэнси Паркинсон разделяла чувства Гермионы. Да и Блейз Забини тоже. За эту неделю между ними установилась едва уловимая связь. Их связывал один человек, который все это время вел себя так, словно он призрак. Гарри Поттер и Рон Уизли не были посвящены во все подробности, они знали лишь то, что Малфой едет домой на этих выходных. Хоть они и не говорили об этом вслух, но мальчики тоже явно понимали, что значит его отъезд. Как бы Гермиона ни старалась растянуть время, суббота все-таки наступила. Она проснулась очень рано, в пять часов утра, быстро оделась и выбежала из комнаты. Малфоя она ждала у входа в слизеринскую гостиную. На этот раз ей было глубоко наплевать, увидит ее кто-нибудь или нет. Нужно было срочно что-то сделать. Как-то его остановить. Возможно, ей стоит пойти к Дамблдору. Может, он знает, как все исправить. Она ждала его ровно полчаса, но это время для нее пролетело, как одно мгновение. Наконец он вышел, одетый в дорожную мантию. И по его лицу она поняла, что уже слишком поздно. Она может хоть прямо сейчас бежать за помощью к Дамблдору, но он уже все решил. Он сделает это, независимо ни от чего. Он уже подписал приговор. Их общий приговор. — Грейнджер, — вздохнул он, — вышла меня проводить? — Не делай этого, — сразу же начала она, хотя в этом уже не было никакого смысла. — Мы это уже… — Пожалуйста, останься здесь. — Ты меня не… — Сделай это хотя бы ради меня. Конечно, она не имела права этого просить. Она ведь была для него никем. Он тоже был для нее никем, но она, когда он попросил ее перебороть страх, сделала это ради него. Конечно, эти две вещи были совершенно несравнимы. Но это все, что приходило ей сейчас в голову. — Грейнджер, ты не понимаешь. — Что именно я не понимаю? Думаешь, я не понимаю, что ты сейчас делаешь? Ты уничтожишь нас обоих. Как ты себе это представляешь? Никто из нас не хочет получить Метку! Он молчал. Она знала, что ему просто нечего было сказать. Потому что она права. — Ты должен сделать выбор! — Выбор уже сделан, Грейнджер. — Нет, ты должен сделать СВОЙ выбор, Малфой. И на этот раз твой отец не может решать за тебя. Ты не можешь вечно цепляться за него. — Ты меня не знаешь, Грейнджер, не пытайся в чем-то убедить меня. Ты ничего, слышишь, НИЧЕГО не знаешь, — он даже не смотрел на нее, говоря все это. Ему словно действительно все равно. Гермиона не знала, что ей дальше делать. Стоять сейчас рядом с ним было просто ужасно. Она просила его, умоляла, но он не послушал. Она пришла сюда, переступив через саму себя, умоляла его остановиться. Ему было наплевать, сколько раз ей пришлось переступить через свою гордость, чтобы сказать все это. Ему было вообще плевать на нее. Потом она замолчала, чувствуя, как слёзы бессилия собираются в уголках глаз — Грейнджер, я хочу попросить тебя кое о чем, — проговорил он, разрушая эту пугающую тишину. Она не ответила. И он действительно позволял себе просить ее о чем-то после того, как только что растоптал? — Ты должна пообещать мне кое-что, слышишь? — он оказался возле нее, схватив за плечи, заставляя тем самым смотреть в глаза. Она была в плену этих серых глаз, не имея возможности вырваться. — Обещай мне, что не станешь пытаться попасть в мое сознание или увидеть что-либо через меня до тех пор, пока я не вернусь сюда. Это было так эгоистично с его стороны — просить ее об этом. Он просто не имел права требовать это от нее, ведь это касается и ее тоже. — Как ты смеешь просить меня об этом? — голос был настолько тихим, что она не была уверена в том, расслышал ли он ее. — Обещай, что, как бы ты ни хотела видеть то, что происходит, ты не станешь