Ошибка

В его комнату проникает мягкий лунный свет. Тени от деревьев во дворе чуть подрагивают на полу и страницах, отвлекая от чтения. Кагая редко спит по ночам, он чаще проводит их с книгами. Он медленно встает, оперевшись на маленький столик. Не сказать, что его болезнь очень сильно мешает ему жить, только делает слабее. Но со временем он привык даже к мысли о том, что умрет через пару лет. В детстве, в подростковом возрасте он этого даже не боялся — тогда казалось, что даже до шестнадцати доживать долго и сложно, что уж говорить о двадцати. Тем более когда он даже катану поднять не может. Он подходит к сёдзи, собираясь прикрыть их, но вдруг настораживается. Что-то не так. Сейчас должно что-то случиться... И правда — в паре метров от него, словно из ниоткуда, появляется темный силуэт, пока еще скрытый тенью. Он выходит на лунный свет. Перед Кагаей стоит высокий мужчина. Его одежда очень изящна, хоть это и простой костюм, состоящий из черных брюк, пиджака и рубашки. Темные, чуть вьющиеся волосы на голове прикрывала белая шляпа. Он бы выглядел вполне обычно, если бы не снежно-белая кожа и ярко-алые глаза. И отливающие синевой длинные, острые ногти на руках. Губы были растянуты в легкой улыбке. Видимо, он был доволен. — Кибутсуджи Мудзан, — Кагая не видел его никогда раньше, но уверен в своих словах. Никто из демонов не смог бы просто так появиться перед его домом. Кроме него. — Убуяшики Кагая, — демон чуть склонил голову, приветствуя. На лице все еще была довольная улыбка, что создавало полное ощущение, что это жест — скорее издевка, чем вежливость. — Не могу сказать, что очень рад нашей встрече, — Кагая протягивает руку и опирается на сёдзи. Было бы гораздо лучше сесть сейчас, но... Наверное не стоит. — Но мне приятно познакомиться с вами. — Взаимно, — демон усмехается и, не спросив разрешения, запрыгивает на крыльцо дома. — Быть может вам лучше сесть? Я знаю, вы больны. Издевается. Во многом из-за него мужчины семьи Убуяшики обычно не доживают и до тридцати, тогда как Кибутсуджи может пострадать лишь от солнца и клинков охотников. — Боюсь это не очень вежливо. Губы Кагаи трогает легкая улыбка. Он чуть прищуривает глаза, поправляя волосы, спадающие на лицо. Тяжелые прямые пряди почти всегда хорошо выглядят, за ними не нужно особенно ухаживать, но они все равно мешают. Кагая невольно думает о том, насколько, наверное, неудобно Мудзану с кудрявыми волосами. Хотя нет, он же может менять облик. Значит сам так хочет. — Я могу спросить, зачем вы здесь? — Убуяшики говорит как всегда негромко. Его мягкий голос отдается чем-то вроде эха в полупустой комнате. — Просто познакомиться, — Мудзан усмехается и поправляет шляпу на голове. Все также с издевкой кланяется и, повернувшись на каблуках, спрыгивает с крыльца. — Знакомство окончено, видимо, я вас раздражаю. Может еще как-нибудь увидимся. Кагая видит, что гость исчез. Он почти падает на пол. Побелевшие пальцы все еще сжимают сёдзи, которые он так и не закрыл. Из горла рвется хриплый кашель, который он пытается заглушить, закрыв низ лица ладонью. Вот только личных встреч с Кибутсуджи Мудзаном ему не хватало. *** Он приходит снова через пару месяцев. Снова с улыбкой на лице — такое ощущение, что ему ужасно нравится заставлять Кагаю нервничать. Особенно когда тот старательно делает вид, что болезнь не прогрессирует и он прекрасно себя чувствует. — Ты, кажется, не рад меня видеть? Демон садится на крыльцо рядом с Убуяшики, наблюдая за тем, как его лицо становится еще бледнее. Кагая еле заметно прикусывает нижнюю губу и немного отодвигается. Их обоих освещает серебристый лунный свет, в котором кожа Мудзана выглядит еще более белой, а сиреневатые следы болезни на лице Кагаи выделяются еще сильнее. — Зачем ты пришел? — вопросом на вопрос отвечает Убуяшики. Ему не нравится общаться с почти незнакомым человеком (ну, демоном, да) на «ты», но Мудзан начал первый. Стараясь отогнать мысли о том, что он сейчас думает немного по-детски, Кагая снова поправляет идеально лежащие волосы. Ну нужно же занять чем-то руки. — Поговорить, — почти шепотом тянет Мудзан. Он садится, скрестив ноги, и кладет ладони на щиколотки, чуть потирая