ничего делать. — Но… — Ты должна пообещать мне! Ты не должна проходить через все это со мной. Это я должен сделать один, без тебя. Так будет лучше для тебя, ты же понимаешь это. Я не хочу, чтобы ты участвовала в этом. Поэтому обещай мне. Дождись меня, а потом я покажу тебе все, что будет. Ну же, Грейнджер! — Я обещаю, — прошептала она. Как же сложно было это сказать. А еще сложнее — выполнить обещание. — Обещай, — повторил он, словно от этого зависела его жизнь. — Я обещаю, — ее голос стал чуть громче. Малфой отпустил ее, отступая назад. — Мне пора… — Мне страшно… — призналась Гермиона, в очередной раз переступив через свою гордость. — Все будет хорошо, Грейнджер, все будет хорошо, — сказал он, разворачиваясь. — Держи обещание. И исчез во тьме коридора. Она не знала, что делать дальше. Ее трясло от ужаса, от страха, от понимания. Гермиона бесшумно опустилась по стене на пол, спрятав лицо в коленях. — Грейнджер, — услышала она, голос был каким-то нереальным, ненужным сейчас. — Давай, поднимайся. Кто-то ловко приподнял ее за локоть, аккуратно поставив на ноги. — Забини? — удивленно спросила она, когда зрение наконец вернулось. Блейз Забини стоял рядом, придерживая ее за локоть, чтобы она не упала. — Как?.. Она помотала головой, даже не слушая продолжения. — Сколько времени? — спросила она. — Восемь утра. Гермиона нахмурилась, выходит, она сидела здесь несколько часов, даже не заметив. — Грейнджер, все в порядке? Она знала, о чем именно он спрашивает. Но она не могла ответить. Потому что она пообещала. — Не знаю. — Где он сейчас? — Я не знаю, Забини. Я обещала не лезть к нему, по крайней мере, сегодня. Он понимающе кивнул. — Тебя проводить, Грейнджер? — участливо спросил он. — Нет, спасибо. — Уверена? — с сомнением переспросил он. — Да, все хорошо, правда. Не было здесь ничего хорошего. Оба это прекрасно понимали. Она ушла, оставив его одного. Гермиона просто бродила по замку, стараясь хоть как-то отвлечь себя. Она все время боролась с желанием заглянуть Малфою в голову. Но она должна сдержать обещание. Она не знала, почему пришла к горгулье, той самой, за которой находился кабинет Дамблдора. Пароля она, естественно, не знала, но что-то все-таки заставило ее остановиться напротив горгульи. А потом горгулья сама отъехала в сторону, словно приглашая ее пройти. Гермиона неуверенно двинулась вперед. В кабинете Дамблдора было светло, уютно и тепло. Так же, как и всегда. Наверное, потому что сам Дамблдор был таким человеком. У него в кабинете просто не могло быть по-другому. Гермиона не могла понять, что она здесь делает. Она стала разглядывать книги на стеллажах, удивляясь их странным названиям. — А, мисс Грейнджер, проходите, присаживайтесь, — Гермиона вздрогнула. Дамблдор сидел на своем месте, листая какие-то бумаги. — Профессор Дамблдор, — она замолчала, не зная, что сказать. Она вообще не понимала, что здесь делает. — Что я здесь делаю? Он отложил бумаги и поднял глаза на нее. — Вероятно, вы хотите получить ответы на свои вопросы. Да, она хотела. Но она не была уверена, что Дамблдор — это тот человек, который может дать ответы на ее вопросы. — Вы знали, что было в письме, которое прислали Малфою? — решилась она. Дамблдор поправил очки. — Да, мисс Грейнджер, по крайней мере, догадывался. — Но почему вы выписали разрешение? — не понимала Гермиона. Неужели человеку, сидящему сейчас напротив нее, было все равно? — Видите ли, Люциус всегда был очень настырным. Он написал мне письмо с просьбой отпустить Драко, и я не видел никаких оснований, чтобы удержать его в школе. Я хотел, правда хотел, но это выше моих сил. — Вы хоть осознаете, что Драко Малфой станет Пожирателем смерти? — спросила Гермиона напрямую. Глаза директора потускнели. В комнате стало невероятно холодно, словно кто-то забрал все тепло. — По правде говоря, я до последнего надеялся, что он не поедет. Думал, что вы достаточно веская причина, чтобы остаться. Она не понимала, о чем он говорит. Причем здесь она? — Драко Малфой теперь отвечает не только за свою жизнь, в его руках и ваша жизнь тоже, — объяснял Дамблдор. — Я думал, что он не сможет рискнуть. Думал, что он не станет подвергать вас такой опасности. — Вы ошиблись, — сказала она, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. О чем он говорил? С чего ради Малфою беспокоиться о ней больше, чем о себе? Они стали лучше относиться друг к другу, это правда. Они практически пришли к тому, чтобы быть друзьями. Но едва ли этого было достаточно. — И моя ошибка будет дорого мне стоить, — согласился он, вздыхая. — Надо же, даже после стольких лет я все равно продолжаю верить в людей. Она почувствовала, что эти слова вовсе не предназначались для ее ушей. Это что-то далекое, что-то из прошлого. По правде, она даже и не задумывалась, было ли у Дамблдора прошлое. Конечно же, было. Просто она не могла это себе представить. Он даже не представлял, как дорого его ошибка обойдётся ей. А если у неё на руке появится Метка? Если она будет подчиняться Волан-де-Морту? Если это невозможно будет исправить? Все эти вопросы крутились в голове, заставляя сердце буквально разрываться от отчаяния и страха. — Неужели вы не сможете ничего сделать? — Я бы очень хотел, но, увы, нет. — Выходит, я тоже получу Метку? Дамблдор внимательно смотрел на нее, словно смотрел куда-то глубоко, куда-то в душу. — Я не знаю, мисс Грейнджер. Метка — это совершенно иного рода магия. Я не знаю, появится ли она у вас. Но не думаю, что она будет «работать» так же, как и у других Пожирателей, если появится. Возможно, она лишь выступит знаком на вашей коже и все. Больше ничего. Больше ничего. Как она сможет носить это клеймо? Как? Неужели он ничего не понимает? Неужели это его устраивает? Он же взрослый человек, почему он не сделал ничего, чтобы это исправить? Почему он позволил Малфою покинуть замок? — Я обещаю вам, все будет хорошо. Вы справитесь с этим.***
— Мисс Грейнджер, задержитесь, пожалуйста, — проговорила профессор Макгонагалл, смотря, как Гермиона собирает вещи. Гарри и Рон переглянулись. — Нет, мистер Поттер и мистер Уизли, можете идти. Или в вашем расписании больше нет уроков? Парни нехотя вышли, хотя в эту субботу у них была только одна пара. Гермиона осталась с ней наедине. Но она, казалось, этого не заметила, все еще продолжая собирать вещи. Учебник все никак не хотел пролазить в сумку, но Гермиона с завидным упорством толкала его, не понимая, в чем дело. — Возможно, вам стоит открыть сумку, мисс Грейнджер, — подсказала Макгонагалл. Гермиона просто бросила это бесполезное занятие, не желая смириться с очевидным. Она подняла глаза на своего декана. — Вы пропустили уроки во вторник, мисс Грейнджер, — принялась за дело женщина. — Всю эту неделю вы вели себя крайне странно. Вот. Она достала пергамент. — Это ваш тест. Я поставила вам «тролль», мисс Грейнджер, вы понимаете это? Она это понимала. Что она еще могла ей поставить, если Гермиона сдала ей пустой пергамент? — Да, профессор, понимаю. — Что с вами? Вы заболели? Заболела. Малфоем. И Меткой. И Волан-де-Мортом. И один только Мерлин знает, чем еще она больна. — Нет. — Мисс Грейнджер, вы только что пытались положить учебники в закрытую сумку, — заметила Макгонагалл. — Вы