их. Он старательно разглядывает свои ногти, видимо, чтобы не рассматривать главу охотников. Потому что хочется. Хоть часть лица Кагаи и выглядит необычно (это еще мягко сказано) из-за болезни, но в остальном он красив. — Только не знаю о чем. — Кибутсуджи Мудзану настолько скучно, что он пришел ко мне? — Кагая тихо фыркает, а его губы растягиваются в улыбке. У Мудзана чуть не вырывается что-то вроде «Да как ты угадал». Или «У меня много дел, но мне захотелось поговорить, а почему именно с тобой не знаю». Что именно он хотел сказать он даже сам решить не смог, но к счастью (вероятно) сумел остановиться. Единственное, от чего он не смог удержаться — улыбка. Широкая, веселая. Необычная. *** Мудзан любил читать. Кагая тоже. Они любили смотреть на ночное небо почти одинаково сильно, хоть один из них и забыл почти, как выглядит дневное. Они любили бумажные фонарики и фестивали. А еще Мудзан любил цветы. Те, кого демоны и охотники, обладая единой точкой зрения лишь в одном вопросе, считали абсолютными противоположностями, оказались слишком похожи. А через пару месяцев постоянных встреч на темы «Кагая мне стало скучно», «Кагая, мои демоны слишком тупые», «Кагая, давай поговорим», а также «Ну просто потому что» стало очевидно, что единственным их отличием было отношение к окружающим. Кагая любил людей, но про Мудзана даже нельзя было пошутить на тему «вы просто не умеете их готовить». Убуяшики в одну из их первых встреч попытался. Посмеялись, конечно, оба, но шутка получилась немного странной. И когда окончательно дошел смысл сказанной фразы, не понравилась именно Кагае, тогда как Кибутсуджи, кажется, даже собрался записать куда-то, чтобы не забыть. Мудзан вообще любил запоминать моменты, связанные с Кагаей. То, как он смеется, то, как он улыбается, как шутит. Он старался запомнить самого Кагаю. Он не хотел задумываться над причиной, чтобы не обнаружить в себе что-нибудь еще более необычное, чем желание увидиться с кем-то. Демон боялся, что когда человек умрет, он слишком быстро его забудет. Кагае, кажется, с каждым днем становилось все хуже. Он видел, что Мудзан ему сочувствует и это... Это не было неприятно, скорее становилось жаль, что ему даже Кибутсуджи вряд ли сможет помочь. И демону было жаль? Убуяшики старался не думать об этом. Если Мудзану и было жаль, если Мудзан и нравился ему (он уже не мог это отрицать), он все еще оставался его врагом. Он все еще оставался демоном, против которого он каждый день боролся. И с которым почти каждую ночь разговаривал до рассвета. И из-за этого Кагая сам не понимал, как к нему относится. И это было немного страшно. — О чем задумался? — Мудзан наклоняет голову к плечу. Сегодня на нем белая (вот это поворот) рубашка с белыми же брюками. Но он все равно сидит на крыльце просто так, не боясь испачкать одежду. — Врач сказал, что я скоро ослепну, — фраза, давно мучившая его, сама слетает с губ. Он не хотел говорить об этом никому, кроме Аманэ и тем более не Мудзану. Не потому что стыдился этого или боялся жалости. Нет, он скорее ждал, что Мудзана это рассмешит. — Не бойся, — Кибутсуджи с легкой улыбкой на губах подается вперед, ближе к нему. — Это не сделает тебя хуже. Нисколько. — Я не этого боюсь, — Кагая чуть наклоняет голову, стараясь скрыть смущение. Он не такого ожидал. Чего угодно, но точно не такого. — Я боюсь, что стану еще более бесполезным, чем сейчас. — Но ты не бесполезен, — Мудзан кладет руку ему на плечо, разворачивая к себе. — Ты думаешь? — Я уверен. Кагая делает глубокий вдох и резко отворачивается, почти чувствуя, как горят его щеки. Он прикусывает нижнюю губу и судорожно сжимает ладони на коленях в кулаки. Мало для кого фраза «ты не бесполезен» является комплиментом, но Кагая определенно входит в это число. Особенно если это сказал Мудзан. Еще раз глубоко вздохнув, он поднимает голову, максимально непринужденно (ему так кажется) оглядывая ночное небо. — Луна сегодня красивая, — это единственная фраза, которую выдает его мозг, все еще находящийся в смущенной панике. — Согласен. Тихий, бархатистый голос Мудзана слышится совсем рядом. Кагая поворачивает голову, опустив глаза на колени. Чужая ладонь с длинными