этого даже не заметили. Ну и что ей на это ответить? То, что она сходит с ума? Или то, что она не может ни о чем думать, потому что внутри нее живет такой всепоглощающий страх, мешающий мыслить? — Я не смогу это объяснить. — Вы все-таки постарайтесь. — Я уже говорила об этом с профессором Дамблдором сегодня утром. — Вот как… — похоже, такого ответа профессор не ожидала. — Могу я идти? — спросила Гермиона и, не дожидаясь ответа, схватила свою сумку, сгребла с парты вещи и вышла из кабинета. — Гермиона, — Гарри поймал ее за локоть, — все в порядке? Да почему все сегодня спрашивают именно это? Гарри-то должен понимать, что ничего не в порядке. — Макгонагалл что-нибудь знает? — спросил в свою очередь Рон. — Нет, точно не знает, — уверила его Гермиона, хотя самой ей было в общем-то наплевать, знает она или нет. — Знаете, мне пора… Сейчас еще и отработка у Хагрида. — Знаешь что? Мы пойдем с тобой, — заявил Рон. — Да, и будем отрабатывать втроем. Может, за это Хагрид снимет с тебя два дня наказания? — подхватил Гарри. Гермиона согласилась. По правде говоря, она считала, что ей сейчас лучше не быть одной, иначе она точно сойдет с ума. Рон и Гарри весь вечер отвлекали ее, занимали какими-то несущественными разговорами. Хагрид, хоть и не зная, в чем дело, тоже старался поднять ей настроение. От этого становилось легче, не намного, но легче. А потом отработка закончилась, и начался ужин. И стоило ей взглянуть на слизеринский стол, как настроение резко упало. Пэнси Паркинсон сидела за столом с таким видом, словно только что перенесла серьезную болезнь. Уж слишком неестественно бледным было ее лицо. Гермиона старалась не думать о Малфое, честно, с самого утра старалась не думать. Но все было бесполезно. Она не знала, чего именно боится. Того, что на ее руке появится проклятая Метка, или того, что Волан-де-Морт может сделать с ним. Ведь ехать туда сейчас, когда план Волан-де-Морта провалился, было крайне опасно. Малфой не был связан с Поттером, а это означает, что Волан-де-Морту он может быть больше и не нужен. Она ненавидела эти мысли, они словно грызли ее изнутри, но никак не могла прекратить их беспорядочный поток. Она боялась за него, за себя, за них. Потому что Малфой с некоторых пор стал неотъемлемой частью ее жизни, причем довольно большой частью. А вот Гарри и Рон явно волновались только за нее. А что будет с ними, с их дружбой, если она проснется с Черной Меткой на руке? Сможет ли Гарри так же смотреть на нее, зная, что она носит знак Темного Лорда? Ужасные мысли. Словно она уже смирилась, словно уже приняла это как должное. Она сидела на кровати и не знала, как заставить себя заснуть. Ведь понятно и так, что она увидит во сне. Раздался настойчивый стук в дверь. Гермиона подошла и открыла ее. Но за дверью никого не оказалось. Она нахмурилась, закрывая ее, но до конца закрыть дверь ей не удалось. Как будто кто-то невидимый подставил ногу, чтобы ей помешать. И тут же перед ней возникли Рон и Гарри со спальниками в руках. — Ты так и будешь держать нас на пороге или все-таки впустишь? — осведомился Рон. — Потому что если кто-нибудь увидит, что мы во время отбоя ошиваемся около твоей спальни… Гермиона послушно отступила, пропуская их внутрь. — Что вы делаете? — спросила она, наблюдая, как они расстилают спальники на полу. — Это разве не очевидно? — спросил Рон, закатив глаза. — Собираемся ложиться спать. — Но… — Сначала мы собирались лечь вместе с тобой на кровать, но потом подумали, что втроем нам там будет неудобно, — продолжал объяснять Рон. Гарри в это время энергично кивал, подтверждая его слова. — Поэтому мы