холодными пальцами и острыми ногтями аккуратно касается его щеки, ведет по ней немного, а потом медленно поднимает его лицо за подбородок. Кагая сталкивается взглядом с ярко-алыми глазами напротив, а потом его целуют. Мягко, осторожно, лишь немного облизывая нижнюю губу, словно тот, кто это делает, неуверен в его согласии. Кагая не отстраняется, а лишь прикрывает глаза и кладет одну ладонь на чужое плечо, словно разрешая продолжать. В ответ на это его губу чуть прикусывают, а язык Мудзана проникает в его рот, вылизывая небо, проходясь по ряду зубов. Отбирая стремительно заканчивающийся воздух из легких, так, что ускоряется сердцебиение и щеки теперь уже не просто чуть розоватые, а ярко-алые. И пальцы дрожат немного. Когда они отрываются друг от друга, Кагая приоткрывает глаза, сразу же опуская взгляд. Он смущен и смущается еще сильнее от того, что это заметно. Он слышит тихий, счастливый смех Мудзана рядом и улыбается сам. — Ты выглядишь так, как будто тебя никогда не целовали, — Кибутсуджи склоняет голову к плечу и чуть хмурится. — Пару раз было, но не так, — после этих слов Кагая, кажется, краснеет еще сильнее. Мудзан рядом снова тихо смеется, а Убуяшики искренне надеется, что просить, чтобы его поцеловали так еще раз, не придется и демон сам догадается, что ему понравилось. *** Кагая чувствует мягкий ночной ветерок у себя на щеке. Он слышит тихий шелест деревьев. Ощущает слабый аромат цветов. Он видит перед собой абсолютно пустую черноту даже с открытыми глазами. И чувствует, как по его щекам катятся слезы. — Кагая, что с тобой? Он запоздало понимает, что слышал стук каблуков по деревянному полу. И что сейчас его осторожно придерживают за плечи. — Мудзан? — спрашивает просто так. Ни у кого больше нет такого приятного голоса и таких холодных рук. Вместо ответа его мягко целуют, убрав волосы с лица. На его щеки ложатся чужие ладони, смахивая слезы. Кагая прикрывает глаза, сжав руки в кулаки, и тихо произносит: — Я же говорил, что скоро ослепну. — А я говорил, что от этого ты не станешь хуже. Кагая лишь качает головой. Он и сам понимает, что думать он может и слепым, а планы за него могут рисовать дети по его указаниям. Что если будет нужно, его будут сопровождать и он сможет ходить на кладбище охотников, как и раньше. Но ему было жаль, что теперь он не сможет увидеть Мудзана. — Я не смогу читать, — Кагая говорит это так, словно это является главной причиной того, что он плачет. Но Мудзана это не обманывает. — Я буду читать тебе вслух, — Кибутсуджи улыбается, а Убуяшики почти видит это. Почти. Только как воспоминание о многих таких же улыбках. — Но... — Тише, — Мудзан прикладывает палец к его губам. — Не волнуйся об этом, прошу. После этих слов он придвигается ближе к Кагае. Кладет руки на плечи, спускается ими чуть ниже, а потом мягко прижимает к себе. Чувствует, как Убуяшики цепляется пальцами за его плечи, сжимая ткань пиджака, и обнимает еще крепче, кладя ладонь на чужой затылок и начиная перебирать длинные, прямые волосы. Тихо шепчет, стараясь успокоить: — Все будет хорошо, обещаю. *** — Кагая, мне кажется, я знаю лекарство. Мудзан лежит на коленях Убуяшики, пока тот аккуратно перебирает его кудрявые волосы. Губы главы охотников тронуты теплой улыбкой, которая становится чуть грустной после этих слов. — Сомневаюсь, — Кагая качает головой. — Наша семья несколько веков искала его. У нас всегда было много денег, так что это не было проблемой, но даже так... Его нельзя купить, потому что его просто нет. — Есть. Его действительно нельзя купить, — озаренный внезапной мыслью, Мудзан поднимает голову с его коленей и садится рядом. — Но для меня достать его — не проблема. Единственное, я сомневаюсь, что тебе оно понравится. — И что за лекарство? — Кагаю охватывает любопытство, хоть он и сомневается в словах Мудзана. — Моя кровь. — Нет, — Убуяшики резко качает головой. Прикрывает глаза на пару секунд, собираясь с мыслями. — Ты же понимаешь, что я не могу. — Но почему, ведь... — Нет. *** — Я уверен, что это поможет... — А я уже говорил, что не могу! Мудзан в первый раз видит Кагаю раздраженным. Он нахмурился, глаза чуть прищурены, а обычно успокаивающий голос звучит почти зло. — Но почему? — Мудзан пробует добиться ответа еще раз. Сотый уже, наверное, раз он пытается уговорить Кагаю взять его кровь и стать демоном. Ведь решатся все проблемы! И болезнь, и то, что Кибутсуджи боится теперь оставаться один, и проблема их тайных встреч. Все и сразу. Он не понимал, почему Убуяшики раз за разом отказывается. — Понимаешь... — Кагая вздыхает и все-таки успокаивается. Он не может долго злиться (тем более на Мудзана) даже по такому важному поводу. Гораздо лучше все просто объяснить, но становится страшно. Потому что когда нужно объяснять нужно и задумываться о том, правдивы ли твои слова. А Кагая давно уже понимал, что умирать, тем более медленно от мучительной болезни он боится. — Я глава охотников на демонов. Они все верят мне, а я люблю их всех. И столпов, и тех, кто самых низших рангов. Всех. И я чувствую свою ответственность. Как я могу... Бросить их и стать тем, против кого я призывал бороться столько времени? — Да, но... — Мудзан вздыхает. Протягивает руки и берет теплые ладони Кагаи в свои. — Ты столько времени все делал лишь для них, разве тебе не хочется сделать что-то, из-за чего стало бы хорошо тебе? Только тебе и мне. Побудь эгоистом хоть раз в жизни. — Я не могу, я... — Если не можешь ради себя, то подумай обо мне, — Мудзан прибегает к другому способу — доказать Кагае, что став демоном он сможет осчастливить кого-нибудь. — Пока ты жив, ты не нападаешь на меня, а я на тебя. После твоей смерти Столпы не смогут даже составить нормальный план нападения. То есть меня даже не убьют и мне придётся жить еще пару тысяч лет в одиночестве. — Я не настолько важен для тебя, чтобы... — Настолько, — Мудзан сжимает ладони Кагаи так, словно это поможет убедить его. — Но демоны... Они же... — Кагая, не закончив предложения, качает головой. — Я не смогу убивать людей. — Я знаю, — Мудзан кивает. Он прекрасно понимает, что даже будучи демоном Убуяшики останется человечнее большинства людей. И что он ни за что не будет причинять боль другим. — Тогда зачем просишь об этом? — Кагая хмурится и чуть наклоняет голову. — Ты такой хрупкий, — Мудзан ведет пальцем по его щеке. Случайно чуть задевает пораженную болезнью кожу и Кагая резко вдыхает, сдерживая стон боли, словно в подтверждение слов демона. — Я хочу защищать тебя. — Я боюсь выбирать легкий путь, который ты мне предлагаешь. Мудзан ничего не отвечает. От берет с небольшого столика рядом чистый стакан, в котором раньше была вода, осторожно протирает его. Потом закатывает рукав и ногтем делает разрез на запястье. Тяжелые, густые капли крови падают на дно стакана, окрашивая его в темно-красный. — Что ты делаешь? — Вот здесь, — Мудзан берет ладонь Кагаи и подносит ее к стакану, дав коснуться. — Моя кровь. Я сейчас уйду и подожду тебя около дома. Прошу тебя, прими правильное решение. — Мне кажется сейчас любое будет ошибкой. — Тогда сделай правильную ошибку. Мудзан встает. На его запястье остался лишь светло-розовый след, который сойдет через пару минут. Он поднимает с пола шляпу и надевает ее, убирая кудри с лица. — Если бы ты сейчас остался и продолжил просить меня, мне было бы проще отказать, — Кагая выглядит почти несчастным. — Именно поэтому я ухожу. Кагая слышит тихий стук каблуков по полу. Когда он прекращается, Убуяшики понимает, что Мудзан действительно ушел. Он роняет голову на руки, дрожа всем телом. Он вообще не понимает, что делать. Да, он боится умирать. Но он не может бросить своих охотников. Но он не хочет, чтобы Мудзан провел в одиночестве остаток слишком длинной жизни. Но он никогда не сможет убить человека. По его щекам текут слезы. Кагая редко плачет, но сейчас в нем слишком много эмоций, чтобы держать их в себе. Слишком много противоречий. Слишком много такого неправильного желания жить и быть рядом с Мудзаном. Кагая дрожащей рукой тянется к стакану. Чуть не роняет его, но все-таки берет в руки и медленно подносит ко рту. Густая, вязкая жидкость с тяжелым вкусом течет в горло, почти вызывая тошноту. Его тело словно горит, а почему-то ослабевшие ладони роняют стакан. Он почти задыхается. Спустя минуту все резко приходит в норму. А потом мир из черного становится цветным.