и решили взять с собой спальники. Гениально, не правда ли? — Но почему вы надумали ночевать в моей комнате, когда у вас есть своя спальня? Причем у тебя, Рон, она отдельная, как и у всех старост. — Ну что за человек! — Рон недовольно фыркнул. — Нет чтобы помочь, она будет нас отчитывать. — Никто вас не отчитывает… — Гермиона, — Гарри выпрямился. — Мы решили, что сегодня тебе лучше поспать с нами. — И почему это? — Потому что я по себе знаю, что в таком состоянии одному спать просто ужасно. Гермиона хотела спросить что-то еще, но Рон ей этого не позволил. Он достал откуда-то свою зубную щетку и полотенце. — Раз уж мы у тебя, я воспользуюсь твоей ванной, а то в моей комнате труба протекает, а стоять в очереди в общую ванную я не намерен. — Да, конечно, Рон. Он скрылся в ванной. Вскоре оттуда послышались звуки льющейся воды. И голос Рона, что-то напевающий. — Не обращай внимания, он всегда поет в душе, — ответил Гарри на ее изумленный взгляд. Гермиона фыркнула. Гарри сел на свой спальник и сделал приглашающий жест рукой. Гермиона присела рядом. — Помнишь, как Рон говорил нам, что собирается уйти из школы? — Помню, — Гермиона бросила недовольный взгляд в сторону ванны. — Я думаю, что, может, мне тоже?.. — Гарри, — Гермиона непонимающе уставилась на него. — Подумай, Гермиона, кому лучше оттого, что я сижу в школе? — Тебе, Гарри, тебе лучше, — Гермиона ткнула пальцем ему в грудь, — тут безопасней. — Ну и что? Волан-де-Морт-то по-прежнему жив. — И что? Это как-то изменится в связи с твоим уходом из школы? — Да, по крайней мере, я не буду сидеть без дела. — И что же ты будешь делать? — Гермиона понимала, что его идея просто трещит по швам, но он просто не может сдаться. Это же Гарри Поттер. — Ну, постараюсь сделать что-нибудь полезное. Буду помогать Ордену. — Да ты даже магией-то пользоваться не сможешь! — Можно делать что-то полезное и без магии. — Гарри, это бред. Если бы тебе не нужно было быть в школе, Дамблдор бы… — Дамблдор ничего не делает, — перебил ее Гарри. — Нет… Их разговор прервал Рон, вышедший из ванной. Он все еще напевал какую-то мелодию, но, увидев их серьезные лица, замолк. — Что вы так смотрите? Что-то не так? — Нет, все так, Рон. И ты мог бы потрудиться одеться в ванной, а не разгуливать по моей комнате в полотенце, — недовольно проговорила Гермиона. Рон почувствовал себя оскорбленным. Что-то недовольно бурча, он вернулся в ванную и вышел оттуда уже одетым. — Теперь все нормально? — нахмурился он. — Да. — А я бы еще про пижаму отметил. Эти мишки… — Гарри от души веселился. Словно и не было этого странного разговора пару минут назад. Рон запустил в него подушкой.***
«Грейнджер», — услышала она и тут же напряглась, как струна. Котел выпал из рук, звонко ударившись о пол. «Малфой?» «Ты ожидала услышать кого-то другого? Надо же, меня не было всего полтора дня, а ты уже успела связать себя заклятием с кем-то еще?» Гермиона все никак не могла прийти в себя, справиться с потрясением, поэтому не ответила ему. Ее сердце билось где-то в районе горла. И как он умудряется говорить что-то подобное после всего, что она пережила за эти выходные? Которые, кстати, еще не закончились, по крайней мере, Снейп решил, что отработка полезна и по воскресеньям. Но как? Как такое может быть? Почему у него такое хорошее настроение? А Метка? Она уставилась на свои руки, но они по-прежнему были «чистыми». Она не чувствовала ничего, никакой боли в области предплечья. — Мисс Грейнджер, — Снейп уставился на нее, — вы что, уже помыли все котлы? Почему вы прекратили работу? «Малфой, ты уже в школе?» «А ты сообразительна…» «Где?» «Пока что я только подхожу к главному входу». — Профессор, могу я выйти? — спросила она, уже подскакивая на ноги. — Что-то не так с выделительной системой, мисс Грейнджер? — уточнил Снейп, приподнимая брови. Сидящий за соседней партой Блейз прыснул. — Да, — ляпнула Гермиона. — Ну ладно, можете выйти, — согласился Снейп, явно собой довольный. Гермиона вылетела из класса и кинулась к выходу. Никогда раньше она не бегала настолько быстро. Она была лишь в десяти метрах от дверей, когда они медленно отворились, впуская Малфоя. Гермиона резко остановилась, уставившись на него. Он выглядел… счастливым? Она просто стояла и смотрела на него. А он все ждал, когда же она что-нибудь сделает. Он ждал, что она наорет на него или хотя бы просто что-нибудь скажет. Но она молчала. Он вдруг отметил, что тоже замер не в силах двинуться с места. Он словно попал в капкан ее глаз. В них было так много всего. Пожалуй, слишком много. Какая-то невероятная сила заставила его поднять руки. Он медленно скинул с себя мантию. Гермиона смотрела, как его дорожная мантия падает на пол. Как он медленно закатывает рукава. Она уже знала, что это значит. Но ее сердце все равно замерло. Она должна была это увидеть. Увидеть своими глазами. Он закатал один рукав, затем другой. Она видела его бледную кожу и… ничего. Никакой Метки. Она вскрикнула и кинулась к нему. Она налетела на него, чуть не сбив с ног, обвивая руками его шею. — Грейнджер, — прошептал он, уткнувшись ей в волосы. — Неужели ты так рада меня видеть? Она предпочла не отвечать. Ему не удастся испортить ей настроение. Пусть даже не мечтает. Она чуть отстранилась от него. — Какая же ты оказывается красивая, Грейнджер, — проговорил он насмешливо. Только Малфой мог говорить комплименты таким тоном. Если это вообще был комплимент. — Что за бред ты несешь? — Гермиона изо всех сил старалась не расхохотаться. — Говорю все, что приходит в голову. — Но почему Метка?.. — Ты ведь сдержала обещание, не так ли? Она кивнула. Малфой наклонился и поднял с пола свою мантию. — На этот раз мне просто повезло, — начал он. — Я приехал в поместье, и отец тут же торжественно заявил мне, что вечером состоится мое посвящение. Весь день он готовился к этому, проводил мне инструктаж, как я должен буду себя вести. Народу к вечеру прибыло много, очень много. Отец решил сделать из этого грандиозное событие. Настоящий праздник, — его лицо перекосило от отвращения, и перед глазами Гермионы замелькали картинки. Огромный зал, освещаемый лишь расставленными вокруг свечами. Люди, много людей, все в черных мантиях и с этими неестественными улыбками. Они пришли лишь для того, чтобы насладиться этим спектаклем, организованным Люциусом. — Я хотел перед этим хотя бы увидеть мать, но выяснилось, что ее в поместье нет. Люциус сделал это специально, чтобы она не пыталась меня отговорить, — он поморщился, — а потом, когда пришло время, я спустился вниз. Я шел сквозь ряды этих людей и не мог понять, что я здесь делаю. Она чувствовала все то, что он чувствовал тогда. Страх, гнев, отвращение, злость, боль. — А потом… Вот уж лицо было у Люциуса. Он просто не пришел. Тот, ради которого все это и было организовано, не появился. Не посчитал нужным. А без него мое посвящение было невозможным. — Но как? — Он прислал что-то вроде сообщения через Метки, что сейчас слишком занят. У него нет времени. Он сказал, что сделать это можно и в следующий раз. Гермиона не могла поверить своим ушам. Этого просто не может быть. Она проникла в его сознание, чтобы убедиться, но это было правдой. Им повезло. Просто жутко повезло. Это